В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 167

Первые хижины, неясно темнеющие в предрассветном зареве, начали появляться одна за другой, еще спящие, еще темные и холодные, но Саске не стал пережидать до того времени, когда первые крестьяне погонят своих волов на залитые разлившейся от грозы рекой луга, пока еще не совсем похолодало. С наступлением декабря станет невозможным разгуливать в одной рубашке и пасти скот. Поэтому до последнего дня, пока еще это было возможно, крестьяне упорно гнали животных из их хлевов каждое утро и загоняли их обратно каждый вечер.

Вот-вот наступит холодная зима с затяжными дождями по несколько месяцев, даже сейчас днем уже не так тепло, как было раньше, ливни были холодные и промозглые, а ночи с каждым разом становились все жестче и жестче.

Саске, от холода не чувствуя пальцев ног, кое-как дошел до одной из хижин, кулаком устало ударяя по массивной деревянной калитке, плотно запертой на ночь. В доме не сразу отозвались сонные жильцы, пришлось еще два раза постучаться и даже хрипло крикнуть, рискуя разбудить соседей, но старые деревянные седзи, тяжелые и скрипучие, наконец-то открылись, в темном проходе показалась невысокая темноволосая девушка со свечой, укутанная в огромное покрывало поверх юкато. Она дрожала, босыми ногами перебегая двор своего бедного дома, пока не подбежала к калитке и как только узнала черты изможденного и поцарапанного лица Саске, сразу поклонилась и немедленно впустила своего гостя, тихо и с испугом спрашивая: что же произошло? Однако тот не стал рассказывать, прося его отвести к старухе, искони продающей специализированное оружие клану Учиха. Ее внучка не стала больше ни о чем спрашивать, понимая не лучшее состояние своего старого и раннее частого гостя: она провела Саске в дом и растолкала старуху, которая, узнав, что за посетитель постучался к ним на рассвете, ужасно обрадовалась, вставая с нагретого футона.

Саске встретили с домашним теплом. Раньше, в детстве, он с братом часто ходил сюда по поручениям клана, старуха с ее внучкой были ему как старые знакомые — родными и близкими людьми, единственными союзниками, кому еще можно было доверять. Саске вкратце рассказал о том, что с ним случилось, и попросил о немногом: об одежде, оружие и пище, которые он готов был купить, а так же о коне. Старуха не захотела слушать ничего о деньгах, встречая Саске как своего внука.

Ему сразу же предоставили купальню, пищу, воду, одежду, оружие и даже предложили поспать, но Саске не согласился, ограничиваясь лишь мытьем, покупкой оружия с одеждой и скромным завтраком: он как сумасшедший спешил быстрее отправиться в путь.

Солнце взошло на небо, деревня проснулось, девушка была отправлена искать лошадь, а старуха тем временем лечила многочисленные повреждения Саске, перевязывая его ранения и замазывая каждую царапину и кровоподтек; Саске только изредка шипел и фыркал от боли, но его как малого ребенка ударяли промеж лопаток; кошки то и дело прыгали с его коленей на пол и с пола на его колени, ложась на них или потираясь головой о локоть, прося об ответной ласке. Саске это раздражало, он ребенком постоянно гонял здешних надоедливых кошек, но во всяком случае он пока что чувствовал себя спокойно: ему дали полную возможность восстановиться и, если что, укрыться от преследователей.

Тяжелый и настойчивый запах травяной мази, которую ему втирали в кожу, треск огня в очаге, согревающего простуженные разбитые ноги, старые и теплые руки, залечивающие раны, — Саске казалось, что он дома, у себя. Казалось, что это его кухня, его мать сейчас как раньше, прикладывая к делу все свое мастерство и любовь, накладывает повязки, и вот-вот, сейчас глаза Саске откроются, и он увидит свой дом, но… ему и так было хорошо, с закрытыми глазами проваливаться в прошлое и представлять, представлять, представлять.

Теперь ему оставалось лишь это.

Лошадь, приведенная к порогу, была дешевой, но молодой, полной сил, дряхлый старик даже не стал торговаться за бóльшую цену: ему, почти мертвецу без родных и наследников, было ни к чему богатство, пришедшее неожиданно перед смертью. Саске, расплатившись за кров, лекарства, пищу и одежду, накинул на свои плечи плащ и, чувствуя, как после отдыха и пищи к нему вернулись прежние силы и бодрость, вскочил на лошадь, дергая ее за повода.

Та, как будто недовольная грубостью, строптиво фыркнула и заражала, но все же, ударяя копытами землю, поскакала, быстро унося Саске навсегда прочь от окраин Скрытого Листа, в котором немногие выжившие пытались спастись и спасти своих товарищей.

Среди тех немногих выживших была Команда семь.

***

Чтобы добраться до места своего назначения Саске потребовалось на сей раз не так много времени: с кобылой он смог доехать до маленького города на границе Страны Земли за четыре дня, учитывая ночи, которыми почти насмерть загонял лошадь, доводя ее до того состояния, когда она, крупно дыша и вздрагивая мокрыми округлыми боками, останавливалась, отказываясь ступать дальше даже под ударами плетью.

Саске тревожило не только свое внутреннее самочувствие, неприятное состояние отрешенности, негармоничности и опустошенности, которые не сглаживались ничем, даже временем. Но его при этом волновало больше другое.

Когда-то Саске очнулся и почувствовал, что он — мститель. Это неизгладимое ничем ощущение не отпускало его и сейчас, становясь главной проблемой его состояния и причиной чудовищной опустошенности внутри, граничащей с жестокостью.

Саске понимал, что вряд ли теперь изменится, но в то же время он всегда знал и чувствовал, что эта черта всегда жила в нем глубоко внутри, просто он ей не жил за ненадобностью. Возможно, и сейчас, когда Итачи будет рядом, он, наконец, перестанет ей существовать?

А еще Саске волновала и другая вещь: найдет ли он Итачи, и главное, в каком состоянии?

И что тот скажет, когда обо всем узнает?

Следуя указаниям Неджи, Саске нашел тот самый город, нашел разлитую реку по полям и огромные заросли репейника. Чтобы сократить путь, он не останавливался ни в одной деревне по пути, только один раз снова в Отафуку, и то, потому что запас еды закончился. Там в таверне, где было темно и сыро, и ужасно навязчиво пахло сухими травами, какие-то люди в полголоса обсуждали трагедию, которая случилась в Конохе: нового Хокаге убили, а во время грозы, не выдержав напора воды, рухнула старая дамба, позволив реке, переполненной дождями, смести Скрытый Лист и затопить все его постройки с жителями. Очень многие погибли, некоторые выжили, сейчас же, ходили слухи, что там зарождались эпидемии от сырости, грязи и трупов. Саске было, с одной стороны, злорадно безразлично, а, с другой стороны, отчего-то неприятно это слушать, поэтому, поев, он быстро ушел, чтобы больше не слышать ничего о Конохе.

Он не жалел и не начинал о чем-то раскаиваться. Однако неприятный осадок после услышанного все же остался. Просыпающиеся давние чувства к Скрытому Листу? Воспоминания о детстве, проведенном там, о годах учебы и веселья в Команде семь? Кто знает, но Саске стало все сильнее тревожить нечто колючее и едкое, не раскаяние, вовсе нет, а внутреннее сопротивление его жестокости и холодной расчетливости, с которой он уничтожил все, что когда-то любил и чем жил.

Интересно, убив Итачи, он ощущал бы то же самое? Это чувство опустошенности и смутной горечи? Или было бы в сотни раз хуже?

Саске снова, как будто вымещая всю свою злость на себя же за эти глупые мысли, скакал во весь опор, бешено, дико летя по дороге и достигая города, где был или должен был быть Итачи, всего лишь за полдня.

По утоптанным и широким дорогам он решил пройти пешком; оставив лошадь у одного из заборов бедной хижины, у бедняка, который утром потеряет голову от радости при виде такого подарка, Саске отправился бродить по поселку, выискивая то место, которое ему описал Неджи.

Найти постоялый двор не составило большого труда: один из местных, улыбчивый мужчина преклонных лет с маленьким сыном, которого держал за грязную руку, сказал, что здесь не так уж много приезжих, в Страну Земли обычно переходят через крупный торговый город на юге, где находятся посты АНБУ, здесь чаще всего из страны в страну скитаются беглые шиноби, которые и останавливаются в их четырех постоялых дворах. Под описание Саске — «широкое двухэтажное здание с таверной у черного хода» — подходила только одна-единственная гостиница, расположенная за основной чертой города: ею владела чинная вдова, дряблая старуха, наследницей которой была ее внучка, уже жившая со своей семьей и нетерпеливо ожидавшая того момента, когда постоялый двор перейдет в ее руки после смерти гадкой и жадной до денег старухи.