В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 16
«Или не придет, или уже никуда не убежит. Саске, не пойми неправильно. Я тебя не раскрыл, ты показал мне мое уродство. Не ты бы ничего без меня не понял, ты мне раскрыл глаза. Не я тебя связываю, ты меня связал своей силой. Не ты моя собственность, ты сможешь без меня. Я не смогу без твоей силы. Я не смогу без тебя».
Саске застыл, как будто кто-то пригвоздил его к месту катаной. Конечно, естественно, разумеется, после всего того, что было сказано, передумано, сделано, тут не поймет только ребенок. Саске внезапно порывисто вскочил с места, спрыгнув в мокрую зелень и, быстро проскользнув по влажной траве, кинулся к фонтанчику с ледяной водой, окуная туда свои ненароком дрогнувшие пальцы. Резко плеснул воду в свое запылавшее лицо — и замер, оставив похолодевшие ладони на горячих щеках.
Разгоряченное дыхание заставило капли воды, замершие на кончиках пальцев, сорваться вниз, впитываясь в льняную ткань легкого спального юкато.
Саске медленно отвел руки от лица, всматриваясь в тихо журчащий фонтанчик.
Вода красива в свете ночи, в свете луны, в свете тьмы.
«Конечно, все ясно, ясно как день. Смогу ли я это сделать? Ты к этому все вел, брат? Сомневался?».
Саске встал с травы, проклиная насквозь промокшее от росы и фонтана юкато.
Значит, ему нужен ответ? Он его получит.
Саске быстро, почти бегом поперек пересек сад, с топотом, без подготовки заскочил на деревянный порог и на носочках побежал по длинному настилу, пока не нырнул в темный проход дома. Там он, бесшумно, но быстро скользя по полу, рывком, едва ли не с лязгом затормозив, как вкопанный остановился у седзи, решительно сдвигая брови.
Вздохнул и раскрыл полотно, ныряя внутрь.
***
1 — седзи — передвижные перегородки.
2 — вместо подушки в древней Японии использовали валик, положенный на деревянную подложку.
3 — Камидана — алтарь-подставка, на котором находятся символы предков.
4 — хакама — длинные широкие штаны в складку.
Комментарий к Часть 1. Изгнание. Глава 2.
вследствие небольшой правки фика 17.07.2016 г. выдуманные мной имена некоторых персонажей были изменены на имена, используемые непосредственно в аниме или манге. сюжетная линия за счет этого не изменилась.
========== Часть 1. Изгнание. Глава 3. ==========
Время.
Его ничем не остановить, оно неподвластное, непокорное, властное, жестокое и одновременно щадящее. Оно милостивое, благосклонное, но, оглядываясь назад, считая пройденные минуты и секунды, понимаешь — время, ты так жестоко. Все, что ты даришь — счастье, радость, горе, беды, покой — ты на свое усмотрение растягиваешь и замедляешь, ты правишь всем вокруг. Скажи, как начать править тобой? Как сказать тебе: «Остановись!», чтобы ты застыло, чтобы дало все понять, вернуть тебя, насладиться каждым мигом того, что ты уносишь навсегда?
Не покрывай все пеплом небытия. Дай, разреши хоть изредка, хоть во сне овладевать тобой и возвращаться вновь и вновь туда, куда наяву пути нет, и не будет.
Время, Итачи, мой брат, нам было отмерено слишком малое время, но мы и его растеряли, прости меня, брат.
Итачи на пятках сидел на татами, расстилая в прозрачной темноте свой еще собранный с утра футон. Седзи в сад были открыты нараспашку, слабый, едва заметный намек на ветер устремлялся в комнату, овевая обнаженные стопы. В саду снова заквакала, надувая полупрозрачное горло, маленькая и прыткая лягушка, перепрыгивая с листа на лист и разбрызгивая с них опавшую ночью холодную росу.
Саске закрыл за собой седзи, облизывая кончиком языка пересохшие губы, и, сдвинув напряженно брови, решительно отошел от стены, медленным шагом встав посредине комнаты над Итачи, который поднял вверх свою голову, пытаясь разглядеть в темноте лицо своего брата.
Смущен? Будет кричать?
Промолчит и уйдет?
Может, он зол и ударит?
Реакция Саске могла быть непредсказуемой.
Но нет. Саске, мы оба знаем, что ты не поступишь так. Прости, мой брат. Губи меня дальше.
Итачи спокойно в ожидании смотрел на брата, готовый принять любое его действие и слово. Но тот молчал, впиваясь взглядом в Итачи. Молчал, а пальцы то и дело сжимались в бледный кулак и медленно разжимались, словно пытаясь дать разуму быстрее собрать все мысли и подготовить все ответы. Ведь он ворвался сюда, даже не продумав, что скажет.
Итачи, видимо поняв это, отложил на край футона жесткий валик для сна, который прежде собирался положить на деревянную подложку, и, садясь на пятки, снова посмотрел на Саске, только уже тихо разбавил неловкое и напряженное молчание словами:
— Что-то хотел?
Саске тем временем опомнился.
— Я пришел ответить на твой вопрос. Мне не нужно время, чтобы обдумывать что-либо, я уже раньше знал, что сказать.
— Вот как? — Итачи невозмутимо повел бровью. — Неожиданно, но я рад. Я боялся, что напугаю тебя. Как давно ты все понял?
— Давно? Не думаю, что понятие времени тут уместно, — Саске по-прежнему стоял, не двигаясь. От напряжения и невозможной духоты кожа вспотела; сознание внезапно стало работать заторможено и медленно, тягуче, никак не желая связывать несколько простых мыслей в одно большое целое. Но что ж, Итачи сам это затеял, сам решил расшевелить мирный улей. — Ты такой странный. Родители были правы, когда говорили о тебе так. Ты никогда и ни в чем не желаешь поступать как нормальный, обычный человек, словно думаешь, что все житейские мысли и поступки ниже тебя. Какое самомнение, какое чертово самолюбие! Ненавижу его в тебе. Тебе нужно все не так, даже обычные человеческие желания, которые тебя посетили, тебе тоже не нужны просто так. Тебе нужен твой родной брат. Да, я… я не был бы рад, если бы ты женился на той девке, но решил пойти так далеко. Ты недооценил меня. Ты взбесил меня! Тебе не надо было этого делать, не надо было заставлять меня в реальности пожелать этого, как бы я ни был болен сам. Теперь нет пути назад. Ты отрезал нам все пути назад! И ты спрашиваешь меня, кто окажет тебе столь великую услугу? — Саске искренне пытался унять тяжелое дыхание, по-прежнему, успокаиваясь и держа себя в руках, сжимая и разжимая пальцы; Итачи смотрел со странным задумчивым огоньком в глазах.
— Саске, думаешь, я так был откровенен, потому что недооценил тебя? Издевался над тобой? Я не такой самонадеянный, чтобы провоцировать тебя. Я хочу помочь нам обоим. Иначе мы утопнем.
— Мы утопнем в любом случае! Ты хочешь, чтобы я разделил с тобой все грехи и преступления? Хочешь меня утопить с собой? Обратной дороги не будет, я же понимаю. Никогда не будет нормальной жизни после этого. Мы всегда будем вместе после этого. Хотел бы я сказать: «Почему я?», но тебе безумно повезло, что у тебя сумасшедший младший брат, которому слишком нужен в любом виде его драгоценный нии-сан. Значит, тебе нужен мой ответ? — как заведенный прошипел Саске, закусывая губу. Пальцы снова сжались, в темноте не было видно, как они побелели, как ногти впились в мокрые ладони, оставив белые борозды на коже.
В эту секунду Саске не выдержал. Его колени подогнулись, и он упал на мягкий футон, ловя цепкими пальцами голову брата. Вцепился ими как тисками в виски, изо всех сил, что были в нем, сдавил их, чтобы Итачи почувствовал тягучую волну тупой боли в голове, и в это время Саске впился тому в губы.
Резко, грубо, ненасытно, кусая и хрипло пытаясь отдышаться, он сдавливал их, проталкиваясь языком глубже — обратного пути нет. Он чувствовал рядом Итачи, ощущал его сперва остановившиеся от неожиданности руки на своем теле, его последовавший спокойный и уверенный ответ, остальное вокруг перестало волновать. Пальцы инстинктивно вцепились в темные, разметавшиеся по спине волосы — Боги, какие они прохладные и одновременно теплые, рассыпчатые, нежнее, чем расшитый лилиями шелк на парадных кимоно матери. Саске с наслаждением вбирал губами нижнюю, затем верхнюю губу, кончиком языка дотрагивался до уголка рта и снова целовал глубже, проникая в горячий рот, стараясь поймать каждый едва заметный вздох.