В тени крыл Твоих укрой меня (СИ) - Страница 2

«Люди не меняются» — так трудно было это слышать от самоуверенных, всезнающих философов, когда под боком был выкидыш парадокса. Отец стал совсем другим человеком. Он уже не бросал на своих детей те любящие взгляды, не мог терпеть прикосновения мужа, вечно кричал, что тот сломал ему жизнь. Но этим он сломал его.

— Пак Чимин? Вы меня слышите? — кажется, медбрат-омега уже дважды повторил имя.

— Да…да, — он смущенно пожал плечами, — я задумался, извините.

— Ваш папа теперь в стабильном состоянии, угрозы жизни нет, но с вами хочет поговорить доктор Ким, — и, увидев растерянный взгляд, добавил:

— Солнышко, пойдем со мной.

Услышав знакомое имя, парень на невесомых ногах поплелся за мужчиной в бледно-голубой форме. Миновав несколько поворотов и совершенно бездумно зайдя в очередные белые двери, он замер, ожидая выговор, что не уследил за папой, но тишину нарушил приятный голос молодого человека:

— А, Чимин, проходите-садитесь, — врач улыбнулся какой-то странной улыбкой, и показал на свободное место у него на диване. Он велел медбрату выйти и перевел взгляд на омегу.

— Добрый день, — Чимин не мог больше ничего из себя выдавить, и уставился взглядом в бейджик на грудном кармане мужчины. Ким Намджун — трудно повернуть язык, чтобы произнести, да и губы пересохли.

— Чимини, — доктор выдохнул.

Ким Намджун — очаровательный молодой человек с светлыми волосами и приятным ароматом бергамота. Мечта многих омег, а его глаза так и излучали тепло, на хороший контур пухлых губ хотелось смотреть не отрываясь.

— Чим, на этот раз все обошлось, но на следующий раз может так случиться, что никого рядом не будет, и никто не успеет предоставить господину Паку первую медицинскую помощь. Кстати, можешь поблагодарить того парня, брюнета в приемной. Мне очень жаль это говорить, но ты должен подписать согласие на принудительное содержание и лечение, пойми ты, что юридическая сторона вопроса не заставит себя ждать, и либо ты увидишь папу за решеткой, или он, с твоей помощью и поддержкой, вылечится и будет полноценной единицей общества, — врач не кричал, не говорил с нареканиями, он просто хотел как лучше, и это чувствовалось всеми фибрами души, но сложно было выдавить из себя кивок или слова. Хотелось получить еще время, хотелось безбожно его тянуть, потому что если согласиться, то папочку заберут и уже не будет его прежнего.

Каждый раз, когда к ученикам в старших классах приходили с всевозможных фондов поддержки молодежи, раздавали презервативы и читали лекции о зависимости, Чимин никогда не смог бы предположить, что смысл одной из них разрушит жизни дорогого человека.

«Наркомания — самое страшное, на что вы можете пойти. Если ваше имя хоть на метр приблизиться к этому слову, то общество поставит вас штамп «брак», и тогда вам поможет только терапия…» бла бла бла, и это никогда не воспринималось всерьез.

— Чимин? — альфа вырвал из размышлений, — хватит игнорировать меня, ты умный совершеннолетний парень, пожалуйста, не заставляй меня идти на крайние меры, — нотки угрозы промелькнули тоне доктора, пальцы Пака начало мелко трясти, — твой отец не в состоянии что-то решать, я не хочу представлять даже где он, и чем занимается, на твоем папе снова синяки и я не могу думать, что ты согласен это продолжать. Ты, как и планировал, будешь учиться, а папу оставь на меня. Ёндо заслуживает того, чтобы ты позволил ему вновь стать собой.

— Джун, стой, — младший не помнил, когда последний раз звал альфу по имени, ведь этот друг старшего брата давно перестал быть кем-то для семьи, кроме как врачом, — дай мне еще немного времени, это так трудно, очень трудно принять все.

— Чёрт, Чимми, — доктор действительно разошелся и даже подскочил со своей половины дивана, — почему ты просто не можешь довериться мне? Я глупый молоденький врач, которому ты не хочешь поручить своего папу? До сих пор видишь во мне того парня, который прыгал с Хоупом по гаражам? — услышав старое прозвище брата, омега посмотрел на него из-под ресниц и он прикусил губу, — пожалуйста, дай шанс сделать то, от чего Хосок убежал.

— Я думаю, ты знаешь, что я хочу твоей помощи и я хочу, чтобы папе было хорошо.

— Нет, не знаю, потому что ты все время отшиваешь меня, хотя я и предлагаю твоего родителя спасти, — горькая улыбка украсила губы альфы, и он, закрыв глаза, махнул рукой, будто говорил, что не желает больше смотреть на жалкого младшего мальчишку, а тем более говорить с ним.

— Извини, что разочаровываю тебя в который раз, ты лучше знаешь, что нужно делать. Я хочу положиться на тебя, больше не могу бежать от проблемы, — вот и вырвалась вся правда. Наконец-то покорился напору доктора и мысленно попросил у папы прощения за то, что отправляет его в своеобразную тюрьму.

Намджун победно улыбнулся и тихо сказал:

— Спасибо.

Но не надо ни того спасибо, ни тех теплых глаз, потому что сейчас молодой омега почувствовал себя своим же отцом. Отец стал человеком, который толкнул папу на этот путь, а Чимин — тем, кто его окончательно добил. А в приемной не было никакого парня с черными волосами.

========== 2. ==========

И снова, ночи меняли дни, а дни — ночи. Чимин искренне пытался навестить папу, но не смог заставить себя это сделать. Полным ходом шла подготовка к первым учебным дням — в попытках наскрести несколько лишних купюр, чтобы купить книги по списку литературы, который уже выслали на почту, а небольшой домик, в котором омега просыпался и засыпал один, нуждался в уборке. Отец не появлялся уже месяц, от Хосока не было никаких новостей уже ровно полтора года, папу не было видно чуть меньше недели. Об этом думал парень, когда очередной раз проходил мимо семейного фото в гостиной.

Пак Хосок — заботливый альфа, который всегда впускал в омежье сердце весну, ведь пах ею. Старший брат, с которым и в огонь, и в воду. Разница в возрасте — шесть лет — никогда не становилась препятствием в общении, из-за него на лице мелкого расцветали одни улыбки.

— Чимин-а, маленький проказник, беги сюда и прыгай на плечи, пойдем собрать папе полевых цветов, — его заразительный смех и глаза, полные энтузиазма, всегда выводили из размышлений и своих желаний, лопали этот удобный, воображаемый шар, в котором младший всегда сидел. Хосок как машина, что, работая, производила еще больше энергии. Он учил братишку танцам, потому что сам мечтал стать хореографом, чему и учился, бегал марафоны вместе с будущим врачом Джуном и, срываясь посреди ночи, мог поехать на какой-то фестиваль.

— Чим, ты готов? — спросил Хосок, перед тем, как закрасить Чиминовы волосы цвета шоколада розовой краской для граффити, за что папа ему потом всыпал. Его рыжие волосы резко контрастировали с волосами Минни, но такая же смуглая кожа как у младшего сразу помогала узнать в них братьев. Чимин перекрасил волосы на следующий день после того, как старший брат уехал, или скорее сбежал, оставив брата одного. Блонд помогал забываться, а папа и не был против, а может просто не заметил под дымкой алкоголя.

Хосок-хён не выдержал возвращения отца, ведь ему было тогда именно двадцать два и он острее заметил изменения в отцовском характере. И, однажды утром, нашелся листок, оставленный вместо брата и его вещей.

«Ты такой сильный малый, а я не могу больше так. Прости и не пытайся меня понять. Я обещаю, что вернусь за тобой, а пока дай время разобраться в себе. Я люблю тебя, Минни.»

Кривой, широкий почерк выдал поспешность, с которой писались последние, такие глупые и громкие слова. Надолго ли расстались?

Надолго, почти на вечность. Но Чимин не позволит больше меланхолии утопить в слезах свое настроение. Он послал отражению в зеркале под фото воздушный поцелуй. Там достаточно симпатичный парень, брат бы не узнал. Мысленно подметил, что нужно подстричь и подкрасить волосы цвета грязно-серого блонда, которые опускались теперь ниже ушей, и заказать в интернете дешевые цветные линзы, которые скроют желтовато-карамельные глаза. О, чуть не забыл, надо докупить еще несколько тетрадей на лекции и цветные ручки, чтобы удовлетворить желание подчеркивать важные строки в конспекте. Кажется, скоро он станет студентом.