В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре - Страница 34

В местечке Тролльхёле, к югу от Бергшёен, по вечерам многие слышали жалобный детский плач, навевающий тос­ку. Днём там всё было тихо, а ночью ни один человек не осмеливал­ся идти в нечистое место. Старый Пер Бренн пожалел младенца, ко­торому никто не хотел помочь, отправился ночью в Тролльхёле, дал младенцу имя и узнал имя его матери. Так ребёнок был окрещён и обрёл покой, а имя его матери старый Пер никому не сказал, как любопытные ни старались его узнать.

Имя матери ребёнка было открывать опасно. Человека, не сумевшего сохранить тайну, не ожидало ничего хорошего.

В Свартхольте, на заброшенном сетере, по ночам раздавалось детское хныканье. Однажды в тех местах остано­вился на ночлег юноша. В полночь его разбудил человек в сером. «Не будешь ли ты столь любезен и не окажешь ли мне маленькую услугу? — спросил он оторопевшего странника. — Всего-то нужно достать из подпола останки младенца отнести их на кладбище и предать земле». В обмен на эту услугу парень захотел узнать имя матери. Её звали Кари, но человек в сером предупредил юношу, что если он откроет это кому-либо, ему придётся умереть.

Парень достал маленький скелет из-под пола и похоро­нил его на кладбище, а потом отправился в кабак.

Э. Сут. Мать-убийца. 1895

По дороге домой он шёл мимо дома матери этого ребёнка, которая зарабатывала на жизнь тем, что продавала вино. Она не удержалась от колкости в адрес юноши, отчего он рассердился и сказал: «Если бы ты знала, что я сделал для тебя, ты бы дер­жала язык за зубами». И рассказал ей про серого человека и дет­ский скелетик. Как только он произнёс последние слова своего рас­сказа, он почувствовал себя плохо, а на следующий день умер.

Одна девушка из Сирдала родила ребёнка. Но, поскольку она не хотела, чтобы кто-то об этом узнал, она задушила его и закопала в овраге возле Дюрескарет, после чего люди начали слышать страшный плач, доносящийся из-под камней на дне оврага.

Все решили, что это хюльдра, но на самом деле то дух младенца не мог упокоиться, ведь его не окрестили.

Однажды воскресным вечером мать ребёнка шла мимо этого оврага вместе с подругами. И вдруг они услышали дикий вой, ещё громче и ужасней, чем раньше. Тогда детоубийца прокричала: «Заткнись, отродье!» В ответ раздался леденящий душу вопль, и детский голос произнёс: «Мама дала мне имя! Теперь меня зовут Отродье». Все это слышали, и девушке пришлось признаться в убийстве своего ребёнка.

Дать утбюрдену имя — задача не из лёгких, ведь утбюрден никогда не покажется человеку на глаза, и нельзя определить, како­го он пола. Но всё же люди придумали, как избавить его от мук:

Я крещу тебя с надеждой.

Нарекаю Сигрид или Юном,

Во имя Отца и Сына

И Святого Духа.

Русские называли некрещёных младенцев Адамами или Евами.

Рассказывают в Норвегии и о добром духе, духе-спутни­ке, которого норвежцы чаще всего называют вардёгер (vardøger). Это имя имеет древнескандинавское происхождение и связано со словами «охранять, защищать». Кроме этого, у духа есть ещё мно­го имён — его знают и как двойника, и как спутника; одни считают, что он имеет облик животного, к другим он приходит в виде помы­слов и желаний. Этот дух неотступно следует за человеком и помо­гает ему. Он всегда появляется прежде самого человека. О его приходе расскажут звук открывающейся входной двери, шум на ле­стнице, шаги, кашель и кряхтение.

Хотя двойника обычно нельзя было увидеть, это не значи­ло, что его нет рядом. Поэтому людям приходилось быть очень осто­рожными. Входя в дом, они не захлопывали дверь, чтобы не задеть спутника. Старики говорили, что если бросить около себя что-то тя­жёлое, то можно испугать двойника или даже причинить ему вред.

О духе-двойнике люди рассказывают во всех частях стра­ны, а некоторые даже видели его. В Восточной Норвегии говорят, что нельзя провожать незнакомого человека из дома на улицу, что­бы в доме не остался его двойник. В некоторых деревнях Телемарка считают, что вардёгер может предсказывать судьбу — человек будет жить долго, если он увидел своего двойника в обычной одеж­де. Но если тот появлялся в рваном саване, то можно было быть уверенным — скоро в этом доме будут оплакивать покойника...

Иногда можно было увидеть двойника другого человека. Один крестьянин рассказывал о такой встрече:

Я был молод и работал на хуторе у Анны. У неё работал и старый вдовец, о котором я и хочу рассказать. Вот собрались все как-то на сетер за сеном, а я и старик остались на хуторе. Нам надо было пойти скосить траву вокруг дома. Я собирал нам поесть, когда увидел, как от хутора вверх по холму идёт этот самый старик с косой на плече. Я вышел на улицу, но его уже нигде не было видно. Я поискал его и увидел, что он косит траву на дворе как ни в чём не бывало. Я спросил его: «Разве это не ты уходил от­сюда?» Но это был не он. Тогда я понял, кого я увидел.

Зловещим преданиям об оживших мертвецах и духах-привидениях повезло, пожалуй, едва ли не больше, чем всем былич­кам и сказкам разных народов, — такую богатую традицию они породили впоследствии. Вряд ли найдётся человек, ни разу в жизни не видевший фильма ужасов о зомби, не читавший готического рома­на о привидениях или не игравший в компьютерную игру, по­свящённую борьбе храброго героя со злобными призраками под­земелий. Тем не менее эти предания представляют собой только «нижний этаж» огромного мифологического комплекса, в основе которого лежит попытка человека приблизиться к разгадке тайн жизни и смерти. Чем сложнее представление человека о мирозда­нии и собственной личности, тем глубже он размышляет над этими загадками, тем сложнее становится образ загробного мира и уча­сти, ожидающей смертного после того, как он покинет свою обо­лочку. Но даже в быличках, которые норвежские крестьяне расска­зывали о духах и мертвецах,  являвшихся по ночам на болотах, за околицей и на заброшенных сетерах, сквозь мрачный, а иногда за­бавный флёр можно увидеть основное правило, действующее на всех уровнях мифологической традиции. Зло, привнесённое в мир, порождает зло; человек, преступающий вечные законы, открыт для потустороннего мира, и некому его защитить. Мёртвые тихо спят в зем­ле, пока не нарушен ес­тественный миропоря­док, а безголовые чудо­вища и страшные умер­шие младенцы начинают шевелиться там, где че­ловек своей собствен­ной волей пробуждает тёмные силы.

Во все времена кормило норвежцев море, ведь рыба — главное богатство жителей побережья. В любую погоду выходили на промысел рыбаки, забрасывали сети, добывали себе пропитание.

Погода в северных морях изменчива. Внезапно налетает шквальный ветер, вздымает огромные валы, и разражается такой шторм — ничего вокруг не видно. Швыряет рыбачье судёнышко из стороны в сторону — тут остаётся надеяться только на свои силы и умение да на Господа уповать.

Многие погибали в морской пучине. На берегах Трёнделага и Северной Норвегии не было, пожалуй, ни одной семьи, в которой не по­теряли бы отца, мужа или брата, не в добрый час ушедшего на промысел.

Т. Киттельсен. Драуг. 1887 - 1892

Тела погибших невозможно было найти и захоронить, а значит, и души их не попадали ни в ад, ни в рай и были обречены на беспокойные скитания до самого Страшного суда. Норвежцы ве­рили, что погибшие в море, чьи тела не были похоронены в христи­анской земле, становились драугами — отвратительными и несчаст­ными существами, которые носятся по морским волнам в полусгнив­ших лодках и леденящим душу криком предвещают новую бурю.