В сладостном бреду - Страница 14
Ну что ж, по крайней мере, Жасмин не будет мешать ей сегодня. Но один Бог знает, не изменит ли она завтра своего к ней отношения. Tea повернулась и взбежала по ступеням, чтобы у себя в комнате поискать лечебные мази.
Вэр уже сидел в лохани с водой, когда Tea вошла к нему в комнату. Его глаза были прикрыты, откинутая назад голова покоилась на краю бочонка.
Кадар со скрещенными ногами сидел возле камина. Он приветливо улыбнулся ей.
– Берегитесь! У него скверное настроение. Если вам не удастся ублажить его, он, возможно, вас утопит.
– Ну, я никогда не видела его в другом настроении. – Она бесцеремонно прошла вперед, поставила мази на пол и придвинула табурет к лохани. – Поэтому мне не с чем сравнивать. – Она бросила в воду горсть ароматных листьев. – Но по крайней мере, он будет приятно пахнуть.
– Убирайся, – сказал Вэр, не открывая глаз. – Слуги меня вымоют.
– Вы можете и сами вымыться. Я здесь не для этого. – Она села на табурет и налила на ладони масла. – Сначала будет больно.
Кадар мгновенно вскочил на ноги.
– Думаю, мне лучше пойти распорядиться насчет ужина. Я не выношу стонов и криков.
– Трус! – сказал Вэр.
– Мудрец, – поправил его Кадар, направляясь к двери.
Пальцы Tea впились в твердые мускулы на шее Вэра.
– Ох! – Он попытался повернуть голову.
– Сидите спокойно. – Ее пальцы нажали еще сильнее. – Потом будет легче.
– Потом? – Он вздрогнул от боли. – Ты собираешься мучить меня?
– Если бы я хотела этого, то просто бросила бы вас с этими вздутыми в шишки мышцами. А теперь помолчите и позвольте мне спокойно делать свое дело.
– Завтра у меня появятся синяки.
– Не надолго. У меня вчера они красовались по вашей милости, а сегодня уже почти не видно.
– Синяки? Где?
– На плечах. Вы были не слишком приветливы в ту ночь, когда нашли меня в пустыне.
Он хмуро взглянул на нее.
– Думаю, ты просто хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым. Я не видел вчера никаких синяков.
Жар удушливой волной окатил ее при одном только воспоминании об этом дерзком взгляде.
– Вы не смотрели на мои плечи.
Он некоторое время молчал, затем произнес:
– Нет… Я смотрел на твои… Боже! Ты хочешь разорвать мне все мышцы? Ты словно режешь меня ножом!
– Это хорошо. Сначала боль – потом облегчение.
– Ты уверена, что не пытаешься мне просто жестоко отомстить?
– Я бы не стала этого делать. – Но пришлось признаться себе, что ей сейчас было приятно чувствовать его беспомощность и покорность ее сильным рукам. – Я верю, что долг платежом красен. Вы сослужили мне великую службу. Я должна отплатить вам тем же.
Он резко выдохнул, когда новый приступ боли пронзил его тело.
– И вы делаете это, пытаясь свести меня с ума этой пыткой?
– Нет, я совсем о другом, я ведь уже говорила, что хочу преподнести вам подарок. Туника, украшенная вышивкой, будет выглядеть великолепно, так что любой, кто вас в ней увидит, придет в восторг.
– Приберегите ваш подарок. Я простой человек и никогда бы не надел такую роскошную одежду.
Она обдумала его слова.
– Тогда я вышью вам знамя. Воин должен иметь свое знамя. Какой знак вышить вам на нем? Сокола?
– Это не имеет значения. Не тратьте зря своих усилий. Я сражаюсь за золото, не за славу.
– Знамя, – повторила она горячо. – И все рыцари христианского мира будут вам завидовать.
– Тогда они будут полными дураками, – сказал он с неожиданной силой. – Я не тот человек.
Ее руки замерли на мгновение, затем она опять продолжила массировать его плечи.
– Вы богаты. У вас чудесный замок. Я уверена, что многие вам завидуют.
Он промолчал.
– Ну, во всяком случае, они будут завидовать вашему знамени.
Напряжение в мышцах чуть ослабло.
– Вы и в самом деле способны создать нечто удивительное?
– Конечно.
Он усмехнулся.
– Тогда вас нельзя оставлять одну в обществе Кадара. Он тоже верит, что способен творить чудеса.
– Не чудеса. Я только делаю великолепно свое дело. – Мускулы на его шее почти совсем расслабились, и она продолжала мять их уже с меньшей силой. – Нельзя быть скромным и оставаться в стороне, когда дело касается твоей работы. Тогда подумают, что ты можешь меньше, чем на самом деле.
– Ужасная доля.
– Как ваша шея? Уже лучше?
– Да. У вас сильные руки, – добавил он многозначительно. – Они не похожи на нежные руки девушки, которая все время сидит за пяльцами.
– Когда я была маленькой, я вязала шелковые ковры. Моя мать убедила Николаса позволить ей обучать меня вышивке, но было уже слишком поздно. Ей пришлось три года растягивать и выправлять мне мышцы на руках и пальцах.
– Выправлять?
– Детские руки и кости еще только формируются, и, когда они долго работают над коврами, мышцы затвердевают и искривляются, и тогда руки становятся уродливыми и не годятся ни для какой другой, работы.
– Милосердный Боже. Тогда почему заставляют детей делать эту работу?
– Детские руки очень маленькие, а это тонкая работа, – сказала она без всякого выражения. – Все привлекают детей для того, чтобы делать ковры.
– И вы тоже будете так делать?
– Нет, у меня вообще не будут работать дети. – И она добавила с удовлетворением: – Мышцы почти разгладились. Теперь вы почувствуете, как им станет легче.
– Да, действительно легче. – Он помолчал немного. – Что делала ваша мать с вашими руками?
– Что-то похожее на то, что я сейчас творю с вашей шеей. Каждый вечер она их мяла, растягивала, разминала. Нам давали отдохнуть от работы каждые четыре часа, и она заставляла меня в это время делать упражнения.
– Какого черта тогда она позволила им дать вам сразу выделывать ковры? – спросил он резко.
– По-моему, с вами теперь все в порядке. – Она отняла руки от его шеи. – Пойду попрошу Омара принести еще горячей…
Его рука взметнулась над плечом и схватила ее за запястье, при этом его взгляд все еще был направлен прямо перед собой.
– Почему?
– Отпустите меня!
Он притянул ее руку к себе, пока она не оказалась у него перед глазами.
– Маленькая, – пробормотал он, – красивой формы. – Его большой палец потер мозоль на ее пальце. – И сильная. Мне нравятся ваши руки, Tea из Димаса. – Он поднес ее кисть ко рту и лениво лизнул ее ладонь. – Я бы очень рассердился, если бы они были изуродованы.
Она едва могла дышать.
– Вы бы не узнали об этом. Потому что в этом случае мы бы не встретились. Я никогда бы не решилась идти в Дамаск, если бы умела только то, чему меня обучили в детстве.
Он снова лизнул ее ладонь.
– Почему ваша мать столь жестока, что позволила так издеваться над своим ребенком?
– Она не была жестока. – С каждым разом, когда он касался ее ладони, она чувствовала странное покалывание в руке, которое потом переходило и на все тело. – Не надо… так делать.
– Масло на ваших руках напоминает по вкусу лимон. Мне оно нравится. Так почему она позволила использовать вас на такой работе?
– Она… У нее не было выбора. Мама умоляла Николаса… – Она слишком разговорилась. Святые небеса, чувства, эмоции. Она вырвала свою руку и вскочила на ноги. – Почему вы все время спрашиваете? Теперь это все в прошлом. Моя мать умерла.
– Как именно?
– От лихорадки. Несколько женщин скончались этой зимой. – Tea поспешно направилась к двери. – Я позову Омара…
– Tea.
Она остановилась, уже взявшись за ручку двери.
– Я не буду больше отвечать на ваши вопросы.
– Я… благодарю тебя.
Она вскинула на него взгляд. Его большое тело светилось в воде, словно полированная бронза, но ее задержало не это. Выражение его лица…
Нежность в этом звере?
Словно испугавшись проявления своих чувств, он быстро опустил глаза и сказал грубовато:
– Впрочем, я совершенно не нуждался в ваших услугах. У меня всего лишь немного затекли мышцы. – Он нахмурился. – Ну, может быть, несколько больше, чем слегка.