В семнадцать мальчишеских лет - Страница 15

— Здравствуйте! — сказал мужчина. — Вы брат Вити Дунаева? Очень рад познакомиться. Дмитрий Елкин. Я многим обязан Виктору. Даже жизнью.

— Сергей Дунаев! — представился Сергей и недоуменно посмотрел на Елкина: что он говорит? Почему этот высокий седой человек обязан Виктору жизнью? Встреча неожиданно приобрела интерес.

— Мы вместе воевали в отряде, — просто ответил Елкин. — Пойдемте ко мне.

Они поднялись наверх, пересекли большой актовый зал. Сцена с кумачовым лозунгом: «Под водительством Коммунистической партии — вперед, к победе коммунизма!» Ряды красных кресел, стенные газеты, плакаты и лозунги, белое полотнище экрана на сцене, тяжелые портьеры на окнах. В этом зале Шмарин устраивал балы и приемы.

Полутемный коридор, по которому когда-то Анна Михайловна вместе с детьми шла в кабинет к своенравному богачу, сейчас не показался Сергею таким мрачным. На дверях комнат виднелись разные таблички: «Химическая лаборатория», «Литейное производство», «Кабинет механики», «Кабинет электрооборудования». В комнате, где Николка Шмарин вопил об утопленном щенке, помещался чертежный зал.

Подошли к двери с табличкой «Директор Д. Г. Елкин». В небольшой комнате стояли письменный стол, сейф, два кресла и шкаф с книгами. Рядом со старинной голландской печью — калориферы парового отопления.

— Здесь была шмаринская молельня, — усмехнулся Елкин. — Вероятно, слышали о таком заведении?

Да, в городе в свое время много рассказывали о шмаринской моленной. Примечательна она была тем, что рядом с киотом Кузьма развесил все полученные им грамоты и медали, а на аналое держал свою дворянскую треуголку. Говорят, часами просиживал он подле нее и собственноручно смахивал пылинки.

— Тут и нашли знаменитую шкатулку. Знаете ее историю?

Шкатулка с золотом! Как же Сергей мог забыть?! Сам Виктор рассказывал о шкатулке, пока Балтушис строго-настрого не запретил упоминать о ней. Запрет был вызван какими-то особенными обстоятельствами. Какими — Сергей не знал.

— Особенного ничего не было, — пояснил Елкин. — Дело в том, что шкатулку не удалось отправить в центр. Она осталась в Мисяже, пока в городе хозяйничали белогвардейцы. Понятно, что чем меньше разговоров, тем спокойней ей было лежать… Когда я начал работать в техникуме и впервые вошел сюда, то, знаете, даже разволновался.

Сергей попросил рассказать о шкатулке.

Вскоре после Октябрьской революции Мисяжский Совдеп принял решение: изъять у буржуазии все самородное и рассыпное золото и отправить его в центр, Ленину. Операцию по изъятию поручили проводить начальнику красногвардейского отряда Балтушису.

Очередь дошла и до Шмарина. После полуночи человек пятнадцать красногвардейцев подошли к его дому. Он был самым большим на улице, возвышался темной и мрачной махиной. Соседние одноэтажные дома казались рядом с ним совсем маленькими.

— Крепость капитализма! — усмехнулся Балтушис. — Попробуем найти золотого тельца.

— Велика хоромина, Иван Карлыч, — отозвался старик Мамушкин. — Трудновато будет сыскать.

Операция действительно предстояла серьезная.

На стук никто не отозвался.

— Прикладом! — приказал Балтушис.

Загрохотали приклады, и только тогда в верхнем этаже мелькнул тусклый свет. Хрипловатый голос за дверью спросил, кто стучит.

— Именем Советской власти! Откройте!

Дверь приоткрылась, и красногвардейцы, оттолкнув сторожа, в котором Витя узнал кучера Степана, гурьбой вошли в прихожую. На верхней ступеньке лестницы стоял Шмарин. Пригнувшись, далеко отставив руку с фонарем, он всматривался в полумрак.

— Кто такие? Чего надо?

— Кузьма Антипыч, пришли-и! — запоздало завопил Степан.

— Тю-у, дурной! Чего пасть раскрыл? — толкнул его Мамушкин.

Балтушис вышел вперед и подал Шмарину ордер:

— Обыск!

Степан, рассматривая красногвардейцев, разглагольствовал:

— Как так — не кричи? Должен я хозяина упредить или нет? В дом чужие люди лезут, а я — молчи? Так, что ли?

Он был навеселе и решил показать свою преданность хозяину.

Привидением в глубине коридора появился Николка и, не подходя ближе, закричал:

— Папанька! Прогони их! Папанька!

По тому, как Шмарин рассматривал ордер, было похоже, что в доме знали о предстоящем обыске. «Черта с два теперь найдешь! Все спрятано — перепрятано», — подумал Балтушис.

— Уйди, Николка, не мешайся! Тебе где велено быть? — строго сказал Шмарин сыну.

— Папанька! Надавай им по шее, чтобы не лезли!

Кто-то из прислуги увел Николку.

— Рад бы надавать, да вон их сколько. Власть, ничего с ними не сделаешь, — процедил Шмарин. Он был спокоен, и это казалось неестественным. Вернув ордер, сказал: — Ступайте, ищите! Чего искать-то будете?

— Пот да кровь нашу, Кузьма Антипыч, — ответил Мамушкин.

— Золото, значит? Ну, ну! — вздохнул Шмарин. — Не найти вам, ребяты. Стану я этакую ценность здесь держать…

Балтушис внимательно осмотрел хозяина дома. Может быть, и правду говорит, что золота в доме нет. Но что-то не верилось, что он решился с ним расстаться, доверить кому-нибудь другому, — не таков характером.

В доме стало светло. Красногвардейцы разыскали лампы, зажгли их и разошлись по комнатам. Слышалось, как передвигают мебель, прикладами выстукивают полы и стены. Шмарин похаживал из комнаты в комнату, засунув руки в карманы халата. Казалось, он совсем безразличен к тому, что происходит в его доме.

Из детской высунулась круглая голова Николки. Он повертел ею и, увидев, что отец далеко, показал язык стоявшему в коридоре Вите. Тот погрозил винтовкой. Николка скрылся в комнате, а через минуту снова высунулся:

— А вот и не сыскать вам ничего!

— Сыщем.

— Как сыщете, когда не знаете — где?

— Мы все знаем. Мы сквозь стены видим.

— Хвалишься! — сказал Николка и так покосился в сторону моленной, что у Вити что-то даже внутри дрогнуло: «Там оно, золото!»

Он опять погрозил Николке винтовкой и, когда тот спрятался за дверь, подошел к Балтушису и доложил о своей догадке.

— Очень хорошо! Посмотрим, — кивнул Балтушис.

Но когда дошла очередь до моленной, Балтушис, казалось, забыл о своем обещании. Открыв дверь, он заглянул в комнату, слабо освещенную лампадами, и спросил:

— Здесь что?

— Молюсь я, — ответил Шмарин. — Моленная моя.

— Один бог и больше ничего? — усмехнулся Балтушис.

— Ничегошеньки! — усмехнулся и Шмарин, зорко оглядев красногвардейцев: — Не ходите туды, ребяты. Ничего там не держу, одни иконы. А вы, чать, безбожники, испоганите мне моленную…

— Неужто ты святее нас, Кузьма Антипыч? — простодушно удивился Мамушкин.

Красногвардейцы рассмеялись.

— Святей не святей, а дело мое христианское: после вас не миновать попа звать с молебном, — разговорился Шмарин. — Очень даже прошу — не ходите. Слово даю, нету там золота. Разве чего на ризах — дак ведь вы ризное не берете?

— Не берем, — кивнул Балтушис. — Пропустим господа бога, товарищи?

Красногвардейцы молчали, и Балтушис медленно пошел к следующей двери. Шмарин вытер ладонью пот со лба и двинулся за ним, шурша халатом.

Витя не выдержал, стремительно шагнул к моленной:

— Врет он, Иван Карлыч! Там оно, я знаю!

Шмарин оглянулся, метнулся назад и, заслонив собой дверь, раскинул руки к косякам.

— Не пущу!

Обернулся и Балтушис:

— Вот как! Кажется, там не один бог. Посмотрим, товарищи!

Шмарин прижался к дверям и прокричал внезапно охрипшим голосом:

— Не пущу!

— Взять! — приказал Балтушис.

Кузьму с трудом отстранили. Он цеплялся за косяки, за ручку. Двоим красногвардейцам пришлось держать его за руки.

Недовольно встретили вошедших темные лики богов и святых. Косые тени перечеркивали стены и потолок и походили на черные стрелы. Приторно пахло ладаном. На аналое поблескивала позументами дворянская треуголка. Мамушкин взялся было за козырек, намереваясь снять фуражку, но, увидев, что Балтушис и остальные не собираются этого делать, опустил руку.