В ролях - Страница 1
Виктория Лебедева
В ролях (сборник)
О людях и для людей
Признаюсь, мне в последнее время изрядно поднадоела всякая эта такая условная проза . Нынче ведь правят литературный бал различного сорта и качества фентези, антиутопии и другие гипотетические тексты сослагательного наклонения, повествующие о том, что могло бы быть в России, а не о том, что происходит у нас на самом деле и в наши дни – для кого счастливые, а для кого и окаянные. Боятся, что ли, креативные писатели нашей суровой действительности? А может, отдельных ее властных представителей, которые нынче крепко взялись за телевидение и журналистику, но пока что, слава Богу, не лезут в собственно художественную литературу. Многие, как бы апокалиптические авторы, пугают, как бы подмигивая и пришепётывая: я, господа, ужас и макабр описываю, я – крутой интеллектуал, я матом ругаюсь, но вы же понимаете, товарищи, что всё это – понарошку и к действительности отношения мало имеет, мы ж с вами люди просвещенные, политкорректные, одной крови, да?
Это – элита, а вот и с другого, попсового боку – менты, ворьё, офисный планктон, одуревшие от денег насельники Рублевки. Чернуха, переходящая в гламур и возвращающаяся обратно.
Виктория Лебедева – реалист. Плюс – качественный прозаик, знающий цену букве, слову, предложению. Добавляющий что-то еще к сумме тех знаний о человеческой натуре, которые дала миру русская литература.
Она принадлежит к небольшому кругу писателей «новой искренности», которые с каждым годом всё увереннее и увереннее заявляют о себе. Будь это наиболее среди них известный автор трогательной «Нефтяной Венеры» Александр Снегирев, или Марта Кетро, вчера еще исключительно «сетевая писательница», или московский врач Мария Ульянова (Улья Нова), или только-только делающая первые шаги во «взрослой литературе» Татьяна Замировская из Минска, или обнинский ученый-экономист, он же оригинальный прозаик Петр Ореховский, или Андрей Мухин, летописец лихой «Горбушки».
Литературная судьба у этих литераторов складывается трудно, что не вызывает лично у меня никакого удивления. Автору не тусующемуся, не кучкующемуся, не желающему плыть в струе всегда трудно – что при советской власти, что при антисоветской, что при нынешней.
Вот почему я с удовольствием и сам прочитал и вам рекомендую книгу Виктории Лебедевой «В ролях». Она о людях и для людей. История современной сибирской «душечки» – знаковая, узнаваемая, образная. «Что с нами происходит?» – некогда спрашивал Василий Шукшин. – «Вот что с нами происходит», – отвечает ему из XXI века Виктория Лебедева.
...
Евгений Попов
В ролях Роман
Часть I
Глава 1
Галина Алексеевна любила Любочку без памяти. Память же об отце ее старательно из сердца вытравляла-вымарывала, отчего сменила цивилизованную Слюдянку на Богом забытое красноярское село Выезжий Лог. Да и что, скажите, было вспоминать, кроме собственной глупости, кроме горячих южных речей да переспелого черного винограда, которым до октября заедала клятвенные обещания жениться и увезти – к джигитам, солнцу и витаминам. Но к джигитам и солнцу заезжий шабашник, то ли грузин, то ли армянин, а может, и вовсе азербайджанец, отправился в гордом одиночестве; по-подлому отправился, тайком, побросав на поле любовных битв нехитрые трофеи: полысевшую зубную щетку, безопасную бритву и пару лезвий «Нева» на умывальнике, в палисаднике на веревке – носки черные, совсем еще новые, носки бежевые дырявые да пару семейных трусов, а под сердцем – ее, Любочку.
Бабка у Галины Алексеевны была женщина старой закалки, то есть строгих правил. Не посмотрела ни на то, что единственная внучка, ни на то, что уже почти тридцать и полное право имеет решать за себя сама, – отказала от дому и точка: иди куда хочешь, на глаза не показывайся, как в темном девятнадцатом веке прямо. Вот и оказалась беременная Галина Алексеевна в Выезжем Логе.
Не было в этом медвежьем углу не то что беломраморного вокзала, как в Слюдянке, а даже захудалого полустаночка, рельсы не петляли по распадкам, под окнами не катило холодные прозрачные воды славное море Священный Байкал. На сопках вокруг поселка стеною стояли вековые сосны. Сосны рубили и сплавляли вниз по Мане-реке – до Енисея; ничем другим местные не занимались, так что работать пришлось в леспромхозе.
Аборигены на беременную Галину Алексеевну смотрели косо, особенно бабы. В селе царили скука и грязь, и так было жалко бесцельно загубленной жизни! Тут-то и был выдуман вместо подлого кавказского шабашника грек – интернационалист, спортсмен, коммунист и, наконец, просто красавец, геройски павший на далекой солнечной родине от руки коварного мирового империализма.
Поначалу никто, конечно, не поверил ни одному слову, открыто насмехались даже, но стоило Любочке появиться на свет, и злые языки были прикушены, а всеобщая неприязнь сменилась всеобщим благоговением. А еще Галина Алексеевна вышла замуж за местного.
Любочку, эту хорошенькую черненькую бесовку, просто невозможно было не любить! Данный факт был тем очевиднее, чем старше девочка становилась. Всем, что необходимо для женского счастья, щедро оделила ее природа – были тут и вьющиеся смоляные локоны, и ямочка на левой щеке, и матовая смуглая кожа, и большой чувственный рот, и пара стройных ножек, и огромные глазищи, темные и сладкие, словно южный виноград.Когда Галина Алексеевна смотрела на Любочку, ей хотелось немедленно посадить девочку на колени и дать вкусненького – конфету или пряник, а потом целовать и тискать, зарывшись носом в темные пахнущие солнцем кудри, гладить по волосам и сюсюкать в точеное маленькое ушко. Любочкин отчим Петр Василич, бригадир и во всех отношениях солидный положительный человек, испытывал точно такое желание, тщательно подавляемое.В принципе, жизнь наладилась. В леспромхозе семья считалась за элиту, Любочка была как-никак дочерью бригадира, пусть и приемной. А все-таки Любочкина мать была городская, не деревенщина какая-нибудь, и желала дочери лучшей участи. Если Галине Алексеевне случалось прочесть в газете «Правда» об успехах советского балета, она тут же видела Любочку в розовой пачке, с высокой прической и великолепными оголенными плечами на сцене Большого театра – Любочка высоко подбрасывала стройные ножки в шелковых чулках и пела громким голосом – совсем как Любовь Орлова; когда же в клуб привозили кино, Галина Алексеевна, с виду такая серьезная и здравомыслящая женщина, сидя рядом с мужем в темном зале, всегда представляла Любочку в роли главной героини, будь то почетная доярка или заграничная миллионерша. Второе было, впрочем, предпочтительнее – у этих хрупких девушек из трофейных фильмов были такие пышные, такие богатые платья! «Жизнь ученых, – в который раз пересматривая фильм “Весна”, рассуждала Галина Алексеевна, – тоже по-своему неплоха…» Вообразить Любочку знаменитым советским математиком или химиком было Галине Алексеевне, конечно, намного сложнее, чем балериной или кинозвездой, ведь собственное ее образование ограничивалось семью классами, но и тут материнское воображение, слепое, словно сама Фортуна, вполне справлялось, услужливо рисуя перед глазами линейку, пробирки и снежно-белый накрахмаленный халатик на два пальца выше колена (кстати, о крахмальных халатиках – стать знаменитым хирургом было бы тоже неплохо). А что сделалось с Галиной Алексеевной, когда первый человек покорил просторы космоса?! (Самой Любочке в тот год исполнилось семь, и о космических планах матери она так никогда и не узнала, но кто поручится, что энтузиазм Галины Алексеевны, перенесенный из Выезжего Лога на московские или ленинградские земли, в результате не помог бы Любочке стать в один ряд с Валентиной Терешковой и Светланой Савицкой?)
Планы заметно поскромнели уже на первом году обучения – в школе у Любочки дела с самого начала пошли неважно, она не вылезала из троек. В результате от карьеры врача, космонавтки и ученой Галина Алексеевна, скрепя любящее материнское сердце, отказалась. От пения через некоторое время пришлось отказаться тоже – медведь, наступивший девочке на ухо, был непростительно велик и неповоротлив. Но Галина Алексеевна не унывала: кино и балет ведь никуда не девались, для этого (по скромному мнению Галины Алексеевны) учиться было совершенно не обязательно – особенно для кино.