В приисковой глуши - Страница 24

— Ну, говорите теперь, только не так громко, что такое произошло с вами?

Все еще не сдаваясь, учитель холодно повторил о своем неудовольствии на странное равнодушие молодой девушки и еще более странный оборот, какой приняла вся эта история, про свою вынужденную оборону сарая, громкое обвинение Сета и о их молчаливой и ожесточенной борьбе на сене.

Но если он ожидал, что дочь юго-западного вояки выкажет восторг от участия своего возлюбленного в одной из из характеристичных вендетта, если он ожидал похвалы за свое геройство, то жестоко ошибся. Она отняла руку от его шеи, сама развязала свою косу и, сложив ручки на коленях, скрестила ножки и хотя не сошла с его колен, но изобразила всей своей позой и фигурой томное уныние.

— Все это не то. Маме следовало бы быть разумнее, а вам следовало бы выскочить вслед за мной, сказала она с ленивым вздохом. Драка — не ваше дело, это слишком на них похоже. Сет в драке наверное сильнее вас.

— Я сумею постоять за себя, — надменно ответил он.

Тем не менее у него оставалось унылое сознание, что легкое и грациозное создание, сидевшее у него на коленях, равнодушно к его геройским проявлениям.

— Сет справится с тремя такими, как вы, — ответила она с наивной рассеянностью.

И когда он попытался встать, прибавила:

— Не сердитесь, милый! Конечно, вы дадите им убить себя, прежде нежели уступите. Но ведь это их дело… их ремесло! Они только на это и годятся; разве вы этого не видите? Ведь именно за то, что вы на них не похожи, за то, что вы не их поля ягода, за то, что вы совсем другой, особенный, милый мальчик, ведь за то я вас и люблю!

Она оперлась изо всех сил в его плечи и принудила это снова сесть. И затем, охватив обеими руками за шею, поглядела ему пристально в лицо. Краска сбежала с ее щек, глаза стали как будто больше, и то же выражение восторженного увлечения и самозабвения, какое преобразило ее молодое лицо на бале, было на нем теперь. Губы ее слегка раскрылись, и она скорее пролепетала, нежели проговорила:

— Что нам до всех этих? Какое нам дело до ревности Сета, дяди Бена и глупости Мастерса, до ссор и дрязг папы с мамой? Какое нам дело, что они думают, что затевают, на что рассчитывают, и что против нас замышляют? Мы любим друг друга, мы принадлежим друг другу без их помощи, без помехи. Так было с первой минуты, как мы увидели друг друга и с той минуты ни папа, ни мама, ни Сет, ни Мастерс, для нас с тобой, милый, не существовали. Вот это любовь, как я ее понимаю: не дурацкая ярость Сета, не дурацкая глупость дяди Бена, не дурацкая самонадеянность Мастерса, а настоящая любовь. Я знаю это, я предоставляла Сету беситься, дяде Бен дурачиться, а Мастерсу шутить… а для чего? Для того, чтобы они не мешали мне и моему мальчику. Они были довольны, и мы были счастливы.

Как ни смутны и неопределенны были эти речи, но глубокое убеждение, с каким они были произнесены, поразило его.

— Но чем же это кончится, Кресси? — страстно спросил он.

Упоенный взгляд рассеялся, и легкая краска и нежная подвижность лица вернулись.

— Чем кончится, милый мальчик? — лениво возразила она. — Ведь вы не собирались на мне жениться, не правда ли?

Он покраснел, замялся, но сказал: «Конечно, да»; хотя все его прошлое колебание и настоящее недоверие к ней ясно читались на его лице и слышались в его голосе.

— Нет, милый, — спокойно отвечала она, наклоняясь и развязывая свой башмачок, чтобы стряхнуть с него пыль и выбросить сосновые иглы, попавшие внутрь, — нет; я недостаточно образована, чтобы быть вашей женой, и вы это знаете. И я бы не сумела вести себя так, как вам нужно. И кроме того все бы узнали про нашу любовь, милый, и тогда конец нашим уединенным свиданиям. И разве мы могли бы стать женихом и невестой — ведь это значило бы повторить историю с Сетом. О нет! Нет, такие милые мальчики, как вы, не женятся на глупых южных девушках, у которых нет теперь негров в приданое, как было до войны. Нет! — продолжала она, подняв свою гордую головку, прежде нежели Форд успел оправиться от удивления, — мы оба об этом и не думали. А теперь скажи мне, милый, что-нибудь хорошенькое, прежде нежели я уйду, потому что мне надо идти. Скажи мне что-нибудь доброе. Скажи, что любишь меня, как прежде, скажи, что ты чувствовал в ту ночь на бале, когда узнал, что мы любим друг друга. Но, постой, прежде поцелуй меня, один разочек, — вот так — про запас…

Когда дядя Бен или «Вениамин Добиньи, эсквайр», как его уже величали на столбцах «Star», проводил мисс Кресси Мак-Кинстри домой, после первых знаков внимания и гостеприимства, сопровождавших его переход к богатству и высшему положению в обществе, он несколько минут провел в состоянии оторопелого и сияющего благополучия. Правда, что встреча их была случайная; правда, что Кресси приняла его услуги с ленивой насмешкой; правда, что она внезапно бросила его на опушке леса Мак-Кинстри, бросила так неожиданно и даже невежливо, что менее добродушный человек непременно бы обиделся, но все это нисколько не испортило удовольствия дяди Бена. Весьма вероятно даже, что он объяснил бегство Кресси ее девической скромностью, сообразив, что его застенчивое ухаживание было слишком явно и навязчиво, и это только усилило его восхищение Кресси и его уверенность в самом себе.

В веселых размышлениях он и не заметил, как добрался до школьного домика, но там вдруг остановился. Слабый шум, вроде пиления дерева, привлек его внимание. Учитель, очевидно, был в школе. Если он один, то он поговорит с ним.

Он подошел к окну, заглянул в него и в одно мгновение ока всю его веселую рассеянность как рукой сняло. Он осторожно подкрался к двери, попытался отворить ее, но увидя, что она заперта, поналег могучим плечом и высадил замок.

Он вошел в комнату в тот момент, как Сет Девис испуганный, но разъяренный, приподнялся из-за конторки учителя, которую он только что сломал. Он едва успел спрятать нечто в карман и закрыть конторку, когда к нему подошел дядя Бен.

— Что ты тут делаешь, Сет Девис? — спросил он с медленной решимостью, за которой в этих местах следует гроза.

— А ты что делаешь, мистер Бен Добни? — отвечал Сет, к которому вернулось его нахальство.

— Хорошо; хотя со мной и нет шерифа теперь, но, полагаю, я и один силен настолько, чтобы защитить чужую собственность, — прибавил он с значительным взглядом на сломанный в конторке замок.

— Бен Добни, не мешайся не в свое дело! Я с тобой ссориться вовсе не желаю.

— Если так, то передай мне то, что ты сейчас вынул из конторки учителя, а потом мы поговорим, — сказал дядя Бен, напирая на Сета.

— Говорю тебе, что не желаю с тобой ссориться, дядя Бен, — продолжал Сет, отступая с злобным хихиканьем; — а коли ты собираешься защищать чужую собственность, как говоришь, то лучше было бы тебе защищать свою собственную, чем ссориться со мной. У меня есть доказательства, что эта хитрая собака, этот учитель-янки, в которого по уши влюблена Кресси Мак-Кинстри и за которого ее прочат старик и старуха, — просто-напросто лгун, лицемер и обольститель.

— Стой! — сказал дядя Бен голосом, от которого затряслись стены.

Он направился к Сету Девису уже не обычным, осторожным, как бы неуверенным шагом, но такой поступью, от которой горница ходуном заходила. Одно движение мощной длани, и молодой человек был посажен на месте, учителя; обычное румяное лицо дяди Бена стало серо, как сумерки; его грозная фигура на минуту заслонила, небольшую горенку и застлала свет в окнах. Затем по какой-то необъяснимой реакции фигура его слегка сгорбилась; он оперся тяжелой слегка дрожащей рукой на конторку, а другой принялся утирать рот обычным, неловким движением.

— Что такое ты говоришь о Кресси? — спросил он торопливо.

— Только то, что все говорят, — отвечал испуганный Сет, оправляясь от трусливого волнения при виде расстроенного лица своего противника. — То, что известно каждому мальчику, которого он обучает грамоте; то, что и ты бы знал, если бы Руп Фильджи, да он сам не водили тебя все время за нос. В то время как ты вертелся около школы и сторожил Кресси, когда она уходила из нее домой, он все время потешался над тобой, а пока Руп тебя тут задерживал под видом урока, сам он хороводился в нею, и миловался и целовался по сараям, да кустам — а ты хочешь со мной ссориться! А этого еще мало: да, сэр! этот франт, щеголь, проклятый учитель, содержит замужнюю женщину во Фриско, все время пока хороводится здесь с Кресси, и я достал бумаги, которые это доказывают.