В приисковой глуши - Страница 21

Он быстро забрался на указанное место, довольный, что избавляется от общества женщины, которую в эту минуту почти ненавидел. В своей безрассудной страсти к Кресси, он постоянно избегал мысли об ее родственниках; мать напомнила ему о них, и так живо, что сама страсть к Кресси почти прошла в нем; в эту минуту он был занят только дурацким, досадным и безусловно безнадежным положением, в какое попал. Горечь этой мысли и соображения о личной опасности до того поглощали его, что он надеялся на шальную пулю в этой путанице, которая бы выручила его и освободила от ответственности. Запертый в сарае с остервенелой старой бабой для беззаконной обороны сомнительных прав, с сознанием, что такая же сомнительная страсть вовлекла его в это и что ей это известно… да! Из такого положения могла его выручить только смерть! Если бы нужна была еще лишняя боль к его терзаниям, то только горькое убеждение, что Кресси не оценит его жертвы, и что, может быть, в эту самую минуту она хладнокровно радуется тому, что сама так дешево отделалась.

Вдруг он услышал выстрел и лошадиный топот. В щели сарая Форд мог видеть всю долину, расстилавшуюся перед сараем, и линию из. В то время как он глядел в щель, пять человек поспешно выскочили с левой стороны и побежали к сараю. Мак-Кинстри с своими сторонниками одновременно появились справа и поскакали им наперерез. Но всадники не успели проскакать расстояния, отделявшего их от сарая, и подоспели уже тогда, когда Гаррисоновская партия остановилась перед запертой и забаррикадированной дверью сарая.

Смущение их было встречено насмешливым хохотом партии Мак-Кинстри, хотя и она также была удивлена. Но в этот краткий момент Форд узнал в предводителе Гаррисонов хорошо знакомое лицо шерифа Туоломни. Только этого недоставало, чтобы довести до зенита несчастную звезду, преследовавшую его. Он пошел не только в беззаконные противники беззаконных же сил, но сопротивлялся самому закону. Он понял, в чем дело. Какая-нибудь дурацкая выдумка дяди Бена ускорила атаку!

Воюющие стороны уже держали наготове оружие, хотя сарай разделял обе партии. Но ловким фланговым обходом партия Мак-Кинстри обошла партию Гаррисонов и заняла позицию во фронте, прикрываясь высоким кустарником. Грозный залп заставил отряд Гаррисона, собиравшийся ломать дверь сарая, отступить за сарай. Наступила минутная пауза, и затем последовали переговоры…

— Ну! Чего же вы не ломаете дверь, негодяи? Она вас не съест!

— Он боится, что болт выстрелит.

Хохот партии Мак-Кинстри.

— Вылезай из высокой травы и покажи свое мурло, идиот эдакий!

— Он не может; растерял свой порох, собирает его по земле.

Оглушительный хохот партии Гаррисонов.

Каждый человек ждал этого первого выстрела, который должен был ускорить битву. Даже при всем их беззаконии природный инстинкт дуэли сдерживал их. Представитель закона признавал как самый принцип, так и его практическое значение при столкновениях, но ему не хотелось жертвовать кем либо из своих людей для атаки, которая вызовет немедленно ружейную пальбу со стороны Мак-Кинстри. Как храбрый человек, он взял бы риск на себя, но, как человек осторожный, он размышлял, что его наскоро собранные люди были все партизаны, и если он падет, то столкновение разрешится партизанской схваткой, при чем не останется ни одного беспристрастного свидетеля, чтобы оправдать его поведение в глазах общественного мнения. Учитель тоже знал это, а потому сдержал первое движение, побуждавшее его явиться посредником; его единственной поддержкой теперь была сдержанность Мак-Кинстри и снисходительность шерифа. В следующий момент то и другое, казалось, ему изменило.

— Ну, чего же вы прохлаждаетесь? — подсмеивался Дик Мак-Кинстри; — кто по-вашему спрятался в сарай?

— Я вам скажу, коли хотите знать, — закричал яростный голос со стороны холма. — Кресси Мак-Кинстри и учитель.

Обе партии живо повернулись к третьему лицу, подошедшему к ним незаметно. Но тут из сарая послышался голос м-с Мак-Кинстри.

— Лжешь, Сет Девис!

Судьба, очевидно, была против шерифа. Кратковременное преимущество, доставленное ему неожиданным появлением Сета Девиса в роли нейтрального свидетеля, было безусловно испорчено непредвиденным открытием присутствия в сарае м-с Мак-Кинстри! Женщина замешана в битве, да к тому еще и старая! Белую женщину приходилось силой выдворять с места. Во всем неписанном кодексе юго-западного рыцарства не существовало такого прецедента.

— Ребята! — сказал он своим последователям с отвращением, — назад и оставьте в покое чортов сарай. Но вам, Гирам Мак-Кинстри, я даю пять минут времени, чтобы высвободиться из-под кабалы вашей жены!

Кровь его разгорелась, и он сердился на свою минутную слабость, тем более, что считал себя жертвой обмана.

Снова роковой сигнал, казалось, был неизбежен, и снова он был отсрочен. Гирам Мак-Кинстри, звеня шпорами и с ружьем в руке, выступил из-за сарая и предстал прямо перед лицом своих противников.

— Что будет через пять минут, то мы увидим, — начал он своим ленивым и сонливым голосом. — Но теперь как раз Сет Девис перекорялся с моей женой. И прежде чем начнется что другое, он должен взять свои слова назад. Жена говорит, что он лжет, и я говорю, что он лжет и вот теперь готов постоять за это.

Право личного оскорбления, идущего впереди общего дела — слишком укоренившийся пограничный принцип, чтобы им пренебрегать. Обе партии отступили, и глаза всех обратились на то место, где стоял Сет Девис. Но он исчез.

Куда?

Когда м-с Мак-Кинстри прокричала свое опровержение из сарая, он воспользовался всеобщим удивлением, чтобы, проскользнув в дверь, вскочить на груду сена, где помещался учитель. Глаза их встретились и яростно сверкнули, но прежде нежели Сет Девис успел крикнуть, учитель выронил свое ружье, схватил его за горло и всунул пригоршню сена в его рот. Яростная, но безмолвная борьба последовала затем; сено, на котором они боролись, заглушало всякий шум и скрывало их от всех, но от возни масса сена подалась и стала скатываться на пол. Учитель, сидевший на Сете, покатился вместе с ним. Сет воспользовался этим моментом, чтобы высвободить руку и вытащить складной нож из-за сапога, но прежде нежели он успел всадить его в учителя, изо всей силы ударился головою о выдающуюся балку в сарае и без звука и шума повалился на землю. Все это произошло так быстро и бесшумно, что никто ничего не заметил; вдобавок сено, продолжавшее катиться сверху, скрыло обоих соперников от глаз присутствующих, и даже м-с Мак-Кинстри не видела смертельной борьбы, происходившей в двух шагах от нее.

Учитель поднялся с полу, оглушенный, с засоренными глазами, но с чувством полного и удовлетворенного торжества. Он не подозревал о серьезности катастрофы, постигшей Сета, и, сжимая в руке ружье, ждал нового нападения с его стороны.

— Он хотел убить меня и убил бы, если бы удалось! Если он опять нападет на меня, я должен его убить! — повторял он самому себе.

Ему не приходило в голову, что это несообразно ни с его предыдущими рассуждениями, ни вообще с его принципами. Все было тихо. Ожидание раздражало его. В чем дело? Чего они все притаились?

Прислушиваясь с величайшим напряжением, он услышал отдаленный выстрел и глухой топот лошадиных копыт. Внезапный страх, что Мак-Кинстри разбит и обратился в бегство, и досада на такой исход заставили его выглянуть в слуховое окно. Но в ту же самую минуту послышался голос:

— Остановитесь, шериф!

Это был голос агента Стаси.

Наступил момент недовольного ропота. Но его слова были подкреплены приказанием другого голоса слабого, негероического, всем знакомого голоса.

— Я приказываю прекратить все это.

Последовал взрыв иронического смеха.

Голос принадлежал дяде Бену.

— Отстаньте! Не время дурачиться! — сказал грубо шериф.

— Он в своем праве, шериф Бригес, — сказал поспешно Стаси, — вы действуете по его предписанию; он владелец этой земли.

— Что такое? Да ведь это Бен Добни?