В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года - Страница 59

― Валюхи-то нет еще?

― Экзамены на аттестат сдаст и приедет, ― пояснил Виллен и доложил Алику: ― Письмо тут прислала и фотографию.

― Покажь, ― попросил Алик. Фотография пошла по рукам. Блистательная моментальная фотография: сморщив нос, хорошенькая девушка сбрасывает с плеч казакин ― жарко. И по белому ― надпись: "Ехидному братцу от кроткой сестренки".

― Красотка стала, ― констатировал Алик.

― А то! ― отвечал довольный брат.

― Да, теперь с такой сестренкой забот не оберешься, ― сказал Костя.

― А то, ― грустно согласился Виллен.

― Алик, ты вчерашнюю нашу газету читал? ― со значением спросил усиленно молчавший до того Владлен Греков.

― Мне в эти дни только газеты читать... Я свою-то не читал, а уж вашу...

― И зря, ― сказал Владлен и вытащил из кармана аккуратно сложенную газету. Алик развернул газету. Владлен указал: ― Вот здесь читай!

― "Лучше, когда "моя хата с краю"?" ― прочел название трехколонника Алик.

― Вслух не читай, ― распорядился Владлен.

Алик долго читал вслух. Закончив, спросил без выражения:

― Откуда им все известно о моем деле?

― Я им дал все материалы, ― признался Владлен.

― А ты от кого узнал, что меня привлекают?

― Это я Владлену сказал, ― тихо доложил Лешка.

― Все известно, один я ничего не знал, ― раздраженно заметил Смирнов. ― Друг, тоже мне!

― Ты ничем не мог мне помочь, Саня.

― Зато Владлен тебе помог!

― Помог, ― согласился Владлен. ― Разве не так?

― И мне помог тоже! Изящно обосрал с головы до ног!

― Не тебя, а ваши порядки.

― Трепотня и демагогия эта ваша статья! ― раздраженно закончил Смирнов.

― Зато Алик будет в порядке, ― не опровергая его, отметил Владлен. Помолчали все, понимая, что после такой статьи у Алика действительно все будет в порядке.

Греков поднялся:

― Ну, мне пора. Алик, будь добр, проводи меня немного. Мне тебе пару слов надо сказать.

Они Шебашевским вышли к Ленинградскому шоссе и мимо автодорожного института направились к метро "Аэропорт".

― Спасибо, ― выдавил наконец из себя Алик.

― Не за что! ― легко отмахнулся Владлен и добавил: ― А у меня к тебе маленькая просьба...

― Излагай. Я теперь тебе по гроб обязан.

― Ничем ты мне не обязан, ― сказал Владлен. ― А я тебе буду по-настоящему благодарен, если ты захочешь выполнить мою просьбу. Как ты знаешь, с понедельника я начинаю сдавать экзамены на вечерний юридический. Конечно же, меня примут. И я уверен, что историю там, устную литературу я сдам легко. Но вот за сочинение немного опасаюсь. А хотелось бы нос утереть всем, чтобы со всеми пятерками...

― Хочешь, чтобы я сочинение написал? А как?

― Раз плюнуть, Алик. На листке фотографию переклеим, кто там разбирать будет! А сочинение пишут всем кагалом, вечерники всех факультетов. Человек триста. Пойди там разберись. Это будет ровно через неделю, в следующую пятницу.

― Сделаю, Влад, ― заверил Алик.

― Помни, за мной ― не пропадет.

Они пожали друг другу руки, и Владлен спустился в метро.

Алик вернулся в сильно прокуренный уют приоровского дома. Лешка, как мог, подтренкивал на гитаре, а Саня, Виля и Костя, расплывшись по громадному дивану, громко и хорошо пели:

Выстрел грянет,

Ворон кружит.

Мой дружок в бурьяне

Неживой лежит.

А дорога дальше мчится,

Кружится, клубится.

А кругом земля дымится,

Родная земля.

Эх, дороги

Пыль да туман.

Холода, тревоги,

Да степной бурьян.

В следующую пятницу Алик благополучно написал грековское сочинение, а в субботу ехал в подшефный колхоз, в деревню Дуньково, направленный туда рассудительным начальством, которое твердо знало, что он герой-то, конечно, герой, но лучше ему пока быть подальше.

Скверное это дело, ― пить водку в кузове грузового автомобиля на полном ходу. Из горлышка еще так-сяк, но Алик не умел из горлышка. Кричали девчата, и ребята из цехов.

― Александр Иванович, просим, Александр Иванович, давайте!

Машина шла по сравнительно ровному Волоколамскому шоссе, но шатало таки порядочно: горлышко три раза опасно ударилось о край гладкого стакана, вызвав тонкий и веселый звон. Алик опрокинул стакан в себя, и водка пошла под язык, в нос, по углам рта и ― частично ― в горло. Непопавшее туда он жевал и заглатывал. Он страдал и плакал.

― Летят утки, летят утки...

― ...Да два гуся, ― запели девчата из типографии. Отходили на конус большие леса вдоль дороги, было пасмурно, отлетая, вяло пролетали галки, а где-то далеко летели утки и два гуся! Алик пробрался к кабине ― поближе к девчатам ― и стал подпевать. Он сейчас любил всех девчат, но подсел к хорошенькой блондинке Асе.

― Пьяненький, ― тихо сказала Ася. Песня кончилась, и девчата заговорили. Поэтому Алик ненавязчиво прижался к теплому Асиному боку. Ася нерешительно пошевелилась. Тогда он обнял ее за талию, и она сразу же громко сказала:

― Ох, девочки, колхоз этот мне совсем уж не нужен. Колька на неделю приехал, Клава. Ты его знаешь? ― крикнула она в угол. ― А я ― на месяц в колхоз загремела. С кем теперь погуляешь в удовольствие.

Она стремительно обернулась к Алику, он увидел ее удалые глаза, заробел и убрал руку. Она отвернулась, и он опять обнял ее за талию. Уставшие от дороги и водки, все замолчали. Алик положил голову на Асино плечо и стал подремывать. Изредка встряхивало, и тогда он виском ударялся о какую-то костяшку из худенького Асиного плеча, от которого пахло бедным жильем и большой семьей.

― Через десять минут на месте! ― громогласно объявил рыжий Тимка из электроподстанции. Зашевелились все.

― А где мы здесь жить будем? ― спросила Ася, еще раз резко, на мгновенье обернувшись к Алику. Шутила, видно, с ним.

― Это ты у председателя спросишь, ― ответил Тимка.

― Я спросил сегодня у менялы,

что дает за полтумана по рублю:

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное "люблю".

Ася замолкла.

Та, что звалась Клавой, попросила:

― Ася, дальше.

А Тимка мрачно сказал:

― Меняла ― председатель ответит тебе по-русски кратко. Большой барбос.

Машина въехала в село Буньково и вскоре остановилась. Все еще сидели по лавкам, когда через борт заглянула в темный кузов хитрая славяно-азиатская харя.

― А что это за рожа? ― басом поинтересовалась Ася.

― А это председатель, ― тонким голосом ответил Тимка.

Председателева харя добро заулыбалась, съежилась от искусственной радости и произнесла:

― Сразу видно: москвичи приехали. Рад приветствовать!

― Тимофей, ты? ― обеспокоился председатель.

― Ребята, он ласковый! Значит, придется лес возить, ― догадался Тимка.

― Я, родной, я. ― Тимка перегнулся через борт, снял с председателя кепку и трескуче поцеловал его в лоб. Председатель вырвал кепку и удалился.

По домам всех расселяла молчаливая и деловая бригадирша. Рыжий Тимка из электрической подстанции бросил свой мешок и убежал. Алик с дотошностью устраивался. Устроился, и стало скучно. Но тут же явился Тимофей и, мерцая воспламененным от беготни лицом, обрадовал:

― Пиво в чайную завезли. Свежее.

В чайной пахло конской мочой и ногами. Толкая рифленые ватные сапоги, Алик и Тимка пробились к стойке. Светло-желтая струя долбила кружки. Мужики зачарованно глядели на струю.

― Два по сто и четыре кружки, ― сказал Алик.

― Споловиним, ― присоветовал Тимка. Отпили по пять-десять и запили пивком.

― Хорошо, ― отметил Алик.

― Зачем тебе Аська? ― спросил Тимофей.

― А я знаю? Я ― доктор? ― Алик отвернулся и посмотрел на соседний столик. За тем столиком в окружении односельчан в голубом пиджаке и серых брюках сидела невыразимая местная знаменитость ― олимпийский чемпион по штанге в легчайшем весе, карманный такой паренек. Он угощал своих и рассказывал о прекрасной, заграничной жизни.