В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года - Страница 12

Аполлинарий ходил ножками. Глядя на него, Алик спросил с отвращением:

― Зачем мы здесь, Саша?

― Теперь только за тем, чтобы поужинать, ― ответив, Саша налил себе вторую рюмку. ― За удачу, Алик.

Опять была улица Горького. Из въезжей арки, недалеко от "Грузии" навстречу Алику и Саше вышли трое.

― Мужик, ― обратился один из них к Саше. ― Можно тебя на минутку?

Двое, ласково взяв Сашу под руки, повели его в подворотню, а третий, несильно толкнув Алика в спину, предложил:

― Иди. Он тебя догонит. ― И кинулся следом за остальными.

― Саша! ― отчаянно закричал Алик, вбежал в арку и уже во дворе столкнулся с обернувшимся на шум шагов третьим.

― Я же сказал: он тебя догонит! ― раздраженно повторил третий и вдруг стал мягко оседать на землю. Алик, перепрыгнув через него, бросился дальше. В глубине двора стояла "эмка" и несколько человек рядом с ней.

― Саша! ― еще раз крикнул Алик.

― Да успокойся ты, Алик! Все в порядке, ― раздался веселый Сашин голос, а другой голос ― начальственный, спросил:

― Кто это?

― Мой друг, Алик, иди сюда, знакомься.

Алик подошел. Стояли те двое, что увели Сашу, Саша и подполковник милиции в полной форме. Все молча пожали Алику руки.

― А где Малявин? ― вдруг вспомнил подполковник.

― Я здесь, товарищ подполковник, ― жалобным голосом обнаружил себя тот, третий, и приблизился, обеими руками держась за живот.

― Вы заболели, Малявин? С желудком что-нибудь?

― Да вот паренек устроил, ― обиженно сказал Малявин.

― Паренек чемпион Москвы по боксу, ― объяснил Саша.

― Среди юношей, ― скромно уточнил Алик.

― Всегда-то тебе повезет, Малявин, ― позавидовал кто-то и все заржали.

― Алик, нам с Сашей надо поговорить, ― сказал подполковник. ― Ты побудь здесь с ребятами, а мы в машине поговорим. Ладно?

― Ладно, ― солидным басом согласился Алик.

― И поучи пока, пожалуйста, наших оперативных работников не пропускать ударов. Даже если это удар чемпиона Москвы, ― добавил подполковник, открыл дверцу "эмки" и, пропустив вперед Сашу, вслед за ним влез в кабину.

― Как это ты меня? ― спросил пришедший в себя Малявин.

― Элементарно. Левый крюк в печень.

В темной утробе кабины они как по команде откинули головы, расслабились.

― За вчерашний день твой отчет я прочитал. А что ты сегодня делал? спросил подполковник.

― Растрату. Совершил должностное преступление: из добытых шантажом подотчетных денег малость истратил на приличный гражданский костюм.

― Этот? ― подполковник пощупал материю на пиджаке.

― А ничего себе пиджачок, да?

― В темноте не видно. А еще что?

― Пушку показывал. Семеныча искал. Чтобы знали все: пусть мне не попадаются.

― Не перебрал?

― В самый раз. Играть не надо: фронтовик без тормозов, что и есть на самом деле.

Уютно было в "эмке". Добродушно урчал на малых оборотах мотор, светился приборный щиток, жила бурной самостоятельной жизнью включенная полевая рация.

― Много успел, ― грустно заметил подполковник.

― Я старался, ― настороженно ответил Саша.

― О чем мы тебя просили? ― задал вопрос подполковник и сам на него ответил: ― Наблюдать, регистрировать преступную активность возможных участников грабительских акций. Собирать информацию.

― Ну, а я что делаю?

― В принципе ты нарушаешь социалистическую законность, ― устало констатировал подполковник, ― а методы твои, мягко говоря, слегка отдают анархизмом.

― С врагом у меня метод один: давить, чтобы врага не стало.

― Здесь не враги, капитан. Здесь твои сограждане. Запутавшиеся, преступившие закон, не лучшие граждане нашей страны, каждому из которых, заметь ― каждому, мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь.

Саша помолчал, посопел гневно и сказал вежливо:

― С большим удовольствием прослушал вашу лекцию. Вмиг открылись глаза. А теперь разрешите вопросик: мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь и тому поганому убийце, которого ищем?

― Ну, о нем разговор особый... ― начал было подполковник, но Саша перебил, задыхаясь от ярости:

― Вот это правильно! У меня с ним будет особый разговор.

― Не перебивайте старших по званию. С сегодняшнего дня вы будете действовать строго по моему приказу.

― Товарищ подполковник, разрешите напомнить, что я не служу в милиции.

― Вы откомандированы в мое распоряжение, капитан.

― Шестой! Шестой! ― детским голосом заверещала рация. ― Вас вызывает дежурный по городу. Шестой! Прием!

Подполковник подхватил наушники и микрофон, перевел рацию на передачу, сказал отчетливо и громко:

― Шестой слушает! Прием!

Перевел на прием и долго слушал, потом сказал: "Вас понял". Снял наушники, положил микрофон и обратился к Саше:

― Только что опять совершен налет. У нас на путях.

― Что взяли?

― В том-то и дело, что глупость какую-то. Партию пишущих машинок. Что они с ними делать будут? Машинка ― вещь заметная и громоздкая.

― А может, главное было совершить налет, а не брать что-то?

― Демонстрация? Неуловимый Семеныч продолжает действовать? Вполне возможная вещь. И почерк схож.

Помолчали, подумали, не глядя друг на друга. Внезапно Саша помечтал вслух:

― Как только кончится война ― сразу же в институт.

― В какой? ― поинтересовался подполковник.

― В педагогический.

― А у нас педагогикой заняться не желаешь?

― Так вам же мои методы не подходят.

― Нашим методам мы тебя научим, дело не особо хитрое. Нам позарез нужны люди с чистой и твердой совестью. Люди, не устающие бороться за правду.

Саша заглянул в усталое лицо подполковника и виновато спросил:

― Я сильно напортачил?

― Есть самую малость, ― улыбнулся подполковник. ― Ну а теперь...

― После головомойки, добавил Саша, а подполковник продолжил:

― Ну а теперь после головомойки, вернемся к нашим баранам... ― и сам же прокомментировал: ― Ах, как было бы хорошо, если наши клиенты были баранами! Но они не бараны... Сегодня я нарушил свои же инструкции по необходимости, Саша. Мы проверили всех по твоему списку, а ты должен знать результаты проверки.

― Кого-нибудь зацепили, товарищ подполковник?

― Семеныч твой у нас в картотеке нарисован еще с двадцатых годов.

― Неужто он?

― Вроде бы да. Но, понимаешь, ощущения у меня, что мелок он для такого наглого и страшного разворота.

― А Сергей? ― глухо спросил Саша.

― Одинцов-то? Одинцов есть Одинцов. С ним полный порядок. Если можно так сказать про человека, жизнь которого висит на волоске.

― Я не имею права не сказать о нем, но мне очень не хотелось вставлять его в этот список. А теперь я рад, что он чист.

― Подожди радоваться. Его домохозяйка и сожительница Клава работает на железнодорожном телеграфе нашей дороги, капитан.

― А если просто совпадение?

― У Клавы нет родственников в Болшеве. Она сирота.

― Так кто же, кто был наверху?

― Узнаем, капитан, через неделю. Через неделю в Истру поступит информация о таком грузе, что они все вылезут на него. Запомни: ровно через семь дней ― наша главная операция. Ты ― со стороны.

― А раньше нельзя?

― Мышеловка должна быть без дыр. А у меня нет людей, капитан. Только через неделю обещали дать.

― Это все понятно. А что мне семь дней делать?

― Деньги еще остались? Ну и гуляй на них!

― Вот такую работу люблю! ― восторженно объявил Саша, пожал подполковнику руку и, выскочив из "эмки", закричал, подражая женскому голосу: ― Алик! Домой!

Итак, отсчет от второго. Долго они шли, эти майские семь дней. Они медленно тянулись потому, что от каждого из них ждали победы. И каждый день сообщал России о победах: брались города, громились дивизии и армии врага, освобождались целые державы. Но главной победы пока не было. А надо было твердо знать ― там, на западе, больше не убивают русских ребят. Чтобы без страха ждать их домой. Чтобы вздохнуть облегченно. Чтобы позволить себе почувствовать многолетнюю усталость.