В последний раз, Чейз? (СИ) - Страница 7

Девять лет. Чертовых девять лет я знаю Аннабет, но ни разу в жизни я не был уверен, что она вытворит в следующее мгновение. Ударит, пошлет куда подальше или просто извинится, свернется рядом и скажет что-нибудь теплое, хотя и не значимое, по сути.

Девять лет. Нет. Это было всего шесть лет, когда я мог видеть, слышать ее. Когда мог прижиматься к ней, чтобы защитить, чтобы пожалеть, чтобы просто быть рядом. Как будто это имело значение. Почему не мог просто ценить это, и почему теперь расплачиваюсь за это сполна?

Как она забыла меня? И почему тогда я, замерший, полуживой после этих трех лет неведенья?

Зачем тогда она звонила мне? Пыталась найти? Стать друзьями? Аннабет Чейз – девушка, ради которой я пережил муки Ада, предлагала перечеркнуть это все? Стать другом, какими мы были прежде?

Мы друзья. Все в порядке. Заткнись, Перси. Ты меня бесишь. Хватит жалеть себя. Вы – друзья.

– Эй, Джексон? – Стук в дверь. – Ты в порядке? Я слышал грохот.

– Да, Нико, – вытаскивая руку, говорю я. – Все в порядке.

– Такси подъехало. Пора ехать.

– А что, у Джейсона бензин кончился? – вроде как шучу я.

– Они занимаются подготовкой. По мелочи, наша помощь не нужна. Мы ждем внизу.

Я уже не так рад одиночеству, как пару дней назад. Оно ненавистно, потому что тогда я снова вспоминаю. И воспоминания эти душат. Но неожиданно шаги раздаются вновь и голос Нико бодро произносит:

– Да, кстати. Зайдешь за Аннабет. Она в комнате напротив.

– Ди Анжело, чертов сукин…

– Ты прав, как никогда, – спускаясь по лестнице, издевательски кричит он. – Поторопи ее.

Я должен зайти за Аннабет. Сдохнуть можно, как остроумно. По-моему, мы не особо удачно поговорили за завтраком. Я просто напросился на разговор с Хейзел, и меня отправили расставлять эти чертовы стулья. Воображала села напротив меня перед этим, но я даже не попытался завести разговор, хотя знал, что она пристально смотрит на меня. Было чувство, будто я на рентгене.

Зайди за ней. И повторяй себе почаще: вы – друзья.

Я быстро сменяю одежду, приглаживаю всклокоченные волосы, по-моему, даже пользуюсь мужским одеколоном, что поставили на туалетном столике. Хвала богам, не женский. Еще раз приглаживаю волосы. И все равно я похож на дезориентированного идиота. Что ж, лучше так.

Я резко дергаю дверь на себя и выхожу из комнаты вон. Напротив, Джексон. Напротив, и не пытайся сбежать. Так же быстро я шагаю вперед. Считаю до десяти. Потом до двадцати. Счет сбивается каждый раз, и приходится начинать сначала. Твою мать, не начинай заново! Еще одна уловка, чтобы потянуть время. Я уже надеюсь, что Нико, Беатрис и Чарли уже сорвались с места и укатили в зоопарк, но это я – неудачник и аутсайдер, про которого, видимо, забыла Фортуна.

Двери открываются, и передо мной восстает миссис Оллфорд.

– О, Перси. Очень вовремя. Нам как раз нужен независимый эксперт, – щебечет она.

– Я… меня попросили зайти за Аннабет, такси уже подъехало, – тупо повторяю я слова Нико. – Я лучше пойду…

– Перси, – ее голос одергивает меня, словно разряд электричества.

И тогда милая женщина, что так похожа на мою маму, отходит.

Знаете что… Забудьте. Забудьте вообще все, что я говорил о незначимости платья, внешности, аксессуаров, всей этой свадебной мишуры. Фигуре, плечах, изгибе спины, тонкой шее, талии. Вообще забудьте. Потому что я забыл. Я забыл на секунду, кто я. Забыл о том, как меня зовут, хотя даже такой идиот, как я, должен помнить это с самого рожденья. Черт, я забыл, что всю жизнь бегал от монстров, чтобы потом безуспешно пытаться бежать от самого себя. Забыл, что в комнате еще куча народа. Что есть в этом что-то неестественное, слишком пафосное, слишком глупое, слишком… Слишком влюбленное.

Теперь я готов был спутать Афродиту и… странно знакомое существо перед собой. Светлые волосы, что просто откинуты вперед, серые глаза, что замерли на мне. Греческое, девичье платье с теплыми переливами белого и золотого, и приспущенные рукава на плечах. Поверьте, платье имеет значение. Имеет значение, кто в нем.

– Ты не стараешься, Рыбьи Мозги! – визжит Аннабет.

Ну и противный у нее голос.

– Ты лупишь меня, как ошалелая! Это тренировка!

– Мантикоре ты тоже это скажешь? – снимая шлем, спрашивает она. – Ты – ленивец!

– А ты – Воображала!

Она снова хмурится так, словно я обозвал ее. Не знаю, от чего ей так обидно. Хотя прежде она никогда не подавала виду, теперь ее лицо стало похожим на спелую клубнику. Мне вдруг стало стыдно. В конце концов, я уже не ребенок, пора завязывать с этими тупыми кличками.

Аннабет разворачивается и бредет прочь с арены, заканчивая наш разговор.

– Эй, – окликаю ее я, – Аннабет! Послушай!

Но она даже не обернулась. Если она не хочет говорить с тобой, изменить это крайне сложно, но я бы не хотел терять такого друга, как Воображала. Лучше нее и Гроувера и вправду никого нет. Я выхватываю ее за руку, но она оскаливается, словно я ударил ее.

– Ну, прости! Что ты как маленькая?

– На себя посмотри! Я стараюсь, чтобы тебя не слопали монстры в следующем году, а все что ты делаешь – это злишь меня, хорош напарник, – уверенно произносит она, даже не повысив на меня голос, – Я не буду с тобой больше тренироваться. Ищи другого учителя.

– Ты это серьезно?

– Вполне, – просто пожимая плечами, говорит она.

– Но мы ведь не напарники. Мы ведь… друзья?

Аннабет прищуривается так, будто это оскорбило ее еще хлеще «Воображалы». Что не так с этой девчонкой?!

– Чего ты еще хочешь? Чтобы я на колени встал?

– Мне ничего от тебя не надо. Отцепись, Джексон.

Она снова разворачивает и уже собирается уходить, как я загораживаю ей путь. Вы бы видели эти глазища! Злые-презлые, словно у химеры, только вот… Цвет. Красивый цвет. Забавный.

– Ты не понял?

– Я понял, – грубо отрезаю я. – Но ты не можешь от меня отказаться. Друзья так не поступают, а ты… Ты мой самый лучший друг. Ты меня не бросила, Аннабет. И вся эта заварушка с молниями Зевса, я ведь бы не справился без тебя. Если хочешь, больше не буду называть тебя Воображалой. Просто… это ты, понимаешь? И я привык к этому. Это только твоя кличка.

– Что это с тобой? – снова удивляется девчонка. – Головой ударился, что ли?

– Ты мне нужна. Можешь издеваться и насмехаться надо мной, а мне плевать. Давай, пошли тренироваться дальше. Ужин еще не скоро, хотя я могу пропустить и его, если того потребует мой сэнсэй, – я расплываюсь в улыбке, представляя Аннабет в кимоно. – Ну, что? Идет?

– Сильно я тебя шибанула…

– Но это не значит, что в следующий раз я не надаю тебе по мозгам, – замечаю я.

Аннабет еще долго смотрит на меня своим пронизывающим взглядом. Она не верит мне, или сомневается. И снова я буквально слышу шуршание механизмов в ее голове. Я улыбаюсь, и тогда ее лицо светлеет. Подруга ударяет меня в плечо кулаком в знак перемирия. Обычно она дает подзатыльник, но сегодня она, видимо, в хорошем расположении духа.

– Не будь таким самонадеянным, Рыбьи Мозги, – отвечает она, и, помедлив, добавляет: – Нет. Ты будешь называть меня «Воображалой», потому что… это ты, Перси. Может, сообразишь, когда-нибудь.

– Соображу что?

На этот раз глаза Чейз искрятся добротой и чем-то еще. Мама всегда провожала меня этим взглядом в школу. Когда обнимала или желала спокойной ночи. Этот взгляд появлялся в ее зеленых глазах, когда она говорила об отце. Мечтательный, живой…

– Не бери в голову, Рыбьи Мозги. Считаю до трех, и ты должен быть на арене…

– Эй, я ведь извинился!

– Но никто не отменял занятий!

Под ее звонкий смех я несусь к арене. Однажды я раскрою твой коварный план, Воображала. И тогда я «соображу».

– … платье ни в коем случае нельзя обрезать и подшивать! – возвращает меня в реальность чей-то крик. – Аннабет! Не глупи!

– Послушайте, все можно ушить за несколько часов. Шнуровка в любом случае позволит скрыть все недочеты, – вмешивается чей-то второй голос. – Молодой человек, что же вы молчите?