В последний раз, Чейз? (СИ) - Страница 11

Я запоздало включаюсь в реальность. Мы в моей комнате. Тут горят светильники, Чарли забрался на кровать, я так и замер у входа. В боковой стене выбоина, и, кажется, именно она напоминает мне об утихших чувствах внутри. Все кончено. Так быстро. Крайне глупо. Безвозвратно. Жутко.

– Так мы идем слушать истории, или нет?

– Давай ты останешься на ночь у меня. Мне легче будет настроится и все вспомнить, – присаживаясь рядом с ребенком, предлагаю я. – Можешь даже поспать в шортах и в футболке. Это ведь домашняя одежда?

Чарли заворожено глядит на меня, словно я и есть Посейдон, Аид и Зевс в одном лице.

– Как это, в футболке и шортах? Беатрис ругалась.

– Я ведь не Беатрис. Устроим мальчишник?

– Серьезно?! – он едва не визжит от радости. – Ты не врешь? Волшебник, ты лучший!

Он кидается мне на шею. И это… Он снова это делает. Доказывает мне, что я нужен кому-то. Что я не одинок. Не одинок настолько, насколько сам в этом виноват. После свадьбы Аннабет я обязательно постараюсь вернуть прежнее доверие друзей. Хочу знать, что они не разочарованы больше во мне. Что мы одна семья, несмотря ни на что.

Чарли забирается под одеяло, смирно складывая ладони, как ученик. Я улыбаюсь его хитрой, послушной мине. С чего бы начать? С чего-то честного, верно?

– Послушай, я не хотел быть полукровкой…

***

Сна ни в одном глазу. Страх, отчаянье, робость. Все, что угодно, только не уверенность в том, что Аннабет не узнала моих истинных чувств. Какой же я идиот, все-таки. Но это уже не важно. Ничего уже не важно. Я вздыхаю, стараясь не разбудить Чарли.

После долгих трех часов, он все-таки уснул. Слишком внимательный, требовательный, пытливый слушатель, которого интересовала каждая мельчайшая деталь, связанная с олимпийцами. Не уверен, что мог рассказывать о мире полукровок ребенку, но что от этого изменится? Многие моменты, вроде появления Нико, кровавых войн и смертей, пришлось пропускать, чтобы мальчишку не беспокоили кошмары. Но Чарли все равно слушал. Восхищался историей моей жизни, от которой я бы с радостью отказался.

Самое жуткое – переживать все события, связанные с Аннабет. То, как ее похитили, как она, едва живая, поддерживала небосвод, как мы падали в Тартар, как защищали друг друга, потому что… Потому что было ради чего жить. Но я пережил и это. Рассказал все, как есть, иногда даже нахваливая юную героиню, откровенно проникаясь к ней симпатией. Вот, если бы только симпатией.

Чарли свернулся на моей груди, словно боясь, что истории кончатся, а я, обманув, скроюсь в темноте. Смешно наблюдать за его сонным лицом. Вот бы еще слюни пустил, и я бы стал сомневаться, что Беатрис его сестра. И на мгновение я представляю, что рано или поздно у меня будет семья. Вроде, счастливая. Я смог бы стать настоящим отцом, как и Нико. Мне хочется этого. Оберегать, жить ради семьи. Не ячейка общества – полноценная семья, которой у меня не было.

Я вспоминаю лицо мамы. Безгранично доброе, светлое, пронзительное, словно теплый, летний свет. Как можно было в последнюю нашу встречу так грубо себя с ней повести? Тот день был будто миллиарды лет назад, а не всего два месяца назад.

– Здравствуй, Перси.

Тихий, женский шепот, заставляет меня вскочить с кровати. Это еще что за дела. Я аккуратно укладываю спящего Чарли на кровать и на ощупь включаю свет. Неожиданно порыв ветра из открытого окна приносит цветочный, приторный запах. Уж не привезли ли ту самую арку?

– Ты не рад меня видеть, я смотрю.

Серьезно? Боги сошли с ума.

– Афродита, – сквозь зубы, сдавленно говорю я. – Скажите, что вы не ко мне…

– Это будет ложь.

Какие честные боги пошли.

– Давайте по-быстрому, я хочу спать, – огрызаюсь я.

– Это тоже ложь.

Нет, я должен перестать жаловаться на свое положение. Потому что каждый раз, когда я думаю, что хуже быть не может, волшебным образом обстановка становится ужасающей.

– Если вы к Пайпер, она в комнате дальше по коридору.

– Ей есть чем заняться, – просто отвечает богиня, усаживаясь на стул рядом с зеркалом. – Я пришла к тебе, Перси. Я не ошиблась дверью.

– Это… здорово. Но вы опоздали, что ли? – усмехаюсь я. – Рад помощи олимпийцев, но я уже не нуждаюсь в ней.

– Причем здесь олимпийцы? – искренне удивляется Афродита, поправляя волосы. – Я пришла к тебе, потому что захотела сама. Я – богиня, а не зверек на побегушках у Зевса.

– Рад это слышать.

– Послушай, я понимаю, что ты зол на отца…

– Вы пришли поговорить о нем?! – гневно спрашиваю я.

– Я устала повторять, Перси. Я пришла к тебе. И все же ты зол на него?

– Нет. Совершенно, нет. Он бросил меня, но это мелочи, так ему и передайте. Пусть только не распространяет свою обиду еще и на Аннабет. Он должен прийти на свадьбу.

И тогда богиня замирает, оборачивается ко мне.

– Ты этого хочешь?

Я киваю головой, разглядывая пол под ногами. Не хочу беседовать об этом с богиней любви. Потому что вообще не хочу ни с кем об этом беседовать. Это только мои раны, мои переживания. Кому какое дело? А уж тем более олимпийцам, которые не отличались особой человечностью.

– Перси…

– Я очень рад, что вы переживаете за мою судьбу, но ваша помощь не нужна, понимаете? Все, что нужно, вы уже сделали, и, честно слово, я даже не виню вас. Все так и должно быть.

Она внимательно слушает меня, будто ожидает услышать в словах подвох. Но его нет.

– Я люблю ее, перед вами это скрывать крайне глупо, но чтобы вы не предложили мне, какую бы сделку, помощь, соглашение… Мне это не нужно. Я счастлив, ясно?

И она замолкает. Молчит и все смотрит на меня. Смотрит и думает, наверняка о том, какой же я все-таки конченый идиот. Я и сам так часто думаю, Афродита. Не ты первая, не ты последняя. Наверное, не красиво, но я ложусь обратно на кровать, накрываю нас с Чарли одеялом, пытаюсь сосредоточиться на кваканье лягушек.

– В породах гор люди однажды нашли причудливые камни, – начинает тихий, убаюкивающий голос. – Они были черными, отвратительными и непривлекательными на вид. Никто и не стал задумываться о том, какую тайну они хранят в себе. Но, однажды, страшный камень лопнул, а люди увидели неимоверное сияние, словно солнце опустилось на землю. Внутри сияли кристаллы, что были выкованы изо льда.

Тихое шуршание ее платья. Я пытаюсь открыть глаза, но это бесполезно. Рука богини ложится мне на лоб, словно она проверяла мою температуру. Ватные руки отказываются скидывать ее ладонь, и тогда она произносит:

– Это были жеоды, что хранили одну из самых загадочных красот мира.

Я чувствую, как сон приходит сам собой. Обессиленный, я окунаюсь в царство Морфея, прижимая теплое тело Чарли к себе.

– Чтобы узнать человека, сперва его нужно сломить…

***

Я надеялся, что это не кошмар, и склонившаяся надо мной девушка не обернется фурией. Хотя, наверное, даже тогда трудно будет испортить эти сверкающие в темноте глаза.

– Что, мы уже прибыли? – сонным голос бормочу я, глядя на Аннабет.

– Нет, – склоняя голову набок, наблюдая за мной, отвечает Воображала. – Сейчас середина ночи.

Кажется, сна теперь нет ни в одном глазу. Слышу срывающийся, бешенный ритм собственного сердца. Если это и был кошмар, то самый худший из всех, что я видел прежде. Подумать только. Я спросонья, нечесаный, неухоженный, в мятой пижаме. О боги, я чистил зубы на ночь?

– Ты… ты пробралась в мою каюту?

– Тебе же семнадцать через два месяца! Не вечно же бояться тренера Хеджа.

Она сидит на моей кровати, прижав коленку к груди, и раскачиваясь как ребенок. На лице играет теплая, солнечная улыбка, что согревает изнутри лучше всякого одеяла. Подумать только, как я мог обходиться без нее? Без Аннабет? От мысли, что ее снова не станет, становиться неимоверно тоскливо. Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь незаметно пригладить растрепанные со сна волосы.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы ты видела его бейсбольную биту…

– Мы могли бы прогуляться, Рыбьи Мозги. В том случае, конечно, если ты почистишь зубы и приведешь этот ужас на голове в порядок, – она продолжает улыбаться. – И пижама… О боги, это зайцы?