В полярной ночи - Страница 35

— Последний вопрос — электроды. Для электродов лучше использовать водопроводные трубы, а не ломы. Вбивать их надо на глубину до трех метров. Можно рыть котлован, погружать в него электрод, потом засыпать просоленной землей. Но это нерационально, как всякий ручной труд. Лучше бурить скважины станками.

— Есть в Ленинске бурильные станки?

— Да. На строительстве ТЭЦ и на рудниках.

— Достанем! — Седюк в увлечении готов был обещать все, чего бы Газарин ни потребовал.

— У меня все, — удовлетворенно сказал Газарин и сел на стул.

Седюк в волнении прошелся по комнате.

— Решение ваше, по-моему, технически блестяще. Еще один вопрос: это только идея или готовы все расчеты?

— Идея появилась, когда я разговаривал с вами в опытном цехе. Я позвонил вам только после того, как закончил все расчеты. Скажу вам лишь, что во время электропрогрева станция Ленинска работает в основном только на него, а на отпуск электроэнергии другим потребителям накладывается строжайшее ограничение. Освещение поселка тоже выключается.

— Ничего, в темноте сейчас живут города поло-вины мира. Владимир Леонардович, завтра мы чуть свет отправимся к Дебреву. Ручаюсь вам, что уже сегодня на площадке будут устанавливать ваш могучий трансформатор и тянуть к нему высоковольтную линию. На строительстве медеплавильного работает несколько тысяч человек, — если понадобится, все эти люди будут переключены на обслуживание электропрогрева. Условились?

— Условились. — Газарин стал собирать свои бумаги, комкая их и погружая в бездонные внутренние карманы.

Седюк, проводив Газарина, вернулся взволнованный. Ему уже не хотелось спать. Он был увлечен смелым предложением и готов страстно защищать его. Непомнящий снова сидел на кровати, свесив босые ноги. Седюк улыбнулся ему счастливой, мальчишески веселой улыбкой.

— Слыхали? — спросил он, усаживаясь у стола. — Я разговаривал с ним третьего дня, часов около шести. За время, что прошло с тех пор, он успел найти новую блестящую идею и произвести все необходимые расчеты.

— Потрясающе талантливая личность, — сказал Непомнящий, зевая. — Наука как осуществленная мечта. Романтика в пиджаке математических формул. Когда я работал в научно-исследовательском институте экспериментального фольклора и рациональной мифологии, там тоже была пропасть блестящих дарований. Таланты целыми стаями носились по коридору. Гении сидели в каждой комнате. Из-за них простому человеку нельзя было в обеденный перерыв войти в помещение буфета. Самый крупный из них писал кандидатскую диссертацию на тему о происхождении известной поговорки: «Бьют, как Сидорову козу». Ему удалось доказать после многолетних трудов, что эта знаменитая коза принадлежала вовсе не Сидору, а Кузьме. Ученый совет института прочил диссертанту великую будущность.

— С вами неприятно разговаривать, — сказал с досадой Седюк. — Вы удивительно умеете опошлить всякую хорошую мысль своими остротами. Кстати, возьмите утром в отделе кадров выписанное вам направление на работу. Вы ведь, кажется, электрик?

— Я — все, что угодно, — бодро сообщил Непомнящий. — Мне приходилось обжигать любые горшки, но никогда я на этом основании не просился в совет богов. В последнее время я действительно работал электриком в одном маленьком городе. Работа не пыльная, мучали только непрерывные короткие замыкания. Но станция часто прекращала подачу электроэнергии, и тогда было совсем хорошо. Я эту электрическую деятельность всегда вспоминаю с умилением, как девушка первый поцелуй.

Седюк бросил на Непомнящего быстрый взгляд и, промолчав, снова стал раздеваться.

Растерянность и отчаяние, охватившие Дебрева после телеграммы о морском бое в арктических водах, продолжались недолго. Едва Седюк вышел из кабинета, как Дебрев, набросал телеграмму Сильченко в Пустынное и распорядился, чтобы главный врач Никандров готовился к немедленному полету на океан — спасать раненых. Караматина, Назарова и Лесина он принял спокойно, внимательно прочитал проект приказа об опытном цехе, перечеркнул сроки, установленные строителями, и поставил свои, более жесткие. Лесин хотел было протестовать, но Дебрев холодно оборвал его:

— А вы, Семен Федорович, когда писали проект, учитывали, что я вас подрежу, и заложили там резерв на мою несговорчивость, я только этот ваш резерв и ликвидирую.

Затем он вызвал Киреева и Ахмуразова, вчера только назначенного начальником цементного цеха. Киреева нашли сразу, он раньше полуночи из цеха не уходил, а за Ахмуразовым пришлось посылать курьера — он прибежал заспанный, перепуганный неожиданным вызовом посреди ночи.

— Вот что, товарищи! — обратился к ним Дебрев. — С завтрашнего дня самая важная проблема в Ленинске — цемент! Рассказывать тут нечего, нужно делать. Прошу ежедневно представлять мне две сводки. Вы, — он кивнул Кирееву, — сводку анализов опытных партий цемента, а когда пойдет промышленный цемент — анализ промышленного. В девять утра и в семь вечера. А вы, — он повернулся к Ахмуразову, — сводку о том, что строители сделали за ночь и за день, только с этакой здоровой придирочкой, без тумана, по пять-шесть строк два раза в сутки. Понятно, товарищи?

И Киреев и Ахмуразов в один голос ответили, что им все понятно. Уже в коридоре, со страхом оглянувшись на кабинет Дебрева, Ахмуразов, молодой красивый казах, после института года три работавший на новороссийских цементных заводах, признался.

— Только сводка, а я думал — будет ругать за дело. Знаешь, шел — и сердце стучало.

Киреев лучше разбирался и в Дебреве и в общем положении вещей. Он озабоченно пояснил:

— И правильно стучало, Аббас Алифбаевич, сердце у вас вещее.

Ахмуразов, снова пугаясь, на всякий случай попросил, переходя на «вы» — Киреев ни с кем не любил «тыкаться»:

— Сидор Карпович, я очень надеюсь, вы хорошие анализы будете давать на промышленный цемент, правда?

— Дадите цемент хороший — будут анализы хорошие, — пробормотал Киреев.

Утром Дебрев пришел на работу раньше всех. Седюк с Гагариным сунулись было к нему, но он чуть ли не выгнал их из кабинета.

— Не до тебя, Михаил Тарасович, потом, потом! Растерявшийся от такого неприветливого приема Газарин предложил прийти после обеда. Но Седюк настойчивостью не уступал самому Дебреву. Он тут же, за стеной кабинета, снял со стола секретаря телефонную трубку и соединился с Дебревым. Как и многие другие хозяйственники, Дебрев относился к телефону с уважением, видимо считая, что по пустякам к нему звонить никто не решится. Даже во время срочных заседаний он откликался на телефонные звонки и никогда не обрывал телефонное обращение к нему на первом слове, как частенько проделывал при встречах. План Седюка удался. Он едва успел объяснить суть дела, как Дебрев, прерывая его, уже говорил:

— Что же ты сразу не сказал? Заходи!

Дебрев тотчас выслушал Газарина и бегло просмотрел его расчеты.

— Ну что же, — проговорил он с удовлетворением, — кажется, это то самое, чего мы с тобой искали, Михаил Тарасович: полный перелом на строительстве медеплавильного! — Встав с кресла, как он всегда делал в важные минуты, и прохаживаясь по дорожке, он сказал с волнением: — Славный ответ тому, в Полярном море!

Дебрев вызвал строителей и энергетиков. На совещании разгорелся жестокий спор. Строители никогда не применяли высокого напряжения и побаивались его. После нажима Дебрева Лесин согласился испытать новый метод на времянке. Против этого запротестовал Синий. Он веско указал:

— Времянки, дорогие товарищи, могут быть при монтаже осветительной линии, шесть тысяч вольт не признают времянок. Речь идет о том, что предлагаемый новый метод прогрева опасен для рабочих.

— Я вас сюда собрал не для того, чтобы спорить о применении высоковольтного прогрева, ¦— оборвал его Дебрев грубо. ¦— Не тратьте времени на это. Глубинный электропрогрев будет испытан, хотя он нов и опасен. И дело не в неудобствах и трудностях, мы с вами не в доме отдыха. Что это за возражение — нельзя делать на скорую руку, требуется солидный монтаж! Ну и монтируйте по-солидному, кто вам мешает, — только оперативно монтируйте, не тяните кота за хвост. Речь идет сейчас вот о чем — как применить новый метод с максимальным эффектом и минимальной затратой средств. Только на эту тему и прошу говорить.