В полдень за ней придут - Страница 3

Читать с экрана Штейнбок не любил, но пришлось — принтера в кабинете майора не оказалось, да если бы и был, распечатывать и выносить материалы, связанные с деятельностью арестованных было категорически запрещено.

Омлет оказался хорош, майор своими репликами не докучал, и Штейнбок довольно быстро прочитал информацию, совершенно, на его взгляд, поразительную, но никак не приближавшую к цели его здесь пребывания. Он вспомнил, к тому же, что знал все это и прежде — когда происходили упомянутые в отчете события, он, как и многие другие, следил за публикациями в канадской «Глоб», но, как и все, с сугубо читательским интересом обывателя, задающего стандартный вопрос: кто следующий? Когда скандал поутих и крупные заголовки исчезли с газетных полос, забыл об этом деле и он.

Бросив взгляд на заголовок компьютерного материала "Странная гибель и исчезновение 14 микробиологов", Штейнбок вспомнил, что читал эту статью, положив газету на рулевое колесо, пока стоял в пробке на Восьмой южной улице. 14 марта 2002 года — он и дату вспомнил, потому что в тот день делал на семинаре доклад о способах медикаментозного лечения больных, страдающих РМЛ — расстройством множественной личности.

Странно соприкасаются порой и странно друг с другом реагируют элементы нашей судьбы. Почему именно в тот день он читал именно тот доклад?

Статья была о гибели Стивена Мостова по прозвищу "Доктор Грипп". Его личный самолет разбился в Денвере. Мостов был известным микробиологом и пополнил собой список, казалось бы, не имевший конца. Мостов стал в списке все-таки последним — после его гибели кто-то поставил в той истории жирную точку.

А первым был Бенито Куэ, специалист в области инфекционных заболеваний и молекулярной биологии, работавший в Медицинском центре Майами. 13 ноября 2001 года его сбила машина на автостоянке — тому было множество свидетелей. Никто, однако, не обратил внимания на номер машины, никто не запомнил водителя, и что самое удивительное — при вскрытии на теле доктора Куэ не обнаружили никаких повреждений. Может, он умер от шока, увидев, как на него мчится темная, без включенных фар, масса?

Писали, в частности, о том, что доктор из Майами работал над военными проектами, связанными с разработкой бактериологического оружия.

Через четыре дня исчез профессор Дон Уили, один из крупнейших микробиологов США, работавший в Медицинском институте Говарда Хьюза Гарвардского университета. Он изучал взаимодействие иммунной системы с возбудителями СПИДа, лихорадки Эбола и гриппа. Полиция нашла его машину на мосту недалеко от Мемфиса в штате Теннеси, а тело Уили выловили в декабре из Миссисипи. Эксперты предполагали, что профессор упал в воду в результате приступа головокружения.

Еще через пять дней внезапно умер известный микробиолог Владимир Пасечник. Писали — от инсульта. Доктор Пасечник, эмигрировавший в Великобританию в 1989 году, играл в свое время важную роль в разработке российского бактериологического оружия.

В начале декабря исчезла доктор Эндрю Пенроуз, сотрудница Микробиологической лаборатории медицинского факультета Пенсильванского университета. Вышла из своего дома в кемпинге в 9 часов утра, но на работу не явилась. Машина ее осталась на стоянке, никто из сотрудников доктора Пенроуз не видел. Ни в тот день, ни позднее. Журналисты утверждали, что пропавшая участвовала в работах по созданию бактериологического оружия.

В декабре произошли еще две смерти. Доктор Роберт Шварц был обнаружен зарезанным в своем доме в Лизберге. По подозрению в убийстве полиция задержала дочь Шварца и несколько ее друзей, состоявших в какой-то языческой секте. Доктор Шварц занимался исследованиями патогенных микроорганизмов, в частности, расшифровкой их ДНК. Работал он в Центре передовых технологий в Херндоне, штат Вирджиния. Не обнаружив никаких доказательств участия Линды Шварц в убийстве отца (а других подозреваемых попросту не было), полиция отпустила женщину и ее друзей, на том расследование и заглохло — во всяком случае, для прессы.

В начале 2002 года — то ли второго, то ли третьего января — исчез из своей нью-йоркской квартиры на 42-й улице доктор Карлос ди Маркос, приглашенный профессор университета штата Нью-Йорк, занимавшийся, как удалось выяснить журналистам, исследованием препаратов, полученных из сыворотки сибирской язвы.

Через четыре дня в результате несчастного случая скончался доктор Нгаен Ван Сет, работавший в свое время в Сайгонском университете и покинувший родину в 1972 году вместе с американскими солдатами. Тридцать лет о нем не вспоминали, пока ученый не умер, оказавшись запертым в герметичной камере своей лаборатории в Микробиологическом институте Исследовательского центра Пентагона в Денвере. Он погиб от удушья. Ван Сет работал в группе исследователей, известной открытием вируса мышиной оспы.

В феврале погиб русский микробиолог Виктор Коршунов, специалист в области детских кишечных инфекций. Ученого ударили по голове, тело было обнаружено около дома Коршунова в Москве. Пять дней спустя британский микробиолог Ян Лангфорд, специалист в области вредного воздействия окружающей среды, был обнаружен мертвым у себя дома. Его тело оказалось привязано к креслу и раздето ниже пояса.

23 февраля исчез доктор Дэвид Уинн-Уильямс, сотрудник Британского антарктического общества, изучавший жизнедеятельность микробов в космосе. Соседи видели, как доктор отправился на обычную утреннюю пробежку. Домой он не вернулся.

Через две недели в Сан-Франциско погибли еще два выдающихся микробиолога. Таня Хольцмайер, эмигрантка из России, занимавшаяся молекулярной биологией, была застрелена своим другом, также микробиологом, Гайангом Хуангом, который после этого покончил собой.

Стивен Мостов, заметку о гибели которого Штейнбок читал, стоя в пробке на Восьмой южной улице, оказался последним в этой цепочке. Внятного объяснения происходившему не нашли, и, естественно, о странных смертях и исчезновениях забыли; общественное сознание, больное рассеянным склерозом, способно удерживать в памяти какую бы то ни было даже сенсационную проблему не больше нескольких дней, максимум — неделю.

Из того, что доктор Эндрю Пенроуз оказалась, в конце концов, на базе Гуантариво, легко было сделать вывод (не исключаю, что совершенно неправильный, но достаточно логичный) о том, что похищениями и убийствами известных микробиологов занималась какая-то латиноамериканская террористическая организация, собиравшаяся использовать талант и знания этих людей понятно с какой целью — получить в свои руки одно из самых опасных средств массового поражения. Видимо, пытались как-то заинтересовать, купить, а если купить не удавалось, ученого убивали тем или иным способом, и это тоже понятно: надо было избавиться от свидетеля.

Если так, то получалось, что из четырнадцати человек положительный ответ дали только трое — Карлос ди Маркос, Дэвид Уинн-Уильямс и Эндрю Пенроуз, с которой доктор разговаривал несколько минут назад. Наверняка майор Бржестовский уже спрашивал арестованную о том, известно ли ей что-то о судьбе пропавших коллег, и наверняка (во всяком случае, так решил Штейнбок) не получил вразумительного ответа.

— Когда ты начал с ней работать? — спросил доктор, не отводя взгляда от экрана. Майор сидел рядом, курил, пуская дым в сторону, и читал материалы, отпечатанные на длинных листах, которые он сворачивал в трубочку по одному и выставлял перед собой, будто строил ограду из бумажных бревен. Он уже огородил небольшой участок, оставив место то ли для будущих ворот, то для того, чтобы свалить туда оставшиеся документы.

— На прошлой неделе, — ответил Джейден, пустил к потолку неправильное кольцо дыма и загасил сигарету в пепельнице. — Скажем, в прошлый вторник.

— Что значит — скажем? — удивленно спросил Штейнбок.

— Это имеет для тебя значение? — задал Джейден встречный вопрос.

Что-то его смущало?

— Да, — сказал доктор. — Мне важно знать, сколько времени прошло между началом твоей с миссис Пенроуз работы и тем моментом, когда она объявила себя Алисой Лидделл.