В поисках невидимого Бога - Страница 60
К чему бы мы, люди, ни прикасались, все идет вразлад. В былые времена христианским мыслителям приходилось доказывать, что мир пал. В наши дни сомнений на сей счет почти не осталось. Сибирская тундра и китайские равнины усеяны миллионами трупов мечтателей о светлом коммунистическом будущем. Да и Соединенным Штатам похвастаться нечем: некогда надежда усталой Европы, сегодня они несут в мир насилие и социальной хаос.
Шофер аварийки точно сформулировал христианское учение о грехопадении: «Мир задуман не таким». Благой Бог создал благой мир, но случилось ужасное событие. Слово «грехопадение», которое не звучит в Библии применительно к Адаму и Еве, в богословии заняло одно из центральных мест, потому что оно — верное. Адам и Ева были вознесены очень высоко, но потеряли равновесие и стремительно пали на твердую землю.
У древних греков были похожие мифы. Прометей украл у богов огонь и пострадал. Икар дерзнул взмыть в небо на самодельных, скрепленных воском крыльях, но поднялся слишком близко к Солнцу — оно растопило воск, и Икар рухнул вниз. Пандора открыла запретный ларец и выпустила хранящиеся в нем несчастья, с той поры терзающие человечество. А с Адамом и Евой вышло еще хуже, потому что история о первых людях — не миф. Обретя знание добра и зла, наши пращуры внесли зло в мир и нарушили свое божественное предназначение.
В нашу эру науки и техники смысл истории об Адаме и Еве и мифов о Прометее, Икаре и Пандоре хорошо понятен. Мы овладели энергией атома — и поставили человечество на грань всепланетной катастрофы. Мы познали тайны жизни — и нашли эстетичные способы убивать нерожденных младенцев и ненужных стариков. Мы внедрились в генетический код — и из этого ларца Пандоры на нас грозит обрушиться несметное множество бедствий. Мы вспахиваем целину Великих равнин — и плодородный слой почвы разрушается пыльными бурями. Мы вырубаем тропические леса — и порождаем циклоны и наводнения. От наших технологий страдает ледниковый покров полярных областей. А выдумав Интернет, мы вскоре обнаружили, что самыми популярными во всемирной паутине стали порнографические сайты. Каждое завоевание сопровождается новым падением.
«Человеку не дано наслаждаться незамутненным счастьем», — пишет итальянский поэт, бывший узник Освенцима Примо Леви. Трудно с ним не согласиться. А еще нам не дано незамутненной любви и вообще незамутненного блага. После грехопадения Адама вся планета оказалась так или иначе загрязнена. Всякая пища содержит долю яда, и избежать его мы не в силах.
«И все же, все же…» — пишет Эли Визель. Эти слова выдающегося писателя, лауреата Нобелевской премии мира, верны всегда, даже в нашем грешном мире. В любой тьме всегда можно уловить проблески первоначального блага. Винсент Ван Гог писал своему брату Тео: «Я все больше прихожу к убеждению, что о Боге нельзя судить по созданному Им миру, это пока лишь неудачный этюд. Согласись: любя художника, не станешь критиковать его неудачные вещи, а просто промолчишь. Но зато имеешь право ожидать от него чего–то лучшего. Разумеется, такие ошибки совершают лишь мастера — и это, пожалуй, самое лучшее утешение, так как оно дает основание надеяться, что Творец еще сумеет взять реванш»[39]. Надежду на лучшее будущее Ван Гогу внушали сами недостатки мироздания.
Миp можно спасти. «В христианстве, как, впрочем, и у человечества в целом, грехопадение последовало за сотворением так быстро, что два этих события почти слились воедино, — замечает писательница Мэрилин Робинсон. — И с тех пор сквозь все Писание красной нитью проходит тема спасения – читаем ли мы о Ное с семьей, народе Израилевом или Церкви Христовой. Надежда, что человечество, пусть хотя бы и в малом остатке, но спасется, всегда была нашим самым благородным и благочестивым упованием».
Спасение мира — это не полная замена нового мира старым, а его преображение. Бог словно восстановит оригинал картины, отреставрирует мозаику, поднимет из руин разрушенный храм. И в ходе этого преображения добру послужит все, даже зло.
Такой взгляд на историю объединяет иудеев и христиан. Между нами имеется только одно существенное различие. Иудеи верят в благость и падшесть мира, а историю видят как поток, устремленный к предназначенной цели, которая отчасти подобна началу. (Картина нового мира, нарисованная в Апокалипсисе, наполнена образами, к которым прибегали ветхозаветные пророки, а завершается она пейзажем почти из Книги Бытия: сад, деревья, река и незамутненное присутствие Божие.) Но иудаизм полагает, что мессианские обетования еще не сбылись. Христиане же исповедуют, что Спаситель уже пришел, и наша надежда начала осуществляться.
Американский историк Дэниэл Бурстин в своей книге «Творцы» сопоставил иудеохристианскую концепцию с другими мировоззрениями. Буддисты ни к началу, ни к концу мира особого интереса не проявляют, а просто всячески пытаются избавиться от мирских проблем. Индуисты и мусульмане с покорностью принимают все, что есть. С точки зрения Бурстина, наука и искусство расцвели именно на христианской почве, потому что христианскому мировоззрению присущи неосознанное стремление восставать против искажений бытия и глубинная вера, что люди могут способствовать преображению мира.
Даже учения, отвергавшие христианский сценарий развития истории, многое из него позаимствовали. Скажем, гуманистическое Просвещение обещало избавить человечество от невежества и вывести его к новой мудрости. Романтизм пытался восстановить изначальную невинность. Коммунизм взыскал Царства, только мирского, без Бога. Женщины, меньшинства, инвалиды, борцы за чистоту окружающей среды и права человека, даже атеисты — все они черпают нравственную силу из христианского взгляда на мир, обещающего угнетенным, обездоленным и рабам спасение и жизнь лучшую.
Однако полноту картины мироздания сохранило лишь христианство: мир — благой, мир — падший, мир можно спасти. Устраните любое из этих положений, и цепочка распадется. Многие в наши дни не верят, что мир был создан любящим Богом и что главную роль в нем играет человек. Некоторые защитники животных уверяют, что человек имеет ценность не большую, чем свинья, а видный специалист по этике из Принстона всерьез полагает, что у здорового шимпанзе больше прав, чем у ребенка с синдромом Дауна.
Есть оптимисты, которые не верят в грехопадение и тешатся весьма радужными представлениями о человеческой природе, — именно они и привели мир к невиданным трагедиям.
А те, кто не верит во второе пришествие Христа и спасение мира, исповедуют философию, которую прекрасно выражают слова Макбета:
Христианство возвещает, что при всех опасностях и негладкости пути история все–таки идет к благой цели. Всякий проблеск красоты и смысла, который мы встречаем, несет свет первоначального замысла. Всякая боль, тревога, жестокость и несправедливость напоминают об отпадении от этого замысла, от Бога. А всякая любовь, справедливость, милость и мир — путь к тому окончательному преображению, когда, по словам апостола Павла, «и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим 8:21).
Сердце — малый сосуд, но там есть змии, там есть львы, там есть ядоносные звери, там все сокровища порока, там пути негладкие и стропотные, там пропасти, но там также и Бог, там Ангелы, там жизнь и Царство, там свет и Апостолы, там сокровища благодати, там есть все».