В поисках невидимого Бога - Страница 1

Можно сказать, что я пишу эту книгу с того давнего дня, в который возжаждал познать Бога. Все оказалось сложнее, чем виделось поначалу. Многие «рецепты» веры мне не подошли. Я вновь и вновь слышал от христиан: «Я общаюсь с Богом напрямую» — словно с Богом мы общаемся так же, как с человеком. Однако рано или поздно мы подходим к завесе, отделяющей видимое от невидимого. Как я могу «напрямую общаться» с кем–либо, если у меня даже нет уверенности, что мой собеседник здесь? И откуда взяться этой уверенности?

Книгу я писал так, чтобы рассказ мой продвигался от сомнений к вере, — в том же направлении пролегает и мой жизненный путь. Потому тем, кто с подозрением относится к вопросам духовным, или тем, кто несет на своих плечах бремя негативного опыта церковной жизни, советую: читайте, покуда читается, а как станет невмоготу — никто вам не запрещает отложить книгу в сторону. Я надеюсь впоследствии написать еще одну книгу, тоже об общении с Богом, но более практическую. Как заметил Клайв Льюис, мы нуждаемся не столько в наставлении, сколько в напоминании. По большому счету, мы задаем себе одни и те же вечные вопросы: христиане размышляли над ними и в первом веке, размышляют и в двадцать первом.

Моему редактору Джону Слоуну на сей раз пришлось тяжелее обычного. Он вылавливал такие недочеты, на устранение которых требовались недели труда. Но он сообщал мне о них настолько тактично, что после редакторской «разборки полетов» настроение у меня даже улучшалось. Стало быть, хороший редактор чем–то похож на терапевта или социального работника. С моей рукописью также работали Боб Хадсон и многие другие сотрудники издательства «Зондерван». Очень помогла мне моя секретарша Мелисса Николсон.

Я показывал рукопись разным людям и получал от них подробные отзывы, убедившие меня, сколь многообразны и субъективны подходы к богообщению. Хочу поблагодарить за ценные отклики Марка Боднарчука, Дэвида Грэма, Роба Мутию, Кэтрин Пэнки, Дейла Садермена, Тима Стаффорда, Джима Уивера, Дуга Франка и Кэти Хелмерс. Они помогли мне улучшить не только содержание, но и композицию, и общую концепцию книги. На раннем этапе работы во многом было непонятно, что и как делать. Поэтому советы очень меня выручили. Один из них гласил: «Мужайся, друг! Пусть твоя книга, как и любая книга о Боге, будет несовершенным дорожным знаком, который, хотя и не очень точно, но указывает на Того, Чье присутствие мы не можем вызвать по своему желанию, но Кто дозволил нам на Себя указывать, как бы неуклюже у нас это ни выходило». На эти слова я могу лишь от души сказать: «Аминь».

Однажды мы с моей женой Джэнет были в Перу, стране, где прошло ее детство. Мы съездили в древнюю столицу Перу Куско и в «потерянный город» инков Мачу–Пикчу, расположенный высоко в горах. Посмотрели следы, оставленные великой цивилизацией, которая достигла столь многого, хотя не знала ни алфавита, ни колеса. На травянистом плато возле Куско мы стояли у стены, сложенной из серых каменных глыб. Каждая из них весила около семнадцати тонн.

«Эти блоки, — гордо объяснил местный гид, — были вырублены вручную и скреплены без всякого известкового раствора. Причем они подогнаны столь плотно, что между ними не втиснуть и листка бумаги. Подобной точности не добиться, даже используя современные лазерные технологии. Никто не знает, как это удалось инкам. Неслучайно Эрих фон Деникен написал в книге «Колесницы богов», что инков посещали космические пришельцы — представители более развитой цивилизации».

Кто–то из нашей группы заинтересовался техническими подробностями: если строители не пользовались колесом, то как они тащили глыбы по гористой местности? Спросить легко, а вот ответить! Инки ведь не оставили письменных отчетов. Гид задумчиво потер подбородок и слегка наклонился к нам, словно собирался доверить важную тайну. «Понимаете, в чем дело…» Группа затихла. «Мы знаем орудия… Но не знаем инструментов!» И на его смуглом лице проявилось торжество.

Мы удивленно воззрились на гида, ожидая продолжения загадочной фразы, но он, видимо, счел вопрос исчерпанным и возобновил экскурсию. И потом в ответ на некоторые другие вопросы он повторял те же самые таинственные слова. Возникало ощущение, что для него они имеют некий смысл, который от нас ускользает. Уже после Куско мы много шутили на сей счет. Например, когда один из нас спрашивал, пойдет ли днем дождь, другой отвечал с испанским акцентом: «Ты понимаешь, в чем дело… Орудия–то известны, а вот инструменты — нет!». Но шутки шутками, а недавно на встрече с однокурсниками по христианскому колледжу я вспомнил эту фразу. Мы не виделись уже двадцать лет, но легко перешли от ни к чему не обязывающей болтовни к доверительному разговору. Оказалось, что у всех возникали проблемы с верой, но всем удалось ее сохранить. Все прошли через страдания. Мы говорили и говорили: дети, работа, переезды, учеба… Потом о грустном: родители с болезнью Альцгеймера, разводы, хронические недуги, нравственные падения, сексуальные посягательства на детей со стороны клириков.

В конце концов мы поняли: сейчас Бог для нас значит больше, чем в дни нашей учебы. Мы вспоминали, как пытались в ту пору описать свой духовный опыт, и сегодня те давнишние речи казались нам не вполне правильными. Двадцать пять лет назад на уроках богословия мы говорили об «искуплении и жизни, наполненной Духом», о «греховности и плотском естестве», об «освящении и жизни с избытком». На самом деле все оказалось сложнее. Объяснить, что такое духовный экстаз, человеку, который целыми днями ухаживает за матерью со старческим слабоумием, неадекватным поведением и недержанием мочи, все равно что раскрыть технологию строительства инков фразой «мы знаем орудия, но не знаем инструментов». Слова лишены смысла.

Вообще слова, которые мы слышим в церкви, нередко вводят в заблуждение. Допустим, священник говорит: «В вас живет Сам Христос» и «Мы даже больше, чем победители». Звучит вдохновляюще, но разве оно так в повседневной жизни? Распутник выслушал наставление, помолился об избавлении от порока, но тем же вечером поддался на посулы очередной девицы, обещающей исполнить любые его фантазии. Рядом с ним в храме стоит женщина. Она думает о сыне, который попал в реабилитационный центр. Сын — наркоман. Мать старалась помочь ему изо всех сил, но Бог не ответил на ее молитвы. Неужели Бог любит ее сына меньше, чем она сама? Многие и вовсе ушли из церкви. Например, три миллиона американцев называют себя евангельскими христианами, но в церковь — ни ногой. Что с ними случилось? Быть может, они воспылали верой в молодости, а потом она угасла? У Джона Апдайка в «Месяце воскресений» один персонаж говорит: «У меня нет веры. Точнее, вера–то есть, но она ни к чему неприменима».

Я слушаю таких людей. Многие из них пишут мне письма о том, что вера не принесла в их жизнь благотворных перемен. В проповеди говорилось одно, реальный личный опыт оказался другим. К моему удивлению, многие не винят ни церковь, ни других христиан. Винят они себя. Вот что написал мне житель Айовы: