В поисках любви - Страница 4

Поднимаюсь:

— Может, я скажу, что вижу?! Цех! Разделочный цех!..

— Антон…

Я не остановлюсь. Я скажу ему правду.

— Никогда такие места не строятся ради одной жертвы! Этот ублюдок мог приволочь ее домой, и пристегнуть к батарее, насиловать и издеваться, но нет…он привез ее сюда! А знаешь, почему?! Потому что у него есть это место! Он строил его специально для своих поганых игрищ! Психопат, говоришь?!! Возможно! Но расчетливый и ненасытный!!! Умный! Не герой, Боже упаси! Просто та мразь, которую нельзя недооценивать!

От обилия слов рот наполняется слюнями, похожими на бешеную пену. Сглатываю. Но не вижу ни одной фразы, брошенной впустую. Никто не произносит и звука. А значит — я прав.

Когда-то давно, в другой жизни, мы были молодыми. Нас страстно учили верить в черную сторону мира, но мы не желали прислушиваться. Даже в темноте, думалось нам, всегда горят фонари. Те спасительные островки света, что указывают дорогу. Преподаватели в выглаженной форме, с блестящими на плечах звездами, уверяли нас, веселых и безрассудных, что тот мир, в котором теперь нам предстояло жить — гнусный и лживый червь, копошащийся во тьме. Мы отказывались верить. В наших сердцах искрилось, не погасшее еще, детство.

Когда мы поняли их правоту? Со смертью первого из нас? Или когда увидели непроглядную бездну? Везде была кровь. Черная, потому что рядом не было и лучика солнца. Или все же, мы дошли до этого сами, раз за разом погружаясь в темноту?

Я не знаю.

Но и сейчас. Я не вижу света.

— Буду надеяться, что ты не прав.

Он уходит. А я смотрю ему в спину и киваю. Я тоже буду надеяться.

Чертовы ступени снова скрипят. Жалобно. Будто где-то давят котят. Становится не по себе. Слабая пустота вновь заполняет желудок. Хочется в туалет.

Но я еще не закончил здесь. Цветастая коробка до сих пор пуста.

Я открываю ее. Вдыхаю ароматы сладких духов.

Кем ты была? Зачем стремилась к такому ужасному концу? Почему так упорно искала любовь, которой нет?

Бережно кладу на тонкое, картонное дно все, что смог отыскать во тьме.

Веревок, которыми он связывал ей руки, нет.

Его трофей. С каждой жертвы. Их часть, оставшаяся с ним. Ни лица, ни руки, ни имена. Убогие куски жесткого каната. Только они.

Теперь все.

Нужно выбираться из серости. Даже таким как я, она иногда причиняет боль.

— Ищите любые зацепки, все, что можно придать анализу. Я ухожу.

Отвечает женщина. Снова. Как голос моей судьбы, зовущий остаться.

— Мы не подведем, ты же знаешь.

И вопрос.

— Ты куда?

Она боится. Выдумывает, будто я сбегаю от нее. Цепляет меня последним словом. Его железным крюком на конце. Глаза смотрят. Испуганно. Их озера наполняются прозрачной обидой. Наверное, я обязан сказать ей…

— В девять, — гляжу на смеющиеся часы. Секундная стрелка ускоряет бег. — У китайского ресторана. Найдешь?

Кивает. Я не вижу — чувствую это. Найдет. На то она и ищейка.

— Хорошо.

Направляюсь к ступеням.

— До вечера.

Слова в спину. Как острые ножи.

Лестница. Мерзкая неодушевленная тварь. Поднимаюсь на первый этаж. Кровь на дощатом полу ведет меня обратно, той же дорогой. К голосам. К вспышкам фотоаппаратов. К желтым номерным табличкам.

— Антон, подойди.

Иду на голос, как верный, потерявший зрение, пес.

— Ее адрес.

Пухлая рука протягивает мне вырванный из блокнота листок. Заталкиваю его в карман. Киваю. Благодарю. Желаю уйти… но стальные крюки вопросов вновь пронзают мою плоть. Держат крепко.

— Ты поедешь туда?

— Да.

— Как скоро?

— Сейчас.

— Хозяйка квартиры будет через час, с ключами…

Достаю листок с адресом. Часа мне будет достаточно.

Собираюсь уйти. Голос синего костюма снова вонзает в меня крюк.

— Что сталось с миром, Антон?

Навряд ли я знаю ответ. Но, может, он спрашивает о другом мире? О том, в котором мы? Тогда я смогу сказать ему. И я говорю.

— А что с ним сталось? Все та же тьма…

Ухожу.

И у самой двери, когда я касаюсь пальцами ее стеклянной ручки, у кого-то звонит сотовый телефон. Громко, разрывая скопившуюся в сером доме тишину. Застываю на пороге. Слушаю разговор.

— Да?! — синий костюм кричит в трубку.

Я сжимаю кулаки в ожидании.

Он молчит. Слушает. Но даже до меня долетает жужжащий голос из трубки. На квартире, куда выехал наряд, нашли труп.

— Кто это?! Кто это?! Кто???

И потом сразу. Тусклым голосом.

— Не может быть…

Пауза. И еще.

— Ждите меня.

Пухлый палец нажимает на кнопку сброса. Клавиша щелкает. Я оглядываюсь. И вижу поникшие плечи.

Значит, поиски убийцы будут долгими.

— Нашли труп хозяина этого дома. С выпотрошенным горлом, у себя в квартире.

Я выхожу за дверь. Закуриваю. Вдыхаю свежий осенний воздух. И становится легче.

С деревьев сыпется золото. Ветер подхватывает его и кружит в неповторимом вальсе, подобия которому нет на самой земле. Вся округа горит в ярком огне наступившей поры. Листья падают на машины, на землю, на людей. Осень погребает под своим драгоценным ковром все окрест, даря, точно обезумевший миллиардер, неисчислимые богатства каждому прохожему.

Сырые, вымокшие от дождя тучи, висят низко над головой.

Я спускаюсь с крыльца и иду к ближайшей патрульной машине. За рулем никого нет.

Волосы треплет ветер. Дергаю ручку. Дверь открывается. Заглядываю в салон. Пусто.

Мокрая земля позади машин исполосована колеями. Будто шрамами.

Сигарета мгновенно превращается в кривой пепел. Затягиваюсь, обжигая пальцы, и бросаю истлевший фильтр под ноги. Сплевываю горечь.

В замке зажигания ключи. Брелок в виде Спончбоба медленно раскачивается в стороны. Как маятник. Как вечный счетовод убегающего сквозь пальцы, времени.

Желание сесть за руль самому становится невыносимым. Давлю его ногами, выбивая черную, подлую гниль из-под подошв. У меня нет больше прав садиться в водительское кресло. Это случилось три года назад. Но я все еще помню белую, тонкую руку, выглядывающую из-под колес. И кровавые змейки, бегущие по коже.

— Подвезти?

Вздрагиваю. Боже…

— Да.

Кутаюсь в пальто. Не смотрю на водителя. Только раз. Вижу его морщинки в уголках глаз. И успокаиваюсь. Иногда мне страшно в машинах. Но не сейчас.

Усаживаюсь на пассажирское сидение и выуживаю из кармана листок с адресом. Водитель кивает и поворачивает ключ. Двигатель гудит. Ручка скоростей. Педали. Дом уплывает в сторону, высвобождая из плена свинцовое небо и золотой осенний дождь.

Быть может, думается мне, именно в таком месте и принято встречать старость? И я улыбаюсь правоте этих дум. Да. На закате дней я вернусь в это место. Буду сидеть в кресле, на широком крыльце, укутанный в плед, и наблюдать, как заходит солнце. Как оно тонет в плавящемся от багряного жара горизонте.

В желудке вспыхивает боль. Грызет мои кишки до крови. Часы смеются. Закрываю глаза, откидываясь на спинку.

Ничего не будет.

Шепот черных губ. Это мир, отравленный и темный, говорит со мной так. Так заставляет слушать себя. Болью, слезами, муками.

Ничего не будет. Ни домика, ни заката, ни пледа. Ты даже не вспомнишь об этом, когда где-нибудь в переулке будешь подыхать от случайного ножа. И только смотреть и смотреть на свою измазанную кровью ладонь. Все, что ты сможешь. Не веря до конца в то, что произошло. Ты будешь подыхать.

Эта правда — одна из многих. Горячий песок времени. Что несут мне его бури?

Опускаю вниз скрипучее стекло. Закуриваю. Машину трясет на ухабах и рытвинах. Из-под колес брызжет грязь.

Столько смертей…Боже, я видел столько смертей, что перестал их замечать. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю это. Дети, женщины, старики. Их мертвые лица — груда кукольных масок. И только одно из них — человек. Оксана.

— Я освобожу тебя… — шепот превращается в табачный дым.

Я знаю. Если я остановлю убийцу, то стану свободен. Вновь смогу чувствовать. Видеть. Слышать.