В поисках Джейка (сборник) - Страница 9

Я стал чаще обычного ходить мимо комнаты с шариками. Внутри задерганная молодая воспитательница или воспитатель вечно пытались собрать детей в кучу, а те носились вокруг, расталкивая волны глухо постукивающего цветного пластика, ныряли в домик Венди и бросали шарики на его крышу. Некоторые специально вертелись волчком, чтобы голова закружилась, и хохотали, так им было весело.

Комната явно шла детям во вред. Им, конечно, нравилось бывать там, но выходили они всегда слезливыми, усталыми, капризными. И ревели — так громко, как умеют только дети. Судорожно всхлипывая, они вцеплялись в пуловеры уносивших их родителей, когда наступало время. Так им не хотелось расставаться с друзьями.

Некоторые дети приходили сюда каждую неделю. Их родители не могли придумать, что бы еще купить. Послонявшись для вида по торговому залу, они выбирали какое-нибудь ситечко для заварки и усаживались в кафе, где пили чай, глядя в окно или разглядывая серые рекламные листовки, пока их чада получали свою дозу комнаты. По-моему, для них в этих регулярных визитах не было уже ничего приятного.

Их настроение передалось и нам. В магазине уже не было так радостно, как раньше. Некоторые даже говорили, что от комнаты с шариками слишком много хлопот и лучше бы мы ее закрыли. Но директор ясно дал понять, что этого не будет.

Ночные дежурства — куда от них деваться?

В ту ночь в смене нас было трое, и мы поделили между собой магазин. Время от времени мы делали обходы, а между ними сидели в комнате для сотрудников или в полутемном кафе, болтали или резались в карты, а на стене мелькал картинками приглушенный телевизор.

Мой маршрут выводил меня на улицу, на парковку, и я шел, выхватывая лучом фонарика куски асфальта впереди, грузная громада магазина сзади давила мне на плечи, по бокам шелестели черные шепотливые кусты, а за оградой то и дело проносились ночные машины.

Возвращался я через спальни, мимо фальшивых стен и сосновой мебели. Было почти темно. Редкие лампы горели вполнакала, плохо освещая кровати, в которых никто никогда не спал, и раковины, к которым не вели трубы. Я останавливался и слушал, но ни разу ничего не услышал, ни шороха, ни звука.

Тогда я договорился с парнями из смены и пришел на ночное дежурство с девушкой. Рука в руке мы с ней бродили по комнатам, как по сцене, готовой к началу спектакля, и выхватывали лучом моего фонарика из темноты то одно, то другое. Потом стали играть в дом, как дети: она выходила из душевой кабины, будто только что помылась, а я делал вид, что закутываю ее в полотенце, мы садились за кухонную стойку и делили между собой газету, как будто за завтраком. А потом нашли самую большую и самую дорогую кровать с роскошным пружинным матрасом, — точно такой же лежит рядом с кроватью, и из него вырезан кусок, чтобы все могли взглянуть, как он устроен.

Немного погодя она сердито сказала мне: «Хватит». Я спросил, в чем дело, но она, похоже, обиделась и ничего не ответила. Я довел ее до двери, которую открыл своей пластиковой карточкой, и вышел проводить ее на парковку, где одиноко ждала ее машина, и откуда я еще долго смотрел ей вслед. Отъезжая от магазина, она без всякой нужды кружила по пандусам и развязкам, так что прощание вышло долгим. Больше мы с ней не встречаемся.

Войдя на склад, я миновал металлические полки высотой футов тридцать. Звук моих шагов эхом отдавался от них, так что я шел, точно надзиратель по тюремному коридору. И представлял, как плоские пакеты с разобранной мебелью выстраиваются вокруг меня.

Я прошел через кухни, оттуда — к полутемному кафе и наверх, в неосвещенный холл. Мои напарники еще не вернулись: большая стеклянная стена притихшей комнаты с шариками не отражала света.

Было совсем темно. Я приблизил лицо к стеклу и стал разглядывать причудливый черный силуэт — я знал, что это была лазалка; домик Венди, маленький квадратик бледной тени, дрейфовал в море пластиковых шаров. Я включил фонарик и направил его луч в комнату. Стоило ему коснуться шаров, как они словно оживали, окрашиваясь в яркие клоунские цвета, но луч скользил дальше, и они снова падали в черноту.

Я сидел в яслях на воспитательском стуле, глядя на полукольцо из стульчиков для детей. Вокруг меня были темнота и тишина. Снаружи горел уличный фонарь, придавая оконному стеклу оранжевый оттенок, да каждую секунду или две, еле слышно шелестя шинами по асфальту, где-то далеко, за нашей парковкой, проезжал автомобиль.

На полу возле моего стула лежала книжка. Я поднял ее и раскрыл, светя себе фонариком. Это оказались сказки. «Золушка» и «Спящая Красавица».

Вдруг раздался звук.

Что-то тихо стукнуло.

И еще.

Шарики в комнате, это они так падали друг на друга.

Я вскочил и уставился в темноту соседнего помещения. Пудда-тудда, раздалось снова. Пару секунд я не мог сдвинуться с места, но потом все же подошел к окну, поднял над головой руку с включенным фонариком и стал светить внутрь. У меня перехватило дыхание, а еще вся кожа как будто стала вдруг на размер меньше.

Луч фонарика скользнул по лазалке, качнулся к окну напротив и проник в пустой коридор магазина, распугав тени. Я направил его вниз, на беспокойные шарики, и еще прежде, чем луч уперся в них, мне показалось, будто они дрогнули и едва заметно расступились. Как будто что-то ползло под ними.

У меня свело челюсти. Мой фонарь светил прямо на шары, и ни один из них не шевелился.

Я долго стоял и светил внутрь комнаты, пока фонарь в моей руке не перестал дрожать. Тогда я поводил им по стенам, осветил каждый предмет и, наконец, вздохнул с облегчением: на самом верху лазалки, с краю, примостились несколько шаров; значит, это наверняка оттуда свалился еще один шар и отскочил от других, внизу.

Я потряс головой, моя рука с фонарем опустилась, и комната снова погрузилась во тьму. И тут, в то краткое мгновение, когда тени уже снова ринулись внутрь комнаты, но еще не успели сомкнуться, ручеек ледяных мурашек пробежал у меня по коже: из домика Венди на меня снизу вверх смотрела маленькая девочка, а я смотрел прямо на нее.

Другие двое охранников так и не смогли меня успокоить.

Они нашли меня в комнате с шариками, я стоял и громко вопил: «На помощь!» Обе двери были распахнуты, и я горстями швырял шары в ясли и в коридор, где они разбегались по углам, со стуком прыгали по лестнице и закатывались под столики кафе.

Сначала я принуждал себя работать медленно. Я знал, что самое главное — не напугать девочку еще больше, ведь она и так уже наверняка напугана. Охрипшим горлом я каркнул какое-то веселенькое приветствие и шагнул внутрь, постепенно подводя луч моего фонарика к домику Венди, чтобы не ослепить ее, а сам не переставая болтал первую попавшуюся чушь, какая приходила на ум.

Когда я сообразил, что девочка, должно быть, снова залезла под шарики, то рассыпался в дурацких шуточках, делая вид, будто играю с ней в прятки. Хотя прекрасно понимал, что наверняка жутко пугаю ее, с моей-то фигурой, в форме, да еще с акцентом.

Но, когда я добрался до домика Венди, внутри никого не оказалось.

— Ее забыли! — вопил я, и когда они, наконец, поняли, о чем я, то дружно нагнулись и стали вместе со мной выгребать из комнаты шарики, только выдохлись они намного раньше, чем я. Вынося очередную охапку, я увидел, что они уже давно стоят и смотрят на меня.

Они не верили, что девочка действительно была в комнате и что она сбежала. Твердили, что наверняка увидели бы ее, что она никак не могла проскользнуть мимо них. Говорили мне, что я сумасшедший, но не мешали выносить шарики, так что я, в конце концов, очистил от них всю комнату, а они только стояли и глазели, пока не прибыла полиция, которую я заставил их вызвать.

Комната с шариками опустела. На полу у домика Венди темнело мокрое пятно — наверное, его не заметили ассистенты.