В плену Левиафана - Страница 21

Кьяриных возможностей, разумеется.

Дом на вершине – не самая сложная цель. Достигла ли ее Кьяра? Алекс пытается вспомнить, говорили ли они о проклятом месте, и если да – каким был разговор? Вспомнить не получается. В голову лезут обрывки других разговоров, их временной диапазон чрезвычайно широк: от ложно-нарциссового лета до последнего визита Алекса в Верону, но приют альпийских стрелков ни разу не упоминался. Что совсем уж удивительно, ведь Кьяра, в противовес домоседу-брату, с детства слыла искательницей приключений. А взобраться на вершину, овеянную страшной легендой, – чем не приключение?

Так и есть, они никогда не обсуждали эту легенду.

Странно (самое востребованное слово последних нескольких дней), странно, странно! Зафиксировав эту странность в сознании, Алекс перешел к другой странности: он никак не может вспомнить, откуда вообще узнал о массовом убийстве стрелкового взвода. Последние события, связанные со смертью синьора Тавиани, не в счет, они лишь подкорректировали имеющиеся знания, пристегнули историю жизни сторожа к истории смерти десятерых парней. Алекс услышал легенду не от отца, не от мамы, не от школьных приятелей, что было бы понятно. Синьор Моретти и синьор Пьячентини, которых Алекс знает много лет, и словом о ней не обмолвились. То же можно сказать и обо всех остальных жителях К.

Возможно, Алекс просто позабыл об источнике информации. Напрочь. Лучше всего остановиться именно на этой версии и не мучить себя догадками. И ждать ответа Кьяры, обычно она откликается сразу, в крайнем случае – на следующий день после отправки электронной почты.

Но в тот вечер письмо от Кьяры так и не пришло. Не пришло оно и на следующий день, а потом наступил день похорон синьора Тавиани.

И Алекс увидел Лео.

Уже на кладбище, за несколько минут до того, как гроб с телом сторожа был опущен в могилу. Предыдущие полчаса Алекс только то и делал, что рассматривал пришедших проститься с синьором Тавиани, попутно удивляясь тому, каким неожиданно зорким он стал. Но даже несмотря на зоркость, он заприметил Лео не сразу, должно быть тот подошел совсем недавно. Лео не старался слиться с толпой, да и одет был неподходяще для печальной церемонии прощания: в светлые брюки, мокасины песочного цвета и легкий серый джемпер с накладным карманом из замши. Вокруг шеи Лео был повязан цветастый платок; именно на этот кричащий платок, усыпанный маленькими якорями и такими же крохотными штурвалами, и пялился Алекс.

Лео стоял в отдалении от основной массы псевдоскорбящих, у старого вяза, скрестив руки на груди и подпирая ствол плечом.

И улыбался.

Улыбка ослепительного владельца «ламборджини» поразила Алекса в самое сердце: она была исполнена торжества, смешанного c презрением и ненавистью, в жизни своей молодой человек не видел такой отталкивающей улыбки. Отталкивающей – и в то же время выдающей ее хозяина с головой. Все его эмоции, все его чувства. Поймай улыбку в фокус тот, кому она адресована, он умер бы на месте. А прежде чем умереть, бросился бы прочь, не разбирая дороги. Вот только кому она адресована? Явно не Алексу (об этом юноша подумал с облегчением) и не синьору Моретти (он стоит совсем в другой стороне от направленного действия улыбки и о чем-то тихо переговаривается с синьором Пьячентини). Два босса Алекса – бывший и нынешний, интересно, о чем они говорят?

Явно не об Алексе – его персона слишком незначительна, чтобы ее обсуждали два не последних в городе человека. Если бы Алекс не был так озабочен улыбкой Лео, он с удовольствием порассуждал бы про себя, что вызвало к жизни столь оживленную беседу людей, не особо жалующих друг друга. Синьор Пьячентини и синьор Моретти давно на ножах, об этом знает каждый в К. Причина их взаимной нелюбви покрыта мраком времени, синьор Моретти за глаза называет своего недруга «тряпичным болваном» (очевидно, имея в виду его мелкий рубашечный бизнес, а может, и что-то другое, более личное). Синьор Пьячентини раз и навсегда объявил синьора Моретти «прощелыгой», что позволяет ему игнорировать места, которые посещает риелтор. Во всяком случае, появляться там, когда синьор Моретти уже убрался или еще не подошел.

И вот теперь они мирно переговариваются друг с другом, неужели смерть сторожа заставила их зарыть топор необъявленной войны?..

Но больше, чем это внезапное воссоединение, Алекса интересовала улыбка Лео. Испытывать столь яростные и однозначные чувства к незнакомому человеку невозможно, а вот к давнему и кровному врагу – вполне. Но когда это Лео успел приобрести кровника? Он мало кого знает в К.: Алекс, синьор Моретти – список тех, с кем общался чужак, удручающе короток. И вряд ли за те два дня, что они не виделись, в нем появились новые имена.

Пока Алекс раздумывал об этом, Лео наконец-то заметил его. И смутился. Именно смутился, как будто Алекс застал его за чем-то неприличным. Он быстренько стер отвратительную улыбку, заменив ее другой – приветливой. Потом, видимо решив, что улыбка не лучший эскорт для погребения, вообще перестал улыбаться. Вздохнул и помахал Алексу рукой.

Отличный повод, чтобы приблизиться к так и не состоявшейся дружбе. Еще раз испытать судьбу.

Решив так, Алекс осторожно выбрался из толпы и направился в сторону вяза.

– Привет, – сказал он, подходя.

– Рад тебя видеть, – ответил Лео, пожимая протянутую Алексом руку. – Рад, конечно, не совсем уместное слово в данной ситуации… Но я, действительно, рад.

– Я тоже. – Сердце Алекса учащенно забилось, а щеки обдало жаром.

– Я просто проезжал мимо. Увидел процессию и решил посмотреть.

– Обычные сельские похороны…

– …на которые собираются все?

– Примерно.

– Это тот самый сторож, о котором ты говорил?

– Синьор Тавиани, да. Я сам удивлен, что пришло столько народу. Он был нелюдимым человеком, синьор Тавиани. И ни с кем особенно не общался.

– Но вы вроде бы приятельствовали?

– Да. Он называл меня «малышом».

– Он всех так зовет, я помню.

Все точно, дурацкий «малыш» – понятие универсальное, с высоты своего возраста синьор Тавиани имел право назвать «малышом» любого, даже герра Людтке, даже синьора Моретти. Вот только Алекс в упор не помнит, что сообщил об этом Лео. Вполне возможно, что сообщил.

– Ему было восемьдесят девять, но все равно… Смерть – всегда грустно.

– Не всегда, – неожиданно заметил Лео.

– Что ты имеешь в виду?

– Это просто философские размышления, не обращай внимания, Алекс.

Наверное, Лео имеет в виду реакцию посторонних людей на смерть такого же постороннего человека. С какой стати им грустить? Посторонних людей ничто не связывает, от их присутствия или отсутствия жизнь не претерпит существенных изменений. Другое дело – мимолетные мысли о собственной смерти, которой, как ни крути, никому избежать не удастся. Как и ухода близких, дорогих, самых любимых. Вот и получается, что ты вроде бы присутствуешь на репетиции еще неизвестной тебе пьесы, в неизвестном тебе передвижном театре, думая лишь о том, чтобы первое ее представление на подмостках собственного, домашнего театра состоялось как можно позже.

Или не состоялось вообще.

Ого, вот и Алекс пустился в философствования, Лео нельзя отказать в благотворном влиянии на скромного продавца мужских сорочек!..

– Как продвигаются дела по покупке дома?

– Успешно. – Лео зачем-то снял шейный платок с якорями и штурвалами и сунул его в задний карман брюк. – Синьор Моретти оказался молодцом, избавил меня от рутины и взял оформление документов на себя. Сделка будет заключена в самое ближайшее время.

– Значит, ты все-таки решил остаться здесь?

– Как видишь. Думаю, я окажусь полезным для вашего городишки. Во всяком случае, у вас появится своя собственная метеостанция.

– Здорово. Если понадобится моя помощь…

– Синьор Моретти – дока в своем деле. И порядочный человек, как мне кажется.

– Я говорю в принципе, – Алекс смутился. – Если понадобится моя помощь – я к твоим услугам, Лео. И я все здесь знаю. Все и всех.