В плавнях - Страница 4

- Это же русалка, - сказал Никодим.

- Ну, - согласилась Янка.

- Русалка. Настоящая русалка.

- Бабьи сказки? - насмешливо спросила Янка, уводя со лба мокрую прядь.

- Их не бывает, - сказал Никодим. - Точно. Не бывает. Ты надо мной подшутила, признавайся? Какая-нибудь твоя подружка…

- Ты что? - удивилась она. - Совсем дурень?

На темных отмелях шумели темные ивы, клонили головы к воде, лодка плавно шла по стремнине. Янка вздохнула.

- Говорят, - сказала она, - если плыть вот так, по лунной дорожке… вот так… плыть и плыть, можно…

- Что? - спросил он почему-то шепотом.

- Попасть в другое место.

- Какое?

- Никто не знает.

Плеск весел. В дальних камышах кто-то заворочался и ухнул. Никодим сказал:

- Это все-таки была рыба.

- Может быть, - равнодушно ответила Янка.

- Или выдра.

- Ага. Или выдра.

Вода была черной, но там, где лодка рассекала ее, на изломе, отсвечивала маленькими бледными полулунами. Иногда нос лодки разрезал плавучие островки мусора - стебли камыша, перепутанные с травой, ивовые листья, похожие на маленьких темных рыбок.

Далеко за окоемом зарница багряной лентой обняла темный лес, острые зубцы елей взметнулись вверх на фоне дрожащего, свивающегося в кольцо света.

- Ось, вон он. - Она показала подбородком. - Огненный змей. Они всегда на Успение прилетают. Они к вдовам ходят. Оборачиваются людьми и ходят. А вдов сейчас много, ох много.

- Зарница, - сказал он. - Просто небесное электричество. Электричество, Янка, это ого-го что такое.

- Батя привез однажды лампу, - сказала она. - Говорил, електрическая. Нажали на пимпочку, а она не горит.

- Конечно не горит, - сказал он серьезно. - Для этого нужны особые провода. И еще электростанция, чтобы вырабатывать электричество. Я тебе потом объясню.

Она пожала плечами, одновременно налегая на весла:

- С керосинкой проще.

Никодим помолчал, потом спросил:

- А русалки нас больше не тронут?

- Не-а, они сейчас сонные.

- А этот ваш… дурачок?

- Так то ж на Иванов день.

С весла сорвалась капля, ударила по воде, и где-то внизу, из-под воды, ей ответила тихая, но частая барабанная дробь.

Он вздрогнул. Она усмехнулась, зубы блеснули в темноте.

- Это ж рыба. Вьюн. Такая рыба, болтливая дуже.

- Куда твой отец увез этих… недобитков?

- Людей, - сказала она терпеливо.

- Людей.

- Я ж говорю, на тот берег.

- А что там?

- Не знаю. Батя говорит, если долго плыть… а потом ехать, будет большой город. Он говорит, там, в этом городе, женщины летом ходят с парасольками.

- Парасольки?

- Да, такие шляпки на палочках.

- А, зонтики. От солнца. Это буржуазное украшение. От дождя - другое дело.

- Это чтобы солнце не пекло, дурачок. Когда солнце голову напечет, с человеком знаешь что может быть?

Она помолчала и оглянулась через плечо:

- Вон, дывысь.

- Что там?

- Заячий остров.

Еще несколько сильных гребков, и лодка бесшумно заскользила по зарослям высокой травы, растущей прямо из воды. Трава расступалась перед носом лодки и смыкалась у нее за кормой. Луна висела над дальним берегом как круглое красное зеркало, отражающее невидимый отсюда пожар.

Потянуло холодом. Туман вновь начал свиваться меж травой, и оттуда, из тумана, выросли торчащие из воды колья. Много-много кольев.

Янка подняла весла и так и застыла, с весел срывались и прыгали в воду капли, а лодка сама по себе скользила по воде, и Никодим увидел темную фигуру, выступившую из тьмы. Кто-то шел рядом с лодкой, бесшумно, не произнося ни слова. Наверное, тут было совсем мелко.

Потом лодка подплыла к частоколу, и Янка спрыгнула в воду и привязала лодку к одному из кольев, потом нагнулась, достала из-под лавки мешок, а заодно прихватила и фонарь, который стоял на носу.

Ему стало неловко, и он здоровой рукой взял у нее мешок.

- Что там у тебя?

Мешок был тяжелый.

- Мед. Яблоки. Я ж говорила, у них не растут яблони.

Вода по-прежнему плескалась, но уже только-только покрывая ступни, и Янка запалила фонарь. Рядом с ними стояла женщина.

Никодим изумленно поглядел на нее.

- Она ж совсем зеленая, - выдохнул он в ухо Янке.

Та серьезно кивнула:

- Я ж говорила.

У женщины была изумрудная гладкая кожа и волнистые темно-зеленые волосы, а глаза - как серебряные монеты.

- Как добрались? - спросила она нежным голосом.

- Та река ж спокойная, - ответила Янка.

- Хорошо, - сказала женщина, - идите. Отдыхайте.

Она шла впереди, и Никодим увидел, что одета она в белую холщовую рубаху до щиколоток, а ступни у нее босые и ногти на ногах ярко-голубые, как воронье яйцо. На песке оставались цепочки узких темных следов.

Дом стоял среди ивняка, на высоких сваях, точно на куриных ножках. К двери была приставлена деревянная лестница. Рядом с домом был вбит такой же высокий кол, рядом с ним, распространяя запах дегтя, на песке боком лежала узкая легкая лодка.

- Это зачем? - удивился Никодим.

- Когда полная вода, - объяснила Янка, - заливает их. Теперь понимаешь, почему тут не водятся яблоки? И пчелы.

- А зайцы водятся?

Она недоуменно повернулась к нему.

- Ну, остров-то Заячий…

- Ну да. - Она серьезно кивнула. - Зайцы всегда знают, какой остров уйдет под воду совсем, а какой - нет, вот и собираются тут. У них договор.

- Какой?

- Что зайцам можно тут оставаться. Когда полная вода. Хотя я не понимаю, чего их жалеть, они ж деревья подгрызают. Видел наши яблони? Это от зайцев, а ты думал?

В доме было чисто и пусто. Стол выскоблен добела, на лавках красно-белые узорчатые полотенца, в красном углу - икона с ликом Божьей Матери и бледный язычок лампадки.

- Вот вы, товарищи, прилетели с Марса, - укорил Никодим, - а в Бога верите. Это нехорошо.

- Мы соблюдаем обычаи, - сказала женщина, накрывая на стол. - В чужой земле всегда надо соблюдать обычаи. Это правильно.

- А мы вот не соблюдаем, - сказал Никодим, жадно вгрызаясь в душистый ломоть хлеба. - Мы переменим обычаи. Вот увидите. Проведем везде электричество и просвещение наладим, и вместо этой доски в каждом красном углу, в каждой избе будет радио. Или, - глаза его загорелись,- оно еще и картинки показывать будет, ну, что делается в мире.

- Вы считаете, так уж важно знать, что делается в мире? - спросила женщина.

Она сидела и слушала его, подперев щеку зеленой рукой.

- А как же, - серьезно сказал Никодим. - Международная обстановка… Республика в кольце врагов…

- Какая республика? - удивилась женщина.

- Вы прямо как в медвежьем углу. Вам обязательно, обязательно надо в город. В самый Питер. К товарищу Луначарскому. Или товарищу Богданову. Вот он обрадуется. Скажите, - спросил он уважительно, - ну и как там у вас, на Марсе?

- На Марсе исключительно холодно, - вежливо ответила женщина. - Ветер гонит сухой песок. Нет воды.

- Поэтому вы поселились на реке, да?

- Мы любим, когда много воды, - сказала она.

- А каналы? - спросил он нетерпеливо. - Расскажите про каналы…

- Каналы засыпаны песком, - сказала женщина, - бурым песком.

- Что же там, - огорчился он, - ваши товарищи не построили новый, лучший мир?

- На Марсе? - переспросила она. - Нет.

- А на Венере?

- На Венере тоже ветер, - сказала она. - Горячий, влажный ветер. И бури. Как вы это называете? Электрические грозы, да. Очень сильные.

- А скажите, товарищ марсианка… - Он подумал. - Что же вы скрываетесь? Ну, я понимаю, наверное, вы не хотели показываться буржуям и помещикам. А теперь? Вот вы прилетели к нам сюда… Зачем?

- Мы беженцы, - сказала она.

Он так удивился, что уронил хлеб.

Женщина пододвинула ему крынку с молоком и улыбнулась. Молоко тоже было каким-то зеленоватым, но вкусным.

- Чему вы удивляетесь? - спросила она. - Разве у вас нет своих беженцев?