В Париже дорого умирать - Страница 12
— Шокированы?
— Я шокирован лишь тем, что вы хотите меня шокировать.
Она закусила губу, свернула на бульвар Севастополь и быстро покинула квартал. Заговорила снова она минуты через три:
— Вы мне подходите.
Я не был уверен в ее правоте, но спорить не стал.
В такую рань улица, где жила Мария, несколько отличалась от прочих парижских улиц. Ставни были плотно закрыты, и нигде не было видно ни части оконного стекла, ни кусочка занавески. Стены бесцветные и невзрачные, словно в каждом доме оплакивали по покойнику. Статус старых кривых улочек Парижа можно было определить лишь по маркам автомобилей, припаркованных вдоль сточных канав. Здесь блестящие новые «ягуары», «бьюики» и «мерсы» превалировали над «рено», сморщенными «ситроенами» и потертыми «дофинами».
Внутри имелись толстые ковры, богатые портьеры, сверкающие дверные ручки и мягкие кресла. А еще символ статуса и влияния: телефон. Я искупался в горячей душистой воде, выпил ароматный бульон, потом меня уложили на хрустящие простыни, и я заснул глубоким сном без сновидений.
Когда я проснулся, по радио в соседней комнате пела Франсуаз Арди, а на кровати рядом со мной сидела Мария. Я потянулся, и она тут же обернулась ко мне. Она переоделась в розовое хлопковое платье, на лице практически никакой косметики.
Свободно распущенные волосы расчесаны в кажущемся беспорядке — такая прическа требует пары часов работы опытного парикмахера. Лицо ее было мягким, но с теми морщинками, которые образуются после миллиона циничных усмешек. Рот небольшой и слегка приоткрытый, как у куклы или женщины, ждущей поцелуя.
— Который час? — спросил я.
— За полночь. Вы проспали двенадцать часов.
— Выкиньте эту кровать на помойку. В чем дело, у нас что, время вышло?
— У нас вышло постельное белье — все обмоталось вокруг вас.
— Пополните запас у кастеляна, а если забудем проверить электрическое одеяло, вы получите бесплатную подушку.
— Я занята приготовлением кофе. Мне некогда играть в ваши игры.
Она сварила и принесла кофе. Дождавшись моих вопросов, она умело на них отвечала, рассказывая мне ровно столько, сколько хотела, не выглядя при этом уклончивой.
— Мне приснился кошмар, и я очнулся в средневековой темнице.
— Да, — кивнула она.
— Может, вы все же расскажете, что это было?
— Датт испугался, что вы за ним шпионите. Сказал, у вас есть документы, которые он хочет заполучить. Сказал, вы наводили справки, и поэтому он должен точно знать.
— Что он со мной сделал?
— Ввел вам амитал и ЛСД — это именно ЛСД долго выводится из организма. Я вас расспрашивала. А потом вы уснули глубоким сном и проснулись в подвале дома. Я привезла вас сюда.
— Что я рассказал?
— Не волнуйтесь. Никто из них не говорит по-английски. Только я. Так что ваши тайны я сохранила. Обычно Датт предусматривает все, но тут он не учел, что болтать вы станете на английском. Я переводила.
Так вот почему я все слышал дважды.
— Что я наговорил?
— Успокойтесь. Мне это было не интересно, но Датт остался доволен.
— Не думайте, что я этого не оценил, но все же почему вы пошли на это ради меня?
— Датт мерзкий человек. Я ни за что не стала бы помогать ему, к тому же это я привела вас в тот дом и чувствовала себя в ответе за вас.
— И?..
— Расскажи я ему все, что вы на самом деле наговорили, он вкатил бы вам еще амфетамин, чтобы узнать еще и еще. Амфетамин — опасный препарат, чудовищный. Мне бы не доставило удовольствия смотреть на это.
— Спасибо. — Потянувшись, я взял ее за руку, и она прилегла рядом со мной на кровать. И сделала это без всякого кокетства и ужимок, скорее дружеский, чем сексуальный жест. Она прикурила сигарету и протянула мне пачку и спички.
— Прикуривайте сами, чтобы было чем занять руки.
— Что я сказал? — небрежно спросил я. — Что я такого сказал, чего вы не стали переводить Датту на французский?
— Ничего, — мгновенно ответила Мария. — И не потому, что вы этого не говорили, а потому, что я этого не слышала. Ясно? Мне наплевать на то, кто вы такой и чем зарабатываете на жизнь. Если вы заняты чем-то незаконным или опасным, это ваши проблемы. На мгновение я ощутила ответственность за вас, но почти уже избавилась от этого чувства. Завтра можете выдумывать какую угодно ложь, уверена, вы с этим отлично справитесь.
— Это надо расценивать как отказ?
Мария повернулась ко мне.
— Нет.
Она придвинулась и поцеловала меня.
— Пахнешь вкусно. Чем пользуешься?
— «Agony». Дорогие духи, но мало кто может устоять перед их ароматом.
Я все пытался понять, не разыгрывает ли она меня, но так и не смог. Она явно была не из тех девушек, что дают подсказку улыбкой.
Она встала и оправила платье.
— Нравится платье? — спросила она.
— Отличное.
— А какая одежда тебе нравится на женщинах?
— Фартуки. С жирными следами от пальцев, остающимися после приготовления горячих блюд.
— Угу, могу себе представить. — Она затушила сигарету. — Я помогу тебе, если тебе нужна помощь, но не проси слишком много и помни, что я связана с теми людьми и у меня только один паспорт. Французский.
Интересно, а не намек ли это на то, что я разболтал под действием наркотика, подумал я, но промолчал.
Она посмотрела на часики.
— Уже очень поздно. — И вопросительно взглянула на меня. — Здесь только одна кровать, и мне надо где-то спать.
Я подумывал, не закурить ли, но положил пачку на прикроватный столик и подвинулся.
— Устраивайся, но сна не гарантирую.
— Ой, не изображай из себя героя-любовника а-ля Жан-Поль, это не в твоем стиле.
Она стянула через голову хлопковое платье.
— А какой мой стиль? — раздраженно буркнул я.
— Задай этот вопрос утром. — Она выключила свет, оставив работать радио.
Глава 10
Я остался в квартире Марии, но на следующий день она вечером съездила ко мне покормить Джо. Вернулась она до грозы, потирая руки и жалуясь на холод.
— Ты поменяла воду и положила ему скорлупу моллюсков? — спросил я.
— Да.
— Это полезно для клюва, — пояснил я.
— Знаю. — Мария встала у окна, глядя на быстро темнеющий бульвар. — Это еще с первобытных времен, — продолжила она, не поворачиваясь от окна. — Небо темнеет, ветер начинает срывать шапки, сдувать коробки и мусорные баки, и ты начинаешь думать, что настал конец света.
— Думаю, у политиков другие планы насчет того, как устроить конец света, — заметил я.
— Дождь начинается. Капли огромные, как дождь гигантов. Представь, что ты муравей, а на тебя падает… — зазвонил телефон, — вот такая каплища, — договорила Мария и поспешила к телефону.
Трубку она взяла с таким видом, будто это пистолет, который может случайно выстрелить.
— Да, — недоверчиво сказала она. — Он здесь. — Потом послушала, кивая и повторяя «да». — Прогулка пойдет ему на пользу. Мы будем на месте примерно через час. — Она с несчастным выражением повернулась ко мне. — Да, — опять повторила она. — Может, вы просто шепнете ему, и тогда я не услышу ваши маленькие тайны, верно? — В трубке послышался возмущенный треск, потом Мария продолжила: — Нам пора собираться, а то опоздаем. — И решительно положила трубку. — Бирд, — сообщила она. — Ваш соотечественник мистер Мартин Лэнгли Бирд жаждет пообщаться с вами в кафе «Блан».
Шум дождя походил на грохот аплодисментов здоровенной толпы.
— Бирд, — пояснил я, — это тот человек, что был со мной в художественной галерее. В артистических кругах о нем весьма высокого мнения.
— Именно это он мне и сообщил, — ответила Мария.
— О, он хороший человек. Бывший морской офицер, сменивший море на богему, не может не быть несколько своеобразным.
— Жан-Полю он нравится. — Я облачился в выстиранное белье и мятый костюм. Мария отыскала крошечную лиловую бритву, и я побрился миллиметр за миллиметром, смазав порезы одеколоном. Мы вышли из дома как раз в тот момент, как ливень закончился. Консьержка собирала комнатные растения в горшках, стоящие на тротуаре.