В ожидании дождя (СИ) - Страница 14

Дома я сразу принялась за переборку овощей. Обрезка, сортировка, и последующее закидывание в печь хороших — это был мой привычный ритуал. Пару картофелин и морковок я отложила для будущего супа. Как ни крути, холодильников тут нет, или, по крайней мере, у нас нет. Кто его знает, что там с магическими камнями делают еще, кроме освещения? Я решила, что часть костей нужно переломать, насколько это возможно, чтобы получить максимальный навар. Остальные кости я разделила: пару косточек отложила волчатам, пусть дочь их порадует. А остальное, отнесу медведю. Понимаю, что ему это будет на один зубок, но хочу хоть чем-то его порадовать.

Сказано — сделано. Я принялась за дело, аккуратно разбивая кости, стараясь извлечь максимум из каждого кусочка. Вскоре на столе уже стояла кастрюля с водой, в которую я бросила все что наломала, добавив немного овощей для аромата.

— Детка, иди, отнеси волчатам. Пусть погрызут, — сказала я, положив две косточки на стол рядом с Радой.

— Правда можно? — она с надеждой посмотрела на меня. Мда, хотела порадовать животных, а радуется дочь. Какой-то неправильный мир. Совсем неправильный.

— Ну да. Говорю же, иди неси. Хоть какая-то радость для них, — ответила я, указывая на косточки. — Им сено-то понравилось?

— Да! Их мама ругает, когда они, заигравшись, его раскидывают. А потом сами в кучку и собирают, — с улыбкой произнесла Рада.

— Оболдеть. Мне иногда кажется, что они действительно разумны.

— Но ведь так и есть, — уверенно ответила она.

— Как это?

— Они в прошлом имели второй облик. Человеческий. Сейчас они прокляты, но человек так и находится где-то внутри, — объяснила Рада с серьезным видом.

— Подожди. Ты хочешь сказать, они оборотни что ли? — не удержалась я от вопроса, пытаясь осознать, что она имеет в виду.

Рада задумалась на мгновение, а затем, с любопытством, спросила:

— Это кто?

— А-а, блин. Значит, если бы не проклятье, наш медведь мог превратиться в мужчину и разговаривать? Ты это хочешь сказать? — спросила я, пытаясь осмыслить эту информацию.

— Да. Их же так и называют. Зверо-люди. Или люди, превращающиеся в зверей. Правда, не знаю, сколько в них сейчас от нас, ведь их очень давно прокляли. Но да. В нашем медведе живет человек. Но разговаривать не может, — объяснила Рада, глядя на меня с серьезным лицом.

— Пиздец, — вырвалось у меня, и я, как стояла, так и съехала по стенке на пол. Это что получается, свидетелем моего позора был не зверь, а… получеловек?

— Рада, а они точно не могут превратиться? — спросила я, все еще находясь в шоке.

— Точно. Больше ста лет не могут. Теперь их все считают просто животными, — подтвердила она.

— Ясно. Я выйду ненадолго. Присмотри, пожалуйста, за печкой, — сказала я, вставая с пола и пытаясь собраться с мыслями.

— А как же волчата? — спросила Рада, явно не желая оставлять их без внимания.

— Потом. Не обижайся. Никуда они не денутся, — попыталась я успокоить её, понимая, что мне нужно немного времени, чтобы переварить всю эту информацию. Я вышла на свежий воздух, надеясь, что он поможет мне прояснить мысли.

Я собрала отложенные кости для Топтыгина и, несмотря на то что ноги не шли, упорно двигалась к его амбару. Руки тряслись, и в голове крутились мысли. Я не хотела верить, не хотела знать, что в нем сидит человек. Или, может быть, хотела?

— Здравствуй, — произнесла я, заходя, как обычно, в его вольер. — Я тебе принесла угощение. Знаю, что мало для твоих габаритов, но, чем богаты. — Я ссыпала в его чашку все, что было в мешке.

Медведь, посмотрев на меня, подошел к предложенному угощению и сразу начал жевать, будто это не твердые кости, а семечки. Я отошла и села в уголочек, пытаясь собраться с мыслями.

— Знаешь, — начала я, глядя на него, — мне тут птичка нашептала удивительную вещь. Будто в тебе сидит человек. Смешно, да?

Реакция не заставила себя ждать. Он подавился, а откашлявшись, поднял на меня голову. Его карие глаза гипнотизировали, словно смотрели в самую душу. В этот момент мне стало не по себе. Я почувствовала, как сердце забилось быстрее, а мысли запутались.

— Ты… ты понимаешь, о чем я? — спросила я, хотя знала, что ответа не будет. Но в его взгляде я увидела что-то большее, чем просто животное.

— Значит, правда, — произнесла я, осознавая всю глубину ситуации. — Значит, ты понимал, что со мной делали. Значит… какая же я дура. Столько времени находиться здесь, а главного так и не узнать. Кто-то говорил про зверолюдей, а я прослушала. Не предала значения. Не поверила. Нет, ну не дура, а? Я ведь… я… Не из этого мира. Ну, тело из этого, а то, что внутри — душа или еще что. В моем мире вас называют оборотнями, но на самом деле подобных тебе не существует. Просто выдумка. Сказка. А здесь… и все на твоих глазах.

Я говорила и говорила, не в силах остановиться. Слова срывались с языка, как будто это был единственный способ справиться с нарастающим напряжением внутри.

Медведь же, сидя напротив, молча слушал мой истерический лепет. Он расположился так, что его огромная морда скрылась в тени, и я не могла разглядеть его глаз. Он словно стал частью темноты, что окружала нас.

— Говорят, тебя скоро заберут на извлечение, — продолжала я, чувствуя, как сжимается сердце. — Раз ты все понимаешь, значит, я должна это сказать. Прости, но освободить тебя я не в силах. И… я больше не буду так часто приходить. Ни к чему это.

Слова застряли в горле, и я почувствовала, как слезы подступают к глазам. Я понимала, что это прощание, и в этот момент мне стало особенно горько. Я не могла помочь ему, и это осознание давило на меня, как тяжелый камень. Но, может быть, именно в этом и заключалась моя слабость — в том, что я не могла справиться с тем, что не под силу изменить.

Встав, я направилась к выходу, но вдруг меня остановила его лапа. Он перехватил меня поперек туловища и подтянул к себе, прижимая. Нос медведя уткнулся в мою шею, и в этот момент все, что я пыталась сдерживать, вырвалось наружу. Я снова разревелась, как маленький ребенок, потерявший что-то важное.

— Какая же я слабая, — шептала я сквозь слезы, — постоянно реву.

Но, уткнувшись в его шерсть, несмотря на условия вокруг, пахнущую влажным лесом, я хотела остаться в этих объятиях как можно дольше, и от этого желания слезы текли еще сильнее.

Неправильный мир. Неправильная я…

Глава 12

Я не знала, что со мной происходит. Может, головой тронулась. Может, стресс от всего, что меня окружает, дал свои плоды. Может, еще что-то. Я не задумывалась раньше, почему меня словно магнитом тянет к этим огромным, мифическим зверям. Особенно к одному из них. Самому большому, но… не знаю. Самому дорогому? Вот только, каким образом он стал для меня таким важным, ума не приложу.

Но меня страшит еще и то, что он медведь, а я хочу прижаться к нему не как к животному, а как к мужчине. Без всякого непотребства, нет. Просто прижаться. Знать, что он рядом. Чувствовать его запах. Это что-то большее, чем… не знаю. Я знала, что должна была бы отстраниться, но в его объятиях все это казалось таким далеким. Он был моим укрытием от жестокого мира, в котором я оказалась. И чем больше я пыталась понять свои чувства, тем яснее становилось одно, я не могу позволить себе это. Я не имею права на привязанность, когда все вокруг рушится. Я здраво осознаю — «не-ль-зя». Нельзя привязываться. Нельзя заботиться. Нельзя надеяться. Его убьют, а я останусь с болью на душе. С разорванным сердцем. Эта мысль терзала меня, как острый нож, оставляя за собой только раны.

Хотите услышать историю? Когда я была маленькой, до случая с бродячим зоопарком, мне бабушка поведала о своем детстве. Ей было восемь, и в их доме жила собака. Боже, я и сейчас помню ее имя, хотя с тех пор прошло более двадцати лет. Найда — так звали ту немецкую овчарку, которая сидела на цепи и жила в будке. Однажды, в порыве детского воображения, бабушка решила прокатиться верхом на Найде. Как на лошади. Несмотря на то что она, казалось, должна была понимать, что можно делать, а что нельзя, её каприз был непреклонен. Но все пошло не так, как она задумывала. Что уж точно случилось бабушка не помнит, но, судя по всему, она причинила боль доброй собаке, и та, защищаясь, укусила её. Не смертельно, не что-то серьезное, но факт прокуса руки был. Небольшой, даже шрама не осталось. Но бабушка закричала и заплакала, как все дети. Поступок её отца поразил меня ещё более, чем катающаяся девочка на собаке. Он застрелил Найду за то, что та укусила его дочь.