В ожидании дождя - Страница 3

– Всего один день?

– Всего один день.

– Но что насчет Коди?

– О Коди ты больше никогда не услышишь.

Я захлопнул дверь автомобиля, и она уехала, на прощание помахав мне рукой.

– Загляни в словарь, найди слово «очаровательная», – попросил я Буббу, когда мы вернулись ко мне в офис. – Посмотри, нет ли там рядом фотографии Карен Николc.

Бубба обвел взглядом стопку книг, лежавшую на подоконнике.

– А откуда я узнаю, которая из них словарь?

Чезвик наконец поднял трубку, и я рассказал ему о Карен Николc и ее проблеме со страховой компанией.

– Ни одной пропущенной оплаты?

– Ни одной.

– Нет проблем. Говоришь, «королла»?

– Ага.

– Это вроде такая машина за двадцать пять тысяч долларов?

– Скорее за четырнадцать.

Чезвик хмыкнул:

– Неужто бывают такие дешевые машины?

Чезвик являлся обладателем «бентли», «мерседеса V10» и пары «рейндж-роверов», насколько мне было известно. А когда он хотел сойти за простого смертного, то садился за руль «лексуса».

– Они заплатят, – сказал он.

– Сказали, что не будут платить, – ответил я, просто чтобы его поддеть.

– И пойдут против меня? Если к концу нашего разговора я не буду полностью удовлетворен, им придется услышать, что они уже должны мне пятьдесят тысяч. Они заплатят, – повторил он.

Когда я положил трубку, Бубба спросил:

– Чего он сказал?

– Сказал, что они заплатят.

Он кивнул:

– И Коди заплатит, чувак. По полной программе заплатит.

Бубба отправился к себе на склад улаживать какие-то дела, а я позвонил Девину Амронклину, копу из убойного отдела и одному из немногих полицейских в этом городе, которые все еще со мной разговаривали.

– Отдел по расследованию убийств.

– А теперь скажи то же самое, только с чувством и страстью.

– Подумать только, какие люди. Персона нон грата нумеро уно для всего Бостонского управления полиции. Тебя в последнее время за превышение скорости не тормозили?

– Не-а.

– И радуйся. Ты даже не представляешь, что некоторые ребята хотят найти у тебя в багажнике.

Я на секунду прикрыл глаза. Вот уж где-где, но во главе списка врагов местной полиции я точно не рассчитывал оказаться.

– Ну, тебя тоже особенно любить не должны, – сказал я. – Ведь именно ты надел наручники на собрата по профессии.

– Меня и так никто никогда особенно не любил, – ответил Девин. – Но большинство из них меня боится, что в общем-то неплохо. А вот ты – всем известный слабак.

– Всем известный, а?

– Так чего звонишь-то?

– Нужна информация по деятелю одному, звать Коди Фальк. Предыдущие аресты, все что угодно, имеющее отношение к преследованию женщин.

– И что я за это получу?

– Мою вечную дружбу?

– Одна из моих племянниц, – сказал он, – хочет получить на день рождения полную коллекцию Бини-Бэби.

– А идти в магазин и покупать их тебе неохота.

– Я до сих пор выплачиваю алименты на ребенка, который и разговаривать со мной не желает.

– Ага, значит, покупать эти игрушки тоже мне придется.

– Десяти должно хватить.

– Десяти? – сказал я. – Ты чего, издева…

– Фальк – через «Ф»?

– Ага, как в слове «фуфло», – ответил я и положил трубку.

Девин перезвонил мне через час и сообщил, что Бини-Бэби я могу занести ему домой завтра вечером.

– Коди Фальк, возраст тридцать три года. Судимостей не имеет.

– Однако…

– Однако, – подхватил Девин. – Один раз его арестовали за нарушение судебного постановления о запрете приближаться к некой Бронвин Блайт. Пострадавшая от претензий отказалась. Арестован за нападение на Сару Литл. Пострадавшая отказалась от претензий, а затем уехала из штата. Числился в списке подозреваемых по делу об изнасиловании Анны Бернштейн, был вызван на допрос. Обвинения не последовало, поскольку пострадавшая отказалась подписать заявление об изнасиловании, отказалась от медицинского обследования и отказалась сообщить следствию личность нападавшего.

– Приятный парень, – сказал я.

– Ага, судя по всему, просто очаровашка.

– Больше ничего?

– Подростком имел проблемы с законом, но сейчас эти документы недоступны – по достижении совершеннолетия все опечатали.

– Ну, разумеется.

– А что, он опять кому-то жить мешает?

– Возможно, – осторожно сказал я.

– Не забудь перчатки, – сказал Девин и положил трубку.

Коди Фальк водил перламутрово-серый «Ауди-кватро», и в девять тридцать вечера мы с Буббой увидели, как он вышел из спортзала «Маунт Оберн». Его еще влажные после душа волосы были аккуратно причесаны, а из спортивной сумки торчал конец теннисной ракетки. Одет он был в черную куртку из мягкой кожи, кремового цвета льняной жилет, застегнутую на все пуговицы белую рубашку и вытертые джинсы. Кожа его была очень загорелой, и двигался он так, словно ожидал, что все окружающие разбегутся, уступая ему дорогу.

– Я его всерьез ненавижу, – сказал я Буббе. – А я с ним даже не знаком.

– Ненависть – это хорошо, – ответил Бубба. – Ненависть ничего не стоит.

Машина Коди дважды пикнула, когда он достал брелок и снял автомобиль с сигнализации и открыл багажник.

– Вот если б ты мне разрешил, – сказал Бубба. – Он бы сейчас уже подорвался.

Бубба хотел прилепить кусок пластиковой взрывчатки к двигателю «ауди» и замкнуть его на провод сигнализации. Взрыв разнес был пол-Уотертауна и отправил обломки «Маунт Оберн» куда-нибудь за Род-Айленд. Бубба в упор не понимал, что плохого в этой идее.

– За изуродованную машину человека не убивают.

– Это где сказано?

Должен признаться, ответного аргумента у меня не нашлось.

– К тому же, – добавил Бубба, – при первой возможности он ее изнасилует.

Я кивнул.

– Ненавижу насильников, – сказал Бубба.

– Я тоже.

– Хорошо было бы, если б он больше никогда никого не насиловал.

Я повернулся к нему:

– Убивать его мы не будем.

Бубба пожал плечами.

Коди Фальк закрыл багажник и на секунду застыл, оглядывая парковку перед теннисными кортами. Выглядел он так, будто позировал для портрета, – густые темные волосы, словно вырубленные из камня черты лица, накачанный торс и мягкая, явно недешевая одежда. Он легко мог сойти за модель с обложки глянцевого журнала. Он производил впечатление человека, прекрасно понимающего, что за ним наблюдают, потому что привык, что все всегда на него пялятся – или с восхищением, или с завистью. Мир принадлежал Коди Фальку, а мы, простые смертные, только жили в нем. Но он не догадывался, что наблюдаем за ним мы с Буббой.

Коди выехал со стоянки, свернул направо, и мы последовали за ним – через Уотертаун, до границы с Кембриджем. На Конкорд-стрит он повернул налево и направился в Бельмонт, один из бостонских районов, считавшийся фешенебельным даже среди остальных, не менее престижных.

– Слушай, а чего парковку называют парковкой, если там деревьев нет, как в парке? – Бубба зевнул в кулак, глянул в окно.

– Ни малейшей идеи.

– Ты в прошлый раз то же самое сказал.

– И?

– И мне хочется, чтобы кто-нибудь мне объяснил почему. Меня это бесит.

Мы свернули с главной улицы и вслед за Коди Фальком направились в дымчато-коричневый квартал высоких дубов и шоколадного оттенка тюдоровских особняков. Заходящее солнце оставило после себя темно-бронзовую дымку, заставляя зимнюю улицу сиять по-осеннему, создавая атмосферу изысканного спокойствия, наследного богатства, атмосферу частных библиотек из темного тика, где повсюду витражи и изящные гобелены ручной работы.

– Хорошо, что мы «порше» взяли, – сказал Бубба.

– Думаешь, «Краун-Вик» тут сильно выделялся бы?

Мой «порше» – это «родстер» 63-го года выпуска. Десять лет назад я купил кузов и кое-какую начинку, а следующие пять лет потратил, покупая запчасти и собирая автомобиль заново. Я не то чтобы очень любил эту машину, но… Признаюсь – когда я сажусь в нее за руль, чувствую себя самым крутым парнем во всем Бостоне. Возможно, даже во всем мире. Энджи любила говорить, что это потому, что я еще толком не вырос. Скорее всего, она права. С другой стороны, сама она до недавнего времени вообще водила «универсал».