В ожидании дождя - Страница 18

Она задумалась и энергично мотнула головой:

– Нет. Под конец мы с Карен много времени проводили вместе. Много пили, если честно. Думаю, она бы мне сказала. К своему отчиму она никаких теплых чувств не питала.

– Расскажите мне о ней.

Она закинула ногу на ногу, пыхнула сигаретой.

– Она была в ужасном состоянии, мистер Кензи. Умоляла их приютить ее хотя бы на несколько недель. Умоляла. На коленях перед матерью ползала. А та сказала: «Извини, дорогая, тебе надо научиться быть…» Ну, как же она это сказала-то? Самостоятельной. Полагаться только на себя. И все. «Тебе пора стать самостоятельной, моя милая». Карен рыдала у ее ног, а она велела мне принести чаю. Так что мы с Карен встречались, напивались, а потом шли и трахались с кем попало.

– Вы знаете, где она жила?

– В мотеле, – сказала она, вложив в это слово всю безнадежность мира. – Названия не знаю. Она говорила, что мотель расположен где-то у черта на рогах.

Я кивнул.

– Вот и все, что она мне говорила. Мотель у черта на рогах. Мне кажется… – Она посмотрела на свое колено и щелчком отбросила окурок.

– Что?

– В последние два месяца у нее внезапно появились деньги. Наличные. Я не спрашивала откуда, но…

– Но вы подозревали, что она…

– Подалась в проститутки, – закончила Шивон. – Понимаете, у нее совершенно изменилось отношение к сексу. На нее это было не похоже.

– Я одного не пойму, – сказал я. – Всего полгода назад она была совершенно другим человеком. Была…

– Сама чистота и невинность?

Я молча согласился.

– И представить себе было нельзя, что у нее в голове может появиться хоть одна грязная мысль.

– Вот именно.

– Это был ее способ приспособления. Чтобы выжить в этом сраном сумасшедшем доме, она превратилась в ангелочка. И знаете, не думаю, что для нее это было естественно. Может быть, она и мечтала стать такой, но вообще-то она только прикидывалась.

– А что там за иконостас из фотографий в вестибюле? – спросил я. – Что это за молодой парень? Он похож на младшего брата доктора. И что там за девочка?

Она вздохнула:

– Это Наоми. Их единственный общий ребенок.

– Она умерла?

Шивон кивнула:

– Давно уже. Сейчас ей было бы четырнадцать или пятнадцать. Она чуть-чуть не дожила до четырех лет.

– Отчего она умерла?

– За домом есть небольшой пруд. Зимой она выбежала на лед за мячиком… – Ее передернуло. – И провалилась.

– А кто за ней присматривал?

– Уэсли.

У меня перед глазами встала картина: маленький ребенок на тонком льду тянется за мячиком. А затем…

По всему телу прошел озноб.

– Уэсли… – повторил я. – Младший брат доктора Доу?

Она покачала головой:

– Сын. Он был вдовцом, когда познакомился с Кэрри. Вдовцом с ребенком. И она была вдовой с ребенком. Они поженились, сделали еще одного вместе. Но девочка умерла.

– А Уэсли…

– В смерти Наоми он не виноват, – сказала она с ноткой гнева в голосе. – Но они все свалили на него. Он же должен был за ней присматривать. Он на секунду отвлекся, а она возьми и рвани к пруду. Доктор Доу не мог винить Бога и предпочел обвинить сына.

– Не знаете, как мне связаться с Уэсли?

Она прикурила еще одну мятую сигарету и покачала головой:

– Он давно не живет с ними. Доктор запретил даже имя его произносить в своем доме.

– А Карен с ним общалась?

– Да он уже лет десять как уехал. Вряд ли кто-нибудь знает, что с ним стало.

Она сделала быструю затяжку.

– Что вы собираетесь делать дальше?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею. Доу сказали, что Карен посещала психиатра. Вы знаете, как его зовут?

Она отрицательно помотала головой.

– Но они же наверняка хоть раз говорили о нем при вас.

Она уже открыла было рот, но в последний миг спохватилась:

– Извините, но я правда не помню.

Я поднялся со скамьи.

– О'кей. Как-нибудь выясню.

Шивон смерила меня долгим взглядом. Между нами вился дымок ее сигареты.

Она выглядела такой серьезной и сосредоточенной, что мне подумалось: возможно, она смеется не чаще раза в несколько месяцев, а то и лет.

– Чего вы добиваетесь, мистер Кензи?

– Я хочу узнать, почему она умерла.

– Она умерла потому, что ее семья – сраные уроды. Она умерла потому, что Дэвид попал в аварию. Она умерла потому, что не смогла этого пережить.

Я улыбнулся ей вялой беспомощной улыбкой:

– Все мне так говорят.

– И почему, позвольте спросить, вас это не устраивает?

– Не исключено, что в определенный момент меня это и устроит. Я работаю с тем, что есть, Шивон. Я просто пытаюсь найти хотя бы один конкретный факт, который меня убедит и заставит сказать: «О'кей, теперь я понимаю, почему она это сделала. Может, окажись я на ее месте, поступил бы точно так же».

– Это в вас католик говорит, – произнесла она. – Обязательно вам надо докопаться до причин.

Я хмыкнул:

– Ну, католик из меня еще тот, Шивон. И уже очень давно.

Она закатила глаза, откинулась на спинку скамьи и некоторое время молча курила.

Солнце спряталось за сальными белыми облаками, и Шивон сказала:

– Значит, вы хотите знать почему. Начните с того, кто ее изнасиловал.

– Не понял.

– Ее изнасиловали, мистер Кензи. За полтора месяца до смерти.

– Это она вам сказала?

Шивон кивнула.

– И имя назвала?

Она покачала головой.

– Сказала только, что ей пообещали, что он больше к ней не притронется, а он притронулся.

– Коди, мать его, Фальк, – прошептал я.

– Кто это?

– Призрак. Только он еще не в курсе.

На следующее утро Коди Фальк поднялся в половине седьмого утра; обмотанный полотенцем, он стоял на крыльце, спокойно попивая утренний кофе.

Он снова выглядел так, словно позировал для невидимых поклонников, – горделиво вздернутый подбородок, крепко зажатая в руке чашка, влажно поблескивающие глаза. Именно таким я видел его через окуляры бинокля. Он обводил хозяйским взором задний двор – ни дать ни взять владетельный князь. Я нисколько не сомневался: в голове у него звучит закадровый голос диктора, озвучивающий рекламный ролик «Кельвина Кляйна».

Он зевнул в кулак – видно, реклама ему поднадоела. Неспешно развернувшись, задвинул скользящую стеклянную дверь и накинул крючок.

Я выбрался из своего убежища и объехал вокруг квартала. Оставил машину за два дома до жилища Фалька и пешком направился к входной двери. Еще три часа назад я нашел его запасные ключи – они хранились в магнитном футляре, прикрепленном с обратной стороны водосточной трубы, – и с их помощью сейчас проник в дом.

Внутри витал запах ароматических опилок – такие продаются в сети магазинов «Крейт & Баррел». Обстановка дома производила впечатление, что все остальное Коди приобрел там же.

Здесь царил деревенский стиль в версии «Санта-Фе мишн шик» – то, что кажется очень простым, но стоит бешеных денег. Слева располагался столовый гарнитур вишневого дерева. Привязанные к стульям подушки и ковер украшали псевдоиндейские орнаменты. В паре дубовых сундуков с ацтекскими декоративными накладками Коди держал запас спиртного. Запас был немаленький, и по большей части его составляли початые бутылки. Стены были выкрашены в темно-золотистый цвет. В целом комната выглядела типичным образцом того, что так любят впаривать клиентам дизайнеры по интерьеру. «Бросай свой Бостон, Коди, тебя ждет Остин», все дела.

Я услышал, как на втором этаже зашумел душ, и вышел из столовой.

На кухне четыре барных стула с высокими спинками окружали стоящий в центре комнаты стол, внешним видом больше всего напоминавший мясницкую плаху. Шкафчики светлого дуба зияли полупустыми полками. Их содержимое ограничивалось бокалами для вина, стаканами для мартини, парой банок овощных консервов и пакетами ближневосточных рисово-овощных смесей. Обнаружив на столе стопку меню из ресторанов, обслуживающих клиентов на дому, и каталогов дорогих супермаркетов, я догадался, что Коди – не из тех, кто любит тратить время на стряпню. В раковине стояли две тарелки, кофейная чашка и три стакана.