В ожидании дождя - Страница 12
– А после несчастного случая с Дэвидом?
Он пожал плечами:
– Поначалу она держалась, а потом будто трещину дала. Зрелище ужасное, ей-богу. Когда она сюда заходила, меня так и подмывало спросить у нее документы – просто чтобы убедиться, что это один и тот же человек. Не то пьяная, не то под кайфом. В полном раздрае. Знаете, как говорят? Если вся твоя жизнь – как фильм, то что с тобой будет, когда кино кончится?
Я промолчал.
– Тут ситуация как с детьми-актерами, – продолжил он. – Они снимаются столько, сколько могут, но воевать против гормонов и взросления бессмысленно. И вот в один прекрасный день они просыпаются, и выясняется, что они уже больше не дети и не кинозвезды и ролей для них нет. И они тонут.
– А Карен?
На секунду на глаза его навернулись слезы, и он резко, громко выдохнул.
– Господи, у меня из-за нее сердце кровью обливалось. У всех нас. Она жила ради Дэвида. И каждый, кто их видел хотя бы пару секунд, сказал бы то же самое. А когда Дэвида сбила машина, она умерла. Просто телу для этого потребовалось еще четыре месяца.
Какое-то время мы сидели в тишине, а затем я протянул ему письмо Дэвида в страховую компанию. Он машинально взял его и уставился на листок.
Наконец на его лице появилась горькая улыбка.
– «Ф» нет, – сказал он и покачал головой.
– То есть?
Он перевернул письмо, чтобы я мог увидеть текст.
– Второе имя Дэвида было Филип. Когда мы организовали бизнес, он ни с того ни с сего начал посередине, после «Дэвида», но перед фамилией, ставить заглавную букву «Ф». Только на документах и чеках, больше нигде. Я еще над ним прикалывался, говорил, что «Ф» означает «Фуфлыжник».
Я взглянул на подпись:
– А тут «Ф» нету.
Он кивнул, затем бросил листок в ящик стола:
– Наверное, в тот день ему фуфло гнать не особенно хотелось.
– Рэй.
– Да?
– Можно мне сделать копию этого письма и какого-нибудь документа, где есть подпись с буквой «Ф»?
Он пожал плечами:
– Да, конечно.
Еще немного порылся в ящике стола и нашел какую-то записку Дэвида с широким, размашистым «Ф».
Рэй проследовал к замызганному ксероксу и поместил письмо под крышку. Я шел за ним.
– Что-то в голову пришло? – спросил он.
– Я пока и сам не уверен.
Он извлек копию письма из поддона и протянул мне.
– Это просто буква, мистер Кензи.
Оригинал записки он также отдал мне.
Я кивнул:
– А есть какой-нибудь документ с вашей подписью?
– Разумеется.
Он провел меня обратно к столу и достал подписанную им записку.
– Знаете, в чем весь фокус при подделке подписей? – спросил я, переворачивая записку.
– В твердой руке?
Я покачал головой:
– В гештальте.
– Гештальте?
– Подпись надо воспринимать как единое целое, как рисунок, а не как набор отдельных букв.
Взяв ручку, я аккуратно скопировал его перевернутую подпись.
Закончив, снова перевернул листок и показал ему, что получилось.
Он посмотрел, удивленно открыл рот и поднял брови:
– Неплохо. Очень даже.
– И это первая попытка, Рэй. Представьте, что бы я мог сделать, если бы попрактиковался.
7
Я снова позвонил Девину, разбудив его.
– Ну, как там продвигается дело с мисс Диас?
– Да никак. Женщины – странные создания.
– Ни детектив Томас, ни детектив Степлтон мне так и не перезвонили.
– А это потому, что Степлтон был одним из протеже Дойла.
– Вон оно что.
– Даже если бы ты увидел, как Джимми Хоффа пьет кофе в забегаловке, Степлтон все равно бы на тебя внимания не обратил.
– А Томас?
– Она не такая предсказуемая. И сегодня она работает в одиночку.
– Везет мне.
– Ну что тут сказать? Ты ж ирландец, тебе положено. Подожди, сейчас узнаю, где она.
Две или три минуты я ждал, затем в трубке снова раздался голос Девина:
– Думаю, говорить, что ты у меня в долгу, не стоит?
– Я и так это знаю, – ответил я.
– И лучше не забывай, – вздохнул Девин. – Детектив Томас расследует смерть какого-то идиота в Бэк-Бей. Труп в переулке между Ньюбери и Коммонуэлс-авеню, так что она там будет.
– Какие там кварталы на пересечении?
– Дартмут и Эксетер. Ты с ней не шали, она дураков не терпит. Сожрет тебя, выплюнет – и глазом не моргнет.
Детектив Джоэлла Томас вышла из переулка в конце Дартмут-стрит и боком пролезла под желтой лентой, на ходу сдирая латексные перчатки. Проскользнув под ограждением, она распрямилась, сняла одну перчатку, потрясла ладонью, стряхивая тальковую пудру со своей черной кожи. Затем обратилась к сидевшему на бампере коронерского фургона криминалисту:
– Ларри, забирай клиента.
Ларри, не отрываясь от страницы спортивных новостей, поинтересовался:
– Он все еще мертвый?
– И становится все мертвее. – Джоэлла стянула вторую перчатку и тут заметила меня, стоящего рядом. Но упорно продолжала смотреть на Ларри.
– Он тебе ничего не рассказал? – Ларри перелистнул страницу.
Джоэлла Томас перегнала мятный леденец от одной щеки к другой и кивнула:
– Сказал, что загробная жизнь…
– Да?
– …это бесконечная вечеринка.
– Вот и хорошо. Жене расскажу. – Ларри сложил газету, кинул в чрево фургона. – Черт бы этих «Сокс» побрал, а, детектив?
Джоэлла Томас пожала плечами:
– Я за хоккеистов болею.
– Ну, тогда черт бы побрал «Брюинз». – Ларри повернулся к нам спиной и начал рыться в фургоне.
Джоэлла Томас почти развернулась уходить, но вспомнила про меня. Медленно подняла ко мне голову и посмотрела на меня сквозь дымчато-золотые линзы своих солнцезащитных очков без оправы:
– Чего вам?
– Детектив Томас? – Я протянул руку.
Она коротко пожала мои пальцы и взглянула мне в лицо.
– Патрик Кензи. Возможно, Девин Амронклин упоминал обо мне?
Она вскинула голову, и я услышал, как мятный леденец у нее во рту стукнулся о зубы.
– В участок зайти не могли, мистер Кензи?
– Я посчитал, что так будет быстрее.
Она засунула руки в карманы пиджака и качнулась назад:
– Не хочется идти в полицию после того, как сдали копа, да, мистер Кензи?
– Береженого бог бережет.
– Ага. – Она отступила назад, пропуская Ларри и двух других криминалистов.
– Детектив, – сказал я. – Мне очень жаль, что мое расследование привело к аресту одного из…
– Бла-бла-бла. – Джоэлла Томас махнула длинной ладонью у меня перед лицом. – Мне на него плевать, мистер Кензи. Он был из старых копов, со старыми связями. – Она развернулась к тротуару. – Я что, по-вашему, похожа на кого-нибудь из них?
– Совсем наоборот.
Джоэлла Томас была стройной и высокой, метр восемьдесят с мелочью. Одета она была в оливкового цвета двубортный костюм поверх черной футболки. Блестящий полицейский жетон висел у нее на шее на черном нейлоновом шнуре и тоном полностью совпадал с тремя золотыми колечками, красовавшимися в ее левом ухе. Правое ухо оставалось гладким и голым, в точности как ее выбритая голова.
Мы стояли на тротуаре, и набирающая обороты жара испаряла утреннюю росу, превращая ее в еле заметный туман. Было раннее воскресное утро, тот час, когда яппи только-только заряжают свои кофеварки марки «Крапс», а собачники готовятся к выгулу питомцев.
Джоэлла содрала фольгу с упаковки мятных леденцов, засунула один в рот.
– Не хотите?
Она протянула пачку мне.
– Спасибо, – поблагодарил я и взял один.
Она убрала упаковку в карман пиджака. Взглянула на переулок, затем наверх, на крышу.
Я проследил за ее взглядом:
– Прыгун?
Она покачала головой:
– Падучий. Был на вечеринке, решил вмазаться, поднялся на крышу. Сел на краю, ширнулся, посмотрел на звезды. – Она изобразила, как он слишком далеко откинулся. – Должно быть, комету увидал.
– Ой, – сказал я.
Джоэлла Томас отломила кусок булочки, окунула его в гигантских размеров кружку с чаем и отправила в рот.