В осаде - Страница 23
— Да-ешь! — заревели эскадронцы, и Сякин, секанув коня плетью, помчался по рыхлому снегу к дальним воротам монастыря, за ним по одному вытянулся эскадрон. По плану, принятому после сообщения Гуляева, эскадрон должен был обрубить одно из щупалец, охватывающих город: встретить и уничтожить обходный отряд Хрена. Тот самый, что должен был напасть на защитников города с тыла.
Шли несколько часов. Кони вязли в рыхлом и вязком снегу, всадники кутались в бурки. Метель неожиданно улеглась. Ветер шуршал в хвое сосен. Лесная тропа между болот выводила к широкой поляне. Последние всадники подъезжали к бугру. Сякин негромко отдавал приказы. Багровый шар солнца запутался в переплетениях голых ветвей. Лошади оставляли глубокие следы в снегу, и поляна казалась огромным бумажным листом, на котором были нанесены письмена какого-то неведомого народа гигантов. Всадники ежились от ветра. К Сякину и Бубничу подскакали разведчики.
— Выходят по болоту, — доложил один из них, парень с чубом цвета спелой пшеницы, выбившимся из-под кубанки.
— Много? — спросил Сякин.
— Сотни две, если не больше.
— Последи и докладывай, — сказал Сякин и, переждав глухой топот умчавшихся разведчиков, повернулся к Бубничу. — Что будем делать, комиссар?
— Лучше всего подождать, когда они скопятся на выходе из болота, и рубануть пулеметами, — сказал Бубнич. — А вы как считаете?
— Думаю, лучше бы их прямо на болоте резать, — сказал Сякин. — Трудно будет, коли они до твердой земли дойдут. В два раза превосходят.
— Поступайте, как знаете, — после минутного колебания ответил Бубнич, — вы тут командуете.
— Рази я? — дурашливо изумился всем своим костлявым лицом Сякин. — Вот не знал…
Бубнич оглянулся на Гуляева. В глазах Бубнича было столько беспомощности, что Гуляев тронул своего саврасого ему навстречу.
Бубнич отвернулся.
— Вы тут командуете, Сякин, — сказал он, — и только вы, запомните.
— Запомню, — пообещал Сякин, и что-то в его голосе насторожило Гуляева. — Взводный, — закричал он, — второй взвод! Гони сюда старшего.
Примчался на рыжем дончаке лихой казачина с пышными усами, отсалютовал шашкой.
— Ты пощупай их за бугром, — сказал Сякин, — мнится мне, шо они уже повылезли с того чертячьего болота. Коли так, не атакуй, а сообчи!
— Слухаю! — взводный умчался.
На поляне строился эскадрон. На вершину бугра выехали и развернулись за стволами могучих дубов обе эскадронные тачанки. Гуляев поглядывая на Бубнича, горячил коня. Сама идея посылки сюда эскадрона казалась ему опасной. Ни Сякин, ни его бойцы не вызывали у него доверия. Тем более, Сякин был озлоблен, и Бубнич это знал. Но перехватить бандитов у выхода из болота — было единственным возможным решением. Караульная рота была малочисленна, чоновцы не умели как следует стрелять. Все двенадцать верст по лесной тропе, которые проделал эскадрон, разбавленный милиционерами и чекистами, чтобы парировать именно тут удар повстанцев, Гуляев волновался. Он замечал, что волнуется и Бубнич, хотя тот внешне не подавал вида. Лишь желваки на скулах да быстрые взгляды, которые он бросал на Сякина, выдавали его беспокойство. И вот теперь наступал решающий момент. Еще тогда, когда Сякин без Бубнича поехал инструктировать разведку, Гуляев взглядом попросил разрешения следовать за комэском. Бубнич резким движением бровей запретил ему это. Теперь после слов Бубнича, Сякин мог делать все, что взбредет в его сумбурную голову. Гуляев ударил коня, тот прыгнул и мигом вынес его к фронту эскадрона.
— Первый и третий взводы — в резерв! — командовал Сякин. — Гони к тому клену, где комиссар товарищ Бубнич расположился, — ехидной улыбкой указывал Сякин. — Четвертый взвод — выдвинуться на взгорок и по команде — беглый огонь.
Около сотни всадников колонной по четыре двинулись по поляне в сторону одиноко стоящего под мощным кленом всадника. Остальные тронулись к бугру, у его основания начали слезать с коней, полезли наверх. Это были милиционеры и чекисты, самый надежный взвод. «Своих в резерве оставил, — думал Гуляев, спрыгивая с коня у изножия холма, — как захочет, так и решит». Вокруг него неторопливо взбегали на вершину холма и, раскидываясь цепью, пристраивались за ольховыми кустами милиционеры. По обе стороны крутой вершины у самых отлогих краев холма, стояли тачанки. Номера на них, цепко припав к пулеметам, следили сквозь прицельные прорези за кем-то на болоте. Кони, повернутые задом к трясине, жевали, изредка вздрагивали.
Гуляев сквозь кусты всмотрелся в пятнистое и кустистое поле впереди. Вдалеке, на том краю болота, темнел лес, а по кочкам передвигалась длинная змейка людей, и в самом конце лошади осторожно вывозили тачанку. Это было неожиданностью: считали, что у банды нет пулеметов.
Было слышно, как с глухим чавканьем прыгали с кочки на кочку идущие. Коней большей частью вели в поводу, но кое-кто ехал верхом. Трясина, то и дело проступавшая сквозь снежный покров, была в этих местах, как видно, неглубокой. Передние давно обошли холм, где ждали сигнала милиционеры, и были уже не видны из-за других лесных холмов. Все ближе чавкала грязь под сапогами и копытами. Лица притаившихся за кустами милиционеров были бледны.
Сзади зашуршал снег, Гуляев обернулся. На холм въехал Сякин во всей своей красе — в белой папахе, в распахнутой на груди венгерке, в красных галифе. Серый конь его резко выделялся на фоне темного переплетения кустов. «Что он делает? — в ужасе подумал Гуляев. — Его же заметят!»
В этот момент Сякин вырвал шашку, и блеск ее высоко полыхнул в лучах рассветного солнца.
— Огонь! — крикнул он, и оба максима на тачанках одновременно затарахтели. Змейка повстанцев на болоте сразу порвалась. Несколько человек в середине ее рухнули в черную воду, остальные кинулись в стороны, забарахтались в трясине. Кое-кто, присев, открыл огонь с колена, визгливо заржали лошади, заметались, высоко взбрыкивая передними ногами. Одна уже тонула посреди болота, и ржанье ее далеко разносилось вокруг.
— Тачанку, тачанку бейте! — высоким ломающимся голосом кричал Сякин.
Гуляев увидел, как поднимались на дыбы и падали кони у самого начала болота, оттуда тоже затарахтело, и заплясал огонь вокруг пулеметного дула. Вся цепь милиционеров и чекистов в кустах беглым огнем крыла разбегающихся и падающих бандитов. Те, на болоте, почти не отвечали. Многие завязли, соскочив, с тропы, многие пятились, пытаясь отстреливаться, но пулемет на дальнем краю холма сек и сек разбегавшиеся серые фигурки, а второй максим непрерывно слал очереди по тачанке бандитов. Ответный огонь на той стороне вдруг примолк и опять возобновился. Видно было, как зыбятся серые спины за щитком максима. Вскрикнул кто-то, Рядом с Гуляевым, раскинув руки, рухнул парень в кожаной куртке. Бандиты все точнее вели огонь. Гуляев подскочил к упавшему парню, выдернул из холодеющих рук винтовку. В конце концов, недаром же он получал призы по стрельбе. Четко уперев приклад в плечо, повел стволом. Вот он, горб бандита за пулеметом. Ствол максима бился в огненной лихорадке.
Гуляев выстрелил и снова приложился. В полминуты он выпустил три обоймы. Пламя в стволе бандитского пулемета погасло.
— Урра-а! — закричали в цепи около него.
Сзади одобрительно, хриповато сказал Сякин:
— Молодец, мильтон! Умеешь воевать!
Но Гуляев не ответил. Он слушал.
В тылу на поляне творилось что-то неладное. Гуляев вскочил и, перебежав пространство до пологого спуска, посмотрел вниз. Там, внизу, сшиблась толпа и, лишь изредка вскрикивая, эскадронцы и неведомо откуда взявшиеся бандиты рубили друг друга. Хрипели лошади, ругались и стонали люди, но стон и топот были странно приглушены, словно это происходило во сне, не наяву. У подножия холма жались испуганные коноводы четвертого взвода.
— На конь! — гаркнул сзади уверенный голос.
И сразу же покатились, поехали по Пятнистому склону милиционеры и чекисты. Бандиты стали заворачивать коней в сторону коноводов. Но было поздно. Гуляев сам не помнил, как он влетел в седло.