В обятьях зверя (СИ) - Страница 41

— Приятных снов, Елена, — шепнул он. — Если ты после этого вообще сможешь спать.

— Вы понимаете, что вы говорите? — прошипел Стефан. — Вы хотите сказать, что моя жена, мать моей дочери…

— Господин Сальваторе, мы бы сами были рады в этом разубедиться, — покачал головой мистер Джонс — приятный интеллигентный врач лет пятидесяти пяти, на висках которого уже начала проступать седина, но который все равно выглядел моложаво для своего возраста. С ним Стефан уже был знаком: этот мужчина являлся лечащим врачом Елены. — Но мы проверили информацию несколько раз. Мы не стали бы проводить тест без видимых оснований, мы говорили Вам об этом еще в прошлый раз, когда подозрения только появились. — Сейчас же все подтвердилось.

Стефан не отрывал взгляд от листа бумаги А4, который он держал в руках, и который целиком был исписан какими-то цифрами.

— Это какая-то ошибка…

— Мистер Сальваторе, у этого теста — наиболее высокая точность, — безапелляционно мотнул головой второй мужчина, которого Джонс представил Стивеном МакАдамсом. И он был наркологом, что задавало их разговору совершенно другой тон.

— И что все это значит? — сквозь зубы процедил Стефан, отложив лист.

— В крови у Елены обнаружен эфедрин.

— Что это?.. — обессиленно прошептал Сальваторе.

— Один из видов амфетамина.

====== Глава 17 ======

Ребекка до боли в костяшках сжимала руль автомобиля, плотно сжав губы и, не моргая, глядя куда-то вдаль. Глаза больно щипало, и она чувствовала, что на них вот-вот выступят предательские слезы. Ребекка этого очень не хотела. Когда-то она поклялась себе не только в том, что ее слезы не увидят окружающие — она пообещала, что их не увидит даже она сама. Идти по жизни, смотря только вперед, стиснув зубы и не обращая внимание на боль. Падать, набивать шишки, терять, но снова и снова подниматься. Она привыкла к этому. Научилась. Смирилась.

Но мало кто из окружающих знал, что ее напускная внутренняя жесткость может быть разрушена в один момент, и что для этого нужно так немного.

Сегодня он снова ей снился. Спустя девять лет, он все-таки, даже сам того не желая, вновь заполонил собой ее мысли, так легко заставив понять, что перед этими чувствами она бессильна. Они были сродни с тяжелой болезнью, избавиться от которой было уже невозможно — только на время облегчить состояние, добившись ремиссии.

Сапфировые глаза. Лед Арктики. Такая привычная усмешка во взгляде.

Нет, это уже не забыть.

Могла ли знать Ребекка, с азартом ввязываясь в эту, как ей тогда казалось, безобидную интрижку, каким наказанием для нее она обернется? Если бы могла, то, вероятно, сделала бы все, чтобы отдалиться от этого человека.

Деймон Сальваторе. Веселый парень с черными, как смоль, всегда слегка взлохмаченными волосами, голубыми глазами, взгляд которых таил в себе опасную бездну, в которую срывались многие девушки, которые с ним знакомились, и небрежной, неизменно немного надменной улыбкой на губах. Молодой повеса, бабник, головная боль своего отца Грейсона — успешного бизнесмена, владельца крупной строительной фирмы, часто мечтавшего о том, как передаст бразды правления своему сыну, который станет достойной заменой ему на этой должности. Его мечты разбивались об осознание реальности: Деймону был явно не по душе спокойный и размеренный образ жизни, командировки и работа на износ. Он жил в другом темпе, другими ценностями… В другой реальности.

Что Ребекка помнила о нем в тот момент, когда однажды он появился на пороге ее дома в один из семейных праздников, организованных старшими членами большой семьи? Они вместе прыгали с пирса в озеро, когда им было девять, он любил иногда попугать ее, подкладывая в кровать пластиковых пауков, зная, что сестра до безумия их боится, втроем со Стефаном они гоняли на велосипедах по нью-йоркским набережным. Родители Стефана и Ребекки были очень дружны с Грейсоном и его женой, а потому и их дети тоже часто общались между собой. Тем не менее, конечно, понятно, что куда интереснее Деймону было времяпрепровождение со Стефаном, хоть он и был на три года младше: общих интересов у них было гораздо больше — машины, роботы, какие-то популярные в те года фантастические мультсериалы.

Годы шли, ребята взрослели, и у каждого из них появлялись свои радости, переживания и проблемы. Деймон все реже появлялся в доме дяди: несмотря на все попытки Грейсона контролировать его, он рано почувствовал вкус свободы и с головой окунулся в «жизнь на полную катушку». Теперь он встречался с братом и сестрой разве что на семейных праздниках, которые, было видно, ему были неинтересны. В конце концов, живое общение полностью вытеснили редкие СМС-ки и поздравления с Новым годом, Рождеством и днем рождения, когда Деймон неожиданно даже для своих родителей, безо всякой помощи со стороны отца, поступил в Йельский университет — один из лучших не только в США, но и в мире. Оставаться в Нью-Йорке он намерен не был: он чувствовал постоянное давление со стороны отца, обязанность соответствовать знаменитой в городе фамилии, и свободолюбивому Деймону это было далеко не по нраву. Грейсон, конечно, понимал причины выбора сына, но бороться с ним ему откровенно надоело, и он решил не препятствовать, тем более что речь шла о получении престижного образования. На вопросы друзей о том, не беспокоится ли он за сына, Сальваторе-старший отвечал просто: «Только полный дегенерат будет препятствовать тому, чтобы его сын или дочь поступили в Йель. Пусть использует эту возможность, которую он подарил себе сам. Если это не для него — все равно вернется».

И Деймон вернулся — только спустя четыре года и с званием бакалавра Йельской школы бизнеса. За эти четыре года с ним случалось всякое: он оказывался на грани вылета, несколько раз порывался вернуться в Нью-Йорк, иной раз жевал мяту перед важным семинаром, чтобы немного взбодриться или хотя бы заглушить запах алкоголя. Грейсон отпустил сына туда, где не смог бы его контролировать, в глубине души надеясь, что тяжелая программа обучения и жесткий устав вкупе с желанием Деймона получить образование (конечно, его желание избавиться от надзора влиятельных родителей было велико, но не до такой степени, чтобы лишь ради этого поступать в ВУЗ, который его совершенно не привлекал, поэтому у его отца были все основания думать, что Йель он выбрал все-таки осознанно) изменят его образ жизни. Он ошибался. Вечеринки, алкоголь, беспорядочный секс — все это было, и порой он сам удивлялся, как продержался до последнего курса. Просто Деймон очень быстро понял, как стоит поступать, если не хочешь оказаться «застуканным» и, как следствие, отчисленным. Учеба в ВУЗе только усилила в нем природную хитрость и амбициозность, но не удовлетворила в полной мере желание «попробовать все».

Он уезжал трудным подростком, толком не понимающим, чего он хочет от жизни, а вернулся жестким, амбициозным, точно знающим, чего он стòит и что ему нужно, но все таким же эгоистичным повесой, который по-прежнему исполнял любую свою прихоть, едва она появится, в погоне за новыми ощущениями.

После возвращения Деймона из Нью-Хейвена* его отношения с отцом стали постепенно налаживаться: для Грейсона было удивительно, что он, несмотря ни на что, окончил университет и все-таки пришел к своей цели, да еще и показал готовность взять в будущем семейный бизнес в свои руки, но не уважать сына за такой поступок он не мог.

Деймон и Ребекка встретились на семейном рождественском ужине. Ему тогда было двадцать три, ей – двадцать один. Деймон с интересом наблюдал за младшей сестрой, с которой не виделся уже несколько лет и которую, бывало, пугал на Хэллоуин, неожиданно выскакивая из темноты и задорно смеясь. Из той забавной белокурой девчонки с двумя смешными хвостиками она выросла в роковую красотку, знающую себе цену, вслед которой завороженно смотрели мужчины. После возвращения из университета Деймон вновь стал ближе общаться с двоюродными братом и сестрой, и его встречи с Ребеккой продолжились. Его нисколько не пугала мысль о том, что он действительно испытывает физическое влечение к собственной сестре, пусть и двоюродной. Напротив, ощущение какой-то запретности происходящего распаляло в нем чувство, которое было сродни азарту, и желание окунуться в этот омут с головой. Ребекка же, хоть и была не из робкого десятка, подобные мысли от себя старалась гнать, пытаясь убедить себя в том, что все, что она чувствует по отношению к Деймону, — просто сестринская любовь. Но время шло, и скрывать то, что сжигало ее изнутри, становилось все труднее. Было понятно, что это не любовь сестры к брату, а что-то более сильное. Опасное. И так влекущее.