В обятиях страха - Страница 2

Вскоре показалось крошечное здание автовокзала, примыкавшее к заправке, а за ними – вокзал железнодорожный. На электричке было бы лучше, ведь я могла выйти на любой станции, и он не смог бы меня быстро найти. Я поспешила к вокзалу, но тут же остановилась. Во-первых, в такой час там наверняка пусто, а значит, я привлеку внимание дежурного или уборщика, и меня наверняка запомнят. Во-вторых, первую электричку придется ждать несколько часов, которых у меня не было.

С тоской я взглянула на автовокзал и заметила одинокий автобус. Неужели есть ночные рейсы? Подойдя поближе, на табличке я заметила расписание. Ближайший автобус отходил через полтора часа и шел на Москву. Через час после него был еще один рейс и тоже на Москву. Больше автобусов не было до семи с половиной утра. Я не могла ждать так долго. Он сказал медсестре, что придет в шесть, и вряд ли он опоздает. И хоть та грозилась не пустить его до девяти, мне с трудом верилось, что у нее что-то выйдет. А значит, уехать мне нужно было до шести. Потом мои шансы скрыться растают.

Значит, в Москву? Как же мне не хотелось возвращаться в этот проклятый город. Я знала, что он подумает: она слишком глупа и беспомощна, чтобы уехать далеко от родного города, она будет искать помощи у знакомых, как делала когда-то, она побежит зализывать раны в то место, которое считает безопасным. Именно так он будет рассуждать и первым делом бросится искать меня там. А значит, мне нужно уехать как можно дальше.

Может, поймать попутку? Это было опасно, да и машин на ночной трассе пока не наблюдалось. В этом крошечном городишке будто все вымерли. Только вон водитель рейсового автобуса кемарит прямо за баранкой. Первых пассажиров еще не было видно.

Я обошла здание автовокзала и вздрогнула, когда ночь огласил рык заводящегося мотора. В дальней части автозаправки оживал и кряхтел старенький пазик. Не успев подумать, что я делаю, я бросилась к нему:

– Подождите! – заколотила я в закрытую дверь.

– Чего тебе? – раздался грубый голос водителя, приоткрывшего окно.

– Куда идет этот автобус?

– За кудыкину гору! Не видишь, что ли, служебный, рабочих вожу.

Только сейчас я заметила на двери пазика приклеенный лист бумаги с надписью «Служебный».

– А тебе куда надо-то? Я до Смоленска еду.

– Мне как раз туда и надо, – задыхаясь от боли и страха, тут же соврала я.

– Могу подкинуть, – смилостивился водитель и наконец открыл дверь.

Я забралась внутрь.

– Вперед садись, – грубо сказал он. – По дороге гастарбайтеров заберем, сейчас набьется по самую крышу.

Я с опаской поглядела на шофера, но все же села вперед, как он просил. Когда я разместилась на сидении, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, водитель вдруг зажег лампочку. Я зажмурилась. Заплывший глаз кольнуло острой болью.

Водитель присвистнул, а я с удивлением поняла, что шофер – женщина. Просто голос у нее был такой прокуренный и низкий, что, не видя лица, легко было принять ее за мужчину.

Женщина с любопытством осмотрела меня и наконец тронула пазик с места.

Уехать на автобусе, которого не было в расписании автовокзала, было наилучшим вариантом. Он сначала будет искать меня в Москве. Он наверняка подумает, что я уехала на одном из первых двух автобусов. Он, конечно, пройдет и в здание железнодорожного вокзала, узнает, не видел ли кто меня и не покупала ли я билет. Меня вдруг прошиб холодный пот.

– А касса автовокзала во сколько открывается?

– Ни во сколько, – тут же отозвалась женщина.

– Как это?

– Нет давно кассы. Стоят автоматы, в них и покупают билеты. А если сломаны, что бывает чаще всего, то прямо у шофера.

Я облегченно выдохнула. Значит, он не сможет узнать у кассира, на какой автобус я взяла билет. Проверит сначала первые два маршрута. Третьим, кажется, был автобус на Вязьму, потом – на Смоленск. Значит, в Смоленске я не останусь надолго. После неудачных поисков в Москве там он тоже будет искать. Хорошо, что эта женщина отвезет меня туда. Хорошо, что не в Москву.

Водитель сунула сигарету в зубы и вдруг спросила:

– Кто это тебя так разукрасил?

Я вздрогнула.

– Никто… Сама упала.

– Ага, сама, – грубо хмыкнула женщина. – Знаем, падали.

Больше она ничего не говорила, а я, завесив изуродованный глаз волосами, прислонилась головой к окну и стала вспоминать, как оказалась в этом городке.

– Зачем мы едем туда? – осторожно спросила я.

– Не твоего ума дела.

Можно было и не спрашивать. Я уставилась в окно и неосознанно сжала кулаки, но мгновенно опомнившись, распрямила пальцы, положив руки на колени ладонями вверх. Я хорошо помнила все его уроки.

– Сжимаешь кулаки – значит, злишься. А тебе не на что злиться, Таисия. У тебя все есть, – с усмешкой говорил Денис, поигрывая тонким металлическим прутом. – Расслабленные, открытые ладони – знак доверия. Ты же мне доверяешь?

Я кивнула, не решаясь поднять на него глаз.

– Я не слышу, Таисия. – Его голос звенел сталью.

– Да, я тебе доверяю, – сказала я, пытаясь придать голосу уверенности.

– Умница. Тогда раскрой ладони, – вежливо попросил Денис.

Я дрожала. По спине скатывались струйки пота.

– Раскрой ладони, Таисия, и положи их на стол перед собой.

Я подчинилась. Разжала кулаки и положила руки ладонями вверх. Пальцы заметно дрожали.

– Вот так. Полное доверие, – улыбнулся Денис. – Всегда знал, что ты умница.

Он погладил меня по голове, продолжая улыбаться. Я знала, что нужно сделать дальше, а потому улыбнулась в ответ.

Металлический прут со свистом рассек воздух и опустился на мои ладони. Я вскрикнула от обжегшей меня боли и непроизвольно снова стиснула кулаки, но тут же распрямила пальцы, по которым Денис нанес еще один удар. Потом еще и еще.

С тех пор я знала, что раскрытые ладони – знак доверия. И я полностью доверяла мужу. Злиться мне было не на что. Совершенно не на что.

Вот и сейчас я продолжала смотреть в окно на проносившиеся мимо поля и держала руки открытыми ладонями вверх.

– Я там дом купил, – сказал Денис. – Будем теперь сельскими жителями. Как тебе такое, а? – засмеялся он.

Я удивленно посмотрела на него, и Денис разразился хохотом.

– Ты бы видела свое лицо! Не бойся, не заставлю я тебя картошку сажать. Дом от тетки в наследство достался. Посмотрим, что к чему и за сколько это дерьмо можно продать.

Я не знала, что мужу достался дом в наследство. Впрочем, и о существовании у него тетки, я тоже не знала.

Вскоре мы въехали в небольшой городок, проскочили несколько улиц. На светофоре я заметила яркую вывеску магазина «Матрешки». Правда, в витрине стояли какие-то ведра, швабры и газонокосилки. Матрешек там и в помине не было. Дальше мы проехали крошечный автовокзал, за которым вдали виднелись платформа и мост, ведущий через железнодорожные пути.

За автовокзалом мы свернули на очередную улицу. Здесь пятиэтажки сменились деревенскими домами. Мы проехали почти до конца улицы. Рассмотрев номер на криво висевшей табличке, Денис остановил автомобиль у предпоследнего дома.

– Приехали, – сказал он и выбрался из машины.

Дом был стареньким, выкрашенным желтой, местами изрядно облупившейся краской. Давно не беленые наличники хмуро взирали на нас. Меня пробрал озноб. Входить не хотелось.

– Я же говорил – дерьмо! – скривился муж и толкнул калитку, ведущую палисадника.

Я последовала за ним. Заросший лужок перед домом, обветшалое крыльцо, пустующая собачья конура. Сам дом встретил нас затхлостью и запахом лекарств. Слева от двери виднелся откинутый люк, ведущий, видимо, в погреб. Господи, почему его не закрыли? Подвалов и погребов я боялась до жути.

– Да уж. Негусто, – констатировал Денис и взглянул на часы. – Значит, так. Сейчас придет риелтор, я с ним перетру по поводу продажи этой халупы. Ты пойдешь вон туда. – Он кивнул на дверь, приютившуюся в углу большой комнаты, где мы стояли и которая, видимо, служила бывшей хозяйке дома гостиной. – И чтобы сидела тихо, Таисия. Поняла? Я и так уже достаточно зол.