В Обятиях Соблазна (СИ) - Страница 59

Он сглотнул, на миг умолк, борясь с подступившим к горлу комком. А я слушала его сбивчивый шепот и чувствовала, как защипало в носу. Глупое сердце затрепетало, заходясь от щемящей нежности. Невыносимо, до спазмов в горле хотелось успокоить, утешить его. Сказать, что теперь все будет хорошо. Что ему больше незачем переживать и терзаться.

Обняв Марко покрепче, я отстранилась и нежно провела рукой по его щеке.

— Тише, родной мой. Все позади. Ты спас меня, и теперь мы вместе. Ничто больше не сможет нас разлучить.

Марко прерывисто вздохнул, на миг прикрыл глаза. Казалось, он изо всех сил сдерживает обуревавшие его эмоции. А потом вдруг решительно отстранился и заглянул мне в лицо. В янтарных глазах вспыхнула незнакомая решимость.

— Элизабет, — начал он, крепко сжимая мои пальцы. — Я понимаю, что сейчас, возможно, не самый подходящий момент. Мы оба вымотаны и истрепаны событиями последних недель. Но я больше не могу держать это в себе.

Он сделал глубокий вдох, будто набираясь смелости. А потом вдруг опустился передо мной на одно колено и произнес, глядя снизу вверх:

— Элизабет Эштон, вы станете моей женой? Сделаете меня самым счастливым мужчиной на свете? Обещаю, что буду любить и оберегать вас до конца своих дней. Сделаю все, чтобы вы чувствовали себя любимой и защищенной. Так что вы скажете? Вы выйдете за меня?

У меня перехватило дыхание. Боже, он просит моей руки! Вот так, сразу, без долгих ухаживаний и расшаркиваний. Прямо и искренне, от всего сердца. Как и подобает настоящему мужчине.

На миг я растерялась. Непрошенные сомнения вновь всколыхнулись в душе. Не слишком ли быстро? Достаточно ли мы друг друга узнали? Сумеем ли построить крепкую семью с таким багажом ошибок за плечами?

Но потом я посмотрела в любимые янтарные глаза — встревоженные, полные надежды и безграничной любви. И сердце дрогнуло, захлестнулось нежностью. Я уже готова была произнести заветное «да», отдаться этому чувству без остатка. Но вдруг перед мысленным взором встало искаженное лицо Лауры. Ее слова отдались в ушах подобно набату: «Ведь я… я жду ребенка! Ребенка от Марко!»

Я судорожно сглотнула, почувствовав, как к горлу подступает ком.

— Марко, я… Прости, но я не могу. Не могу принять твое предложение.

Он застыл, пораженный в самое сердце. В янтарных глазах вспыхнуло изумление пополам с болью.

— Что? Но… почему, Элизабет? Разве ты не веришь мне? Не любишь так, как люблю тебя я?

Я всхлипнула и порывисто накрыла его руки своими ладонями.

— Дело не в этом. Я верю и люблю, всем сердцем люблю! Но пойми — я не могу строить наше будущее на лжи. На недоговорках и тайнах.

— О чем ты? Каких еще тайнах? — нахмурился Марко. На красивом лице проступило недоумение.

Я судорожно стиснула его пальцы, борясь с подступающими рыданиями.

— Лаура… Она ждет от тебя ребенка, Марко. Сама призналась мне перед отъездом. Сказала, что вы были постоянно близки. И теперь она носит твое дитя. Это… это правда?

Марко застыл, потрясенно глядя на меня. В его глазах промелькнуло сначала недоумение, потом мучительный ступор. Казалось, он никак не может осознать сказанное, принять эту горькую правду. Несколько раз открыл и закрыл рот, силясь что-то произнести. Но вместо слов с губ сорвался лишь нервный смешок.

— Элизабет, да ты никак шутишь? Какой еще ребенок? Лаура… Да она бесплодна как пустыня Сахара! Уж мне ли не знать. Сколько лет делил с ней постель, так ни разу и не понесла. Врачи в один голос твердили — никаких шансов.

Я ошарашенно смотрела на Марко, пытаясь уложить в голове этот поток откровений. Лаура не может иметь детей? Но зачем тогда весь этот фарс с беременностью? Ложь с первого до последнего слова?

— Элизабет, пойми раз и навсегда. Лаура для меня — пройденный этап. Да, была интрижка, не отрицаю. Но не более того! Сердце мое принадлежит лишь тебе одной. И будь я проклят, если когда-нибудь смогу полюбить другую!

Я молчала, оглушенная этой страстной тирадой. В висках стучало, грудь распирало от противоречивых эмоций. Боже, как же хотелось поверить Марко! Отринуть сомнения, броситься в его объятия. Забыть обо всем, кроме нашей любви.

Но какой-то холодный, расчетливый внутренний голос нашептывал: «Остынь, Элизабет. Подумай головой, а не сердцем. Даже если Лаура и впрямь солгала — кто знает, сколько у него таких „интрижек“ было? Сколько доверчивых дурочек растаяло в жарких объятиях, понесло от великого любовника? Не факт, что хоть одна не забеременела по-настоящему. И что тогда? Примешь под своей крышей целый выводок бастардов и их мамаш? Снесешь унижение делить мужа с прошлыми пассиями? Оно тебе надо?»

Марко пристально посмотрел мне в глаза и осторожно взял за руки. Его пальцы дрожали, но хватка была крепкой и надежной. Казалось, он силился передать мне через это прикосновение всю свою любовь и искренность.

— Элизабет, я знаю, о чем ты думаешь, — тихо проговорил он, не отрывая от меня напряженного взгляда. — И умоляю, поверь: Лаура была последней из тех, с кем я делил ложе. Очень-очень давно у меня не было других женщин. А до нее… Не скрою, грешен. Но я всегда был осторожен, предохранялся как мог. Не желал плодить нежеланных детей. Потому что твердо знал: малыши должны рождаться в любви, в настоящей крепкой семье. Только так они будут счастливы.

Марко на миг умолк и отвел взгляд. На скулах заходили желваки, губы горько скривились. Было видно, что следующие слова даются ему нелегко.

— Я ведь сам бастард, Лиззи. Незаконный сын одного знатного господина, будь он неладен. Мерзавец отрекся от нас с матерью, едва она занемогла. Бросил на произвол судьбы, обрек на нищету и позор. И я не понаслышке знаю, что значит расти без отца. Каково это — быть обузой, клеймом на репутации.

Он судорожно стиснул мои пальцы, голос дрогнул от сдерживаемых эмоций.

— Поверь, я бы никогда не пожелал подобной участи своему ребенку. Даже нечаянному, незапланированному. Но клянусь тебе, Элизабет: я не оставил после себя ни одного бастарда. Всегда был предельно осторожен, чтобы избежать этого. Потому что попросту не имел права сотворить еще одного страдальца. Обречь кроху на ту же боль, что испытал сам.

Марко глубоко вздохнул и взял себя в руки. В глазах мелькнула решимость пополам с мольбой.

— Я понимаю твои сомнения и страхи. На твоем месте тоже не знал бы, как поступить. Но умоляю: поверь мне. Дай нам шанс. Я клянусь, что буду верен тебе до гроба. Никогда не предам, не оскорблю твоих чувств. Ты — моя единственная, желанная. Женщина, ради которой я готов на все.

Он прижался губами к моим пальцам — порывисто, жарко. Печать обещания, знак вечной любви.

— Не бросай меня, Элизабет. Не разбивай мне сердце. Я… я просто не смогу без тебя. Сойду с ума, зачахну. Лишь с тобой моя жизнь обрела смысл. Молю, не отнимай его.

Голос Марко упал до едва различимого шепота. В янтарных глазах заблестели злые, отчаянные слезы. Он смотрел на меня не мигая, будто ждал приговора.

А я стояла, оглушенная этим страстным признанием. Комок подкатил к горлу, сердце щемило от острой жалости. Бедный, несчастный Марко! Сколько же ему пришлось пережить. Сколько боли хлебнуть в юные годы. Не удивительно, что он так рьяно открещивается от прошлого. Зарекается от мимолетных интрижек, бежит от ответственности как от чумы.

Но именно это делало его откровения еще более ценными в моих глазах. Ведь несмотря на все горести и страхи, Марко решился открыть мне душу. Рассказать то, что годами хранил в себе. И я просто не могла предать его. Отвергнуть этот бесценный дар, растоптать хрупкое доверие.

Непослушными пальцами я обвила его шею, прижалась всем телом. Крепко-крепко, до хруста костей. Спрятала лицо на широкой груди, чувствуя, как бешено колотится его сердце. И выдохнула — сорвано, искренне:

— Верю. Конечно же верю тебе, Марко. И никуда не уйду. Мы справимся со всем, обещаю. Только держи меня покрепче и не отпускай. Больше никогда.

Он рвано выдохнул, уткнулся лбом мне в плечо. Обхватил руками так, что затрещали кости. Но мне не было больно — напротив, хотелось слиться с ним воедино. Раствориться без остатка в этих сильных объятиях.