В облупленную эпоху - Страница 13

Даже не залаяв, Туман с презрением посмотрел в сторону соседей, после чего, взяв зубами комнатные тапочки Сары, принес их ей. Он был так воспитан.

За много лет до смерти дяди Миши я ушел со швейной фабрики, где работал токарем. Я переехал в другую часть нашего прекрасного города и о смерти дяди Миши узнал случайно. Впрочем, если бы не узнал, было бы лучше. Дядя Миша до сих пор был бы жив для меня, а так…

О его смерти рассказала мне мама, которой уже тоже нет.

Мама рассказала мне, что дядя Миша тяжело болел раком. Он уже не пил и не ел. Но однажды он попросил Сару принести ему красного вина. Быть может, в первый раз Сара принесла ему бутылку вина и даже сама налила полстакана. Дядя Миша выпил и захрипел.

— Мишка, ты умираешь? — спросила Сара.

— Ну что ты, Сарочка, я что, сумасшедший? Туман, скажи ей, ты же меня давно знаешь…

Дурачок, придурок, как вам больше нравится, так можете и перевести с идиш это замечательное, доброе еврейское слово. Такие есть в каждом городе. Мишигинер — не обязательно пациент психиатрической больницы. Мишигинер — человек, живущий рядом с нами, имеющий странности, которые несколько отличают его от других, правильных, но абсолютно неинтересных людей.

Мишигинер — особенность города нашего замечательного детства. В каждом районе, на каждом предприятии были свои мишигинеры. Их знали все, над ними смеялись, но никто не обижал — это считалось грехом. Впрочем, слово «грех» вряд ли уместно в данном случае, поскольку относится оно к разряду религиозных, а мы в те годы верили только в себя, а кто-то еще и в Коммунистическую партию Советского Союза.

Хороший мишигинер — подарок любому коллективу. А что вы думаете, легко восемь часов простоять у станка рабочему, пусть даже «Победителю социалистического соревнования», отработать смену и не улыбнуться ни разу? Не то слово — наказание. А удивительное и, главное, смешное — всегда рядом.

На заводе «Дальсельмаш», а может, в другом замечательном дружном коллективе, тоже был свой мишигинер. Ну, абсолютный мишигинер, в полном и переносном смысле этого удивительного еврейского слова. Звали его распространенным в те годы именем Арон. Он работал смазчиком в цехе и был гордым хозяином будки для хранения масел, а также пары масленок. Через определенный период времени Арон покидал будку и выходил в цех с масленкой в руках, обеспечивая бескоррозийную работу станков и агрегатов.

В один из душных летних дней, в момент добросовестного исполнения своих трудовых обязанностей по пути следования к станку, жаждущему смазки, Арон встретил инженера по технике безопасности и еще одного такого же инженера, максимально перегруженного непосильной работой. Назовем его инженером по подготовке кадров. Такие имелись на каждом уважающем себя предприятии. Итак, два «инженера», встретив Арона, с лицами, не обещающими ничего хорошего, спросили строго:

— Как называется ваша должность и что вы здесь делаете?

Арон ответил, что он смазчик, что у него есть будка и масленки и что он исправно смазывает станки.

— А знаете ли, товарищ смазчик, что вы грубо нарушаете технику безопасности, работая с вредными маслами без противогаза, и за это полагается штраф в размере десяти рублей?

Не то чтобы Арону стало плохо, ему стало очень плохо, и он закричал, что это несправедливо, что он готов носить любой противогаз, а десяти рублей у него просто нет и быть не может, потому что он получает в месяц всего шестьдесят рублей.

Переглянувшись между собой, «инженеры» отнеслись к Арону с пониманием, но сообщили при этом, что помочь ему ничем не могут, потому что у них нет противогазов, а вот право наказать Арона есть. Арон уже искренне плакал, когда в проходе цеха появился заводской пожарник, или ответственный за противопожарную безопасность. Он был хороший мужик и по просьбе «инженеров» мог оказать сочувствие Арону и дать ему противогаз. Это было спасением, но главный пожарный, не улыбнувшись, сообщил, что противогаз не имеет бачка, он оснащен только шлангом. «Инженеры» согласились пойти на нарушение и не наказывать Арона при том условии, что тот немедленно наденет противогаз и приступит к работе. Арон согласился, однако и тут его ждало разочарование. Размеры противогаза не позволяли поместиться туда голове Арона, потому что нос его был огромных, но не удивительных для его национальности размеров. По трагическому стечению обстоятельств, этот фактор просто выпал из поля зрения гениальных советских конструкторов. Но «инженеры», видимо, не напрасно их так называли, моментально придумали выход из создавшейся чрезвычайно сложной ситуации, и предложили вырезать в противогазе отверстие для носа, что, с согласия Арона, сделано было незамедлительно. После того как все участники событий дружными усилиями втиснули голову Арона в противогаз, смазчик направился к станкам…

Шутники, первыми насладившись результатами своего плодотворного труда, скрылись с места происшествия уже через пять минут. Когда Арон в противогазе с носом наружу и со шлангом, который поместили в карман брюк, вышел смазывать станки, работа в цехе была сорвана окончательно и бесповоротно. Цех был ввергнут в истерику, и лишь оставленные на время станки укоризненно молчали, а Арон наотрез отказывался снять противогаз даже по требованию бригадира.

Потом было партийное собрание, заседание партийного бюро и строгие выговоры с занесением в партийную учетную карточку каждому, кто был причастен к розыгрышу. Заодно наказали бригадира, мастера и начальника цеха — за срыв плана.

Семе не повезло. Он тоже был порядочный мишигинер, но на предприятии, где он работал, должности смазчиков предусмотрены не были. По традиции того времени, все должны были работать, и мишигинер в том числе. Проблема — куда его пристроить. На фабрике, относившейся к предприятиям легкой промышленности, работали в основном женщины, а Сема хоть и мишигинер, но мужчина. Впрочем, мужские руки нужны везде, главное, чтоб росли они не из… А в нашем случае они росли как раз оттуда. Тот, кто видел, как Сема работает, обязательно желал ему, чтобы у него руки не болели… по самые локти.

Для начала Сему пристроили в РСЦ — ремонтно-строительный цех — маляром. Его первым заданием было покрасить полки в складе. Работа не сложная, хотя душная. Но если вы ждете, что я опять начну вам рассказывать про противогаз, то ошибаетесь. Ничего подобного там не произошло. Сема приступил к работе, а когда бригада ближе к обеду пришла его навестить, то стала свидетелем изумительного зрелища. Сема, покрасив нижнюю полку, залезал на нее и красил следующую, верхнюю, и так до самого потолка. В итоге все имели цурэс[3], и Сема в первую очередь.

Но куда-то же его надо было девать, а куда? Бригада маляров не попрекала Сему куском хлеба, который для него зарабатывала, а нашла ему все-таки применение — Сема стал гонцом. Он мог сбегать и принести краску из склада, газировку из автомата, водку из магазина — последнее для бригады было немаловажно. Все тайные ходы и выходы с территории фабрики Сема знал лучше, чем вахтеры-охранники. Но и тут не обошлось без конфуза. Выйдя через проходную за водкой, на обратном пути Сема решил сократить путь и полез через фабричный забор. Он взял высоту путем неимоверных усилий, и высота ответила ему тем же — она взяла Сему. Ему оставалось только спрыгнуть вниз на фабричный двор, но именно это сделать не представилось возможным. «Почему?» — спросите вы. Так ведь осень. А рабочие куртки в те годы шились не в дружественном нам Китае, потому они были крепкими и надежными, как вся наша легкая промышленность. Зацепившись курткой за забор, Сема повис на нем, и все попытки сняться самостоятельно успехом не увенчались.

— Все очень просто, — скажете вы. — Расстегни куртку и спрыгни вниз.

Может, куртку Сема и оставил бы на заборе, а как быть с водкой? Это настолько бы возмутило общественность, что Семе мало бы не показалось. Кстати, куртки тоже в те годы на улице не валялись. Сема висел и ждал. А что может быть полезнее в процессе ожидания, нежели здоровый сон. И Сема уснул. И был разбужен лично директором фабрики, который совершенно случайно проходил мимо. Он позвал мужиков, и Сему сняли с забора вместе с курткой и водкой…