В начале пути (СИ) - Страница 30

Медсестры подключали к пациенту катетеры и кожные электроды, аппараты что-то возмущенно пищали, индикаторы на них ехидно перемигивались. Одним словом — работа кипела. Коллеги мужественно боролись за жизнь нашего возможного подопытного. Говорите, что опыты на людях запрещены? Запрещены, конечно. Только, если нельзя, но очень хочется, то немножко можно. Парень и так помрет, ясно как день, а науке он еще может пользу принести. Так что, цель оправдывает средства, как говорили иезуиты, средневековые мракобесы и вообще — просвещенные товарищи.

Ну, не буду отвлекать коллег. Минут пять у меня есть, пока тело в пристойный вид приведут. Я лучше всякие кривульки посмотрю. Энцефалограмму, например.

Энцефалограмма, надо сказать, мне понравилась — мозг собирался отойти в мир иной, оставив нам на растерзание бренное тело. Хорошо. То, что нужно. Я потянулся к трубке внутреннего телефона: надо предупредить, чтобы готовили операционную. Надеюсь, сегодня все сложится удачно. Возможно, даже получится соединить этот мозг с механической рукой. И, возможно, система будет работать, какое-то время.

Говорите «фантастика», «не может быть», «неживое и живое нельзя соединить»? А вот не угадали, господа, «созданные по образу и подобию»! Можно. Все можно, если осторожно! Приходите, я вам крысу покажу с механической лапкой вместо одной из живых. Она (крыса) даже тридцать часов после операции прожила. Собачка, опять же, с железным хвостом, тоже… Издохла… Но хвост какое-то время работал, повинуясь приказам собачьего мозга. А вы говорите «Робокоп — фантастика»! Не фантастика это, а недалекое будущее.

Неожиданно со стороны пациента раздался злобный вой — фибрилляция. Я поднял глаза от распечаток: по кардиомонитору, где недавно зеленым отображался нормальный сердечный ритм, теперь бежала зеленая пила. Умирать собрался наш подопытный. Нет, так не пойдет! Реаниматологи были со мной солидарны:

— Заряжай двести! — это Иван, мой однокашник, стоя с утюгами дефибриллятора, командовал медсестре.

— Готово! — худенькая как тростинка, большеглазая медсестра с детским личиком успешно перекричала рев тревожной сигнализации.

— От железа! — Ваня приложил электроды к груди пациента и навалился на них. — Отошли?

— Можно! — крикнул его напарник.

Ваня окинул взглядом пространство вокруг, убедился, что никто из коллег кровати не касается, подмигнул мне и выкрикнул: «Разряд!»

Тело на койке дернулось. Я встал, махнул рукой, дескать, трудитесь, орлы, и вышел из палаты. Предстоящее шоу интереса у меня не взывало, ибо видел я его не один раз. Покурю, пока. Ваня позовет, как понадоблюсь. «Если понадоблюсь» — стоит оговориться.

Насладиться сигаретой мне не дали: за дверями меня встретили двое, как говорят, «в штатском».

— Мы к вам, профессор, и вот по какому делу!

Образованные, однако, товарищи: Булгакова читали. Или смотрели. Или слышали где-то. Не буду углубляться, откуда они цитату взяли.

— Говорите, только скорее, у меня там пациент, — решил я поиграть в собственную значимость.

— Мы быстро. — заверил меня второй «штатский» и тут же огорошил, — Что вы знаете про проект «О-сознание»?…

Я аж крякнул от неожиданности. А Швондер, тот, который Михаила Афанасьевича цитировал, довольно улыбнулся и продолжил за своего коллегу:

— Пойдемте, поговорим. У нас к вам предложение, от которого вы отказаться не сможете.

Спорить с классиками — Марио Пьюзо, «Крестный отец» — бесполезно. Это все равно, что «Капитал» оспаривать. Или Конституцию. То есть можно, конечно, но очень хлопотно и бесполезно: все равно — в дураках останешься.

— Пойдемте ко мне, там поговорим. — согласился я.

Люди в штатском были не против.

В кабинете мы расположились вокруг журнального столика, я выставил казенную (пластиковую) пепельницу, и мы дружно закурили.

— Итак, профессор, — Швондер опять начал разговор. — Что вы знаете про «О-сознание»?

— А, собственно, кто вы? — снова я ушел от прямого ответа.

Швондер пожал плечами и протянул мне «корочки».

— Здорово, конечно. — Я внимательно изучил мандат и вернул его владельцу. — А на самом деле кто вы?

— Ну, — протянул обладатель волшебного удостоверения, — профессор, какая вам разница? Достаточно того, что мы знаем про проект. Причем, из очень достоверного источника.

— Тогда, разговор наш можно считать законченным. Если вы знаете про проект, то, вероятно, догадываетесь, что распространяться о нем, мягко говоря, некрасиво.

— То есть вы подтверждаете, что имели к нему отношение? — быстро вставил второй «штатский».

— Это допрос? — решил я расставить точки над «i».

— Ни Боже мой! — Швондер успокоительно взмахнул руками и с неодобрением посмотрел на торопливого товарища. — Это — разговор по душам.

— Тогда, — я встал и раздавил недокуренную сигарету в пепельнице, — можно считать его законченным. Извините господа, вынужден просить вас покинуть меня. Дела, знаете ли.

— Ну, зачем вы так, профессор. — Швондер тоже встал. — Вам-то, конечно, ничего не сделается, вы — под защитой, а вот сын ваш… Он же служит, если мне память не изменяет. Армия — дело такое. Опасное, что ли?..

Тут-то я и сел! Сын мой, в самом деле, полгода назад был призван со второго курса юрфака на действительную воинскую службу. Россия ввязалась в очередные нарковойны и сейчас пыталась, вместе с бывшими стратегическими противниками, а ныне — стратегическими партнерами, выгнать талибов из их пещер. Кроме того, несколько лет коалиция стран, в которую и моя Родина входила, безуспешно пыталась обуздать еще и Зону, образовавшуюся вокруг печально известной ЧАЭС. В связи с этим отменили все отсрочки от армии, а сроки службы увеличили: пехота — три года, летуны — четыре, флот — пять. Мой мальчик служил мотострелком. Хорошо, что далеко от «горячих точек». Но, все же…

— А какое отношение к этому имеет мой сын? — я зло посмотрел в глаза оппонента. — Он тут причем?

— В том-то и дело, что он не имеет к этому прямого отношения. Служит себе под Ростовом, и пусть служит. А вот перекинут его «за речку» или нет — зависит от вас. А можно и поближе — в Чернобыль, например.

— Шантаж — не лучший способ завести знакомство. — заметил я. В голове у меня мелькнула, конечно, мысль, что шефы решили проверить меня на предмет благонадежности, но она сама собой пропала: не работают мои начальники так грубо. Не их стиль.

— Не лучший, — вздохнув, согласился Швондер. — Зато, самый эффективный. Скажу прямо, нам нужен специалист вашего класса.

— Есть получше. — опять ввернул я. — Бах, например, Золотницкий, Перельман.

— Они — слишком заметные фигуры. А вы — незаметны, и ни в чем этим китам не уступите. Работали, опять же, в свое время, с интересующим нас проектом. Идеальный кандидат, словом. Ну, так как, состоится разговор или будем дальше играть в эти детские игры?

— Черт с вами! — согласился я. — Банкуйте, господа хорошие. Кстати, вы не боитесь, что нас слушать могут?

— Нет, не боимся! — честно ответил Швондер.

На ночлег мы расположились у костра на свежем воздухе. Места получше, в будке и в салоне разбитого вертолета, были заняты бандитами. За ночь дождик два раза начинал накрапывать, телогрейка, перепавшая мне от щедрот хозяйских, отсырела к черту. Раскинул ее на железном ящике, рубашку снял и начал крутить комплекс два — защитные блоки без оружия. Эх, автомат бы мне в руки нормальный! Через минуту меня пот пробил, а я темп увеличил. Лучше нет средства для вывода сивухи из организма.

Закончить не дали. Выполз из будки хмырь и завопил гнусным фальцетом:

— Утренняя перекличка!

Вчера вечером такая процедура уже проводилась, только темно уже было. Нас объявили просто — пятеро новичков. А других я и не увидел. Сейчас погляжу.

Одиннадцать бандитов в подобие шеренги встали. Сам Йога — двенадцатый. Позади него еще двое болтались. С палками. Псы цепные, знаю таких. Пайку жирную отрабатывают. Работники толпились безо всякого подобия строя. Четверо по одному в стороне стояли — бригадиры. Венец карьеры, погонщики этого сброда.