В начале было воспитание - Страница 51

5. Он начал преследование слабого, беззащитного ребенка в своем собственном Я и часть своего Я спроецировал на свои бесчисленные жертвы, чтобы не испытывать скорбь, вызванную перенесенными в детстве страданиями, от которых его никто, даже мать, не мог спасти. Подсознательное желание отомстить тому, кто в раннем детстве жестоко мучил его и изгнать из своего Я слабого ребенка совпало с желаниями огромного количества немцев, которые выросли в точно такой же атмосфере насилия.

Согласно Штирлину, в воображении Адольфа Гитлера постепенно сформировался образ ласковой матери, которая, хотя и «поручает» сыну спасти ее, но одновременно защищает его от жестокого отца. В предложенном Фрейдом понятии «эдипов комплекс» также значительное место занимает идеализированный образ матери. Клаус Тевеляйт в своем исследовании «Мужские фантазии» очень близко подошел к правильному пониманию феномена идеализации матери, хотя он также побоялся сделать окончательные выводы. Так, он изучил речи и произведения целого ряда видных представителей фашистской идеологии и установил, что в них постоянно встречаются образы строгого, карающего за непослушание отца и доброй, защищающей ребенка матери. Ее называют «лучшей женщиной и матерью в мире», «добрым ангелом», «умной, глубоко религиозной, всегда готовой помочь женщиной с твердым характером» (Theweleit, том 1, S.133). Матери же товарищей или жен, помимо всего прочего, вызывали восхищение такими чертами своего характера, как жесткость, любовь к Отечеству, истинно прусские взгляды («немцы не плачут»). Это были железные женщины, которые «даже глазом не моргнут при вести о гибели своих сыновей» (об этой черте родных матерей, как правило, ничего не говорится).

Тевеляйт приводит совершенно поразительные высказывания:

«И все же отнюдь не эта весть окончательно доконала мать. Четырех сыновей отняла у нее война. Она спокойно перенесла это, а убил ее совершенный пустяк: Лотарингия отошла французам, и страна лишилась залежей медной руды» (S.135).

Этот «железный характер» часто находит свое выражение и в наказаниях, которые такие матери применяют к своим «горячо любимым» детям. Герман Эрхард рассказывает:

«Четыре часа простоял я ночью на снегу в наказание за свое упрямство, пока, наконец, мать не заявила, что с меня достаточно» (там же, S.133).

Мать мстит за унижения, перенесенные в раннем детстве, используя ребенка в качестве объекта-заместителя. Ребенок не в состоянии понять, почему любимая мать причиняет ему боль, и одновременно никак не может взять в толк, почему такая сильная женщина как маленькая девочка трепещет перед мужем. От ее жесткого характера ребенок очень страдает, однако ему отказано в праве эмоционально воспринимать эти страдания и показывать, как ему больно. Ему ничего не остается, как отщеплять от своего Я переживания, причиной которых стала жестокость матери, и приписывать эту черту другим матерям, даже восхищаясь ею.

Разве могла Клара Гитлер помочь своему сыну, когда, в сущности, была просто служанкой, во всем покорной своему хозяину-мужу? Будучи уже замужней женщиной, она по-прежнему робко называла мужа «дядюшка Алоиз», а после его смерти, стоило лишь кому-нибудь упомянуть о нем, как она тут же с благоговением смотрела на его трубки.

Что творится в душе ребенка, когда он видит, как та же самая мать, которая готовит ему еду и поет прекрасные песни, замирает, словно окаменев, и ничего не предпринимает, когда отец жестоко избивает ее любимого ребенка? Какие чувства охватывают его, когда он, стиснув зубы, надеется, что она — в его глазах такая сильная и смелая — наконец придет ему на помощь? Но ничего подобного не происходит. Мать так и не решается встать на защиту своего ребенка и своим молчанием лишь демонстрирует полную солидарность с мучителем. Неужели кто-то думает, что ребенок не понимает этого? И стоит ли удивляться тому, что в итоге он, хотя и неосознанно, начинает злиться на мать? Может быть, он будет горячо любить мать (во всяком случае сознательно), но ощущение, что его унизили, предали, что над ним насмехаются и издеваются, никуда не уйдет и обязательно найдет выход, причем будет использован механизм отщепления и проекции.

Мать Гитлера — не исключение, а скорее подтверждение правила. Такую жену хотели бы иметь многие мужчины. Но разве может мать, если она по сути своей просто рабыня, привить ребенку чувство самоуважения, без которого он не сумеет развить в себе живое начало? Яркий пример женского идеала Адольфа Гитлера демонстрирует отрывок из «Майн Кампф»:

«Широкие массы по своей психологии невосприимчивы к любой половинчатости и слабости.

Подобно женщине, чьи душевные переживания определяются не столько отвлеченными интеллектуальными рассуждениями, сколько смутной чувственной страстью к способной дополнить ее силе и которая поэтому предпочитает склониться перед сильным, а не руководить слабым, масса также скорее покорится вождю, чем человеку, пытающемуся ей что-то объяснить... Удовлетворить ее может только учение, не терпящее рядом никаких других теорий... Масса, в большинстве своем, не знает, что делать с либеральными свободами, и, получив их, даже чувствует себя брошенной на произвол судьбы. Она не в состоянии осознать ни бесстыдство, с которым ей навязывают настоящий интеллектуальный террор, ни, казалось бы, достойное возмущения насилие над ее гражданскими правами; она совершенно не ощущает бессмысленность и противоречивость всего учения. Ее сознательно обрабатывают словами, и она слышит только звучащие в них силу и жестокость, которые она полностью и навсегда принимает» (цит. по: Fest, 1978, S.79).

Давая характеристику массам, Гитлер явно видел перед собой мать. Ведь в основе его идеологии лежит очень рано приобретенный опыт: жестокость всегда побеждает.

Фест также выделяет презрительное отношение Гитлера к женщинам, которое вполне понятно любому, кто знаком с ситуацией, сложившейся в его семье. Вот мнение Феста:

«Среди определяющих факторов, приведших Гитлера к созданию „расовой теории“, особое место занимает комплекс собственной сексуальной неполноценности и глубокая антипатия к женщинам. Он уверял, что именно женщина занесла в наш мир грех, что ее чрезмерная податливость искусным в любви недочеловекам — этим животным в человеческом облике — есть основная причина осквернения нордической крови» (Fest, 1978, S.64).

Возможно, Клара была по натуре робкой и застенчивой, и лишь потому называла своего мужа «дядюшкой Алоизом». Но ведь он не возражал. Не исключено, что Алоиз даже требовал этого, ведь настаивал же он, чтобы соседи обращались к нему исключительно на «Вы». Даже в «Майн Кампф» Адольф называет его «господин отец». Таково, наверное, было пожелание Алоиза, и сын уже настолько усвоил его, что даже в зрелом возрасте не мог называть его по-другому. Вполне вероятно, что Алоиз, настаивая на неуклонном исполнении своих требований, хотел тем самым хоть как-то вознаградить себя за то, что в детстве ему приходилось стыдиться своего происхождения, бедности и т.д., о чем я уже писала. Сразу же напрашивается мысль: а не потому ли все немцы в течение 12 лет были обязаны приветствовать друг друга возгласами «Хайль Гитлер!»? Вся Германия была вынуждена безропотно выполнять любые, даже самые нелепые требования своего фюрера, который очень хорошо запомнил, что в детстве его заставляли делать то же самое.

Гитлер всячески потворствовал массам, в том числе «истинно германским женщинам», ибо остро нуждался в их голосах на выборах, хотел, чтобы перед ним преклонялись и т.д. Но ведь в матери он нуждался не менее остро. Тем не менее он так и не смог добиться по-настоящему близких с ней отношений.

Штирлин пишет:

«Н.Бромберг (Bromberg, 1971) следующим образом описывает сексуальные привычки Гитлера: „Гитлер обычно ложился на пол лицом вверх и умолял молодую женщину сесть на корточки над его головой и справить ему на лицо малую или большую физиологическую нужду. Иначе он не получал сексуального удовлетворения... А вот пример мазохизма Гитлера, который однажды бросился на колени перед молодой немецкой актрисой и умолял ее бить его ногами. Сперва она отказалась, но он заклинал ее исполнить его желание. Он осыпал себя упреками, бился в истерике. Когда же она уступила и с нарастающей силой принялась бить его ногами, он буквально дошел до экстаза. Разница в возрасте между Гитлером и молодыми женщинами, с которыми он тем или иным образом вступал в интимные отношения, составляла обычно 23 года. Именно такой была разница в возрасте у его родителей“» (Stierlin, 1975, S.168).