В начале было воспитание - Страница 46

В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что многие психоаналитики также склонны снимать вину с родителей. До тех пор, пока они, руководствуясь идеями, порожденными учением Вильгельма Рейха, будут полагать, что главная их задача — «освободить сексуальную энергию пациента» и дать ему возможность вести себя в сексуальной сфере естественно, за пределами их внимания останется целый ряд решающих аспектов. Если к ребенку не относиться с должным уважением, значит он так и не научится уважать самого себя, а потому нетрудно догадаться, куда пойдет его «освобожденная» сексуальная энергия. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно взглянуть на девочек, идущих на панель, и на компании наркоманов. И тогда становится ясно, в какую роковую зависимость (от других людей или от героина) вовлекает детей так называемая «свобода», если она одновременно не избавляет их от унижения.

На многие абсурдные вещи мы уже просто не обращаем внимания. Например, «героическая готовность» молодых людей отправиться на войну (в самом начале жизненного пути!), погибнуть, отстаивая чужие интересы, возможно, связана с тем, что в период полового созревания ищет выхода накопившаяся с детства ненависть. Раньше они ненавидели подсознательно, а теперь можно ненавидеть врага открыто, более того, это даже поощряется. Вероятно, именно по этой причине во время Первой мировой войны столько молодых художников и поэтов добровольно ушли на фронт. Они с наслаждением слушали военные марши, сулившие им избавление от суровой родительской опеки. Героин, помимо всего прочего, выполняет аналогичную функцию, но с одной лишь разницей: разрушительную силу ненависти человек направляет против собственного тела и собственного Я.

Ллойд де Моз, которого как специалиста по психоистории больше всего интересовали проблемы мотивации и коллективные фантазии, однажды решил выяснить, какие фантазии владеют умами политиков, развязывающих войны. При внимательном просмотре собранного материала выяснилось, что в речах этих государственных деятелей постоянно встречаются выражения, вызывающие прямую ассоциацию с процессом деторождения. Поразительно часто они говорили о петле, якобы накинутой на горло нации и о том, что избавиться от нее можно лишь путем объявления войны. По мнению Моза, эти образные выражения отражали реальную ситуацию младенца в момент его появления на свет. Это накладывает неизгладимый отпечаток на психику любого человека и часто приводит к синдрому навязчивого повторения. У данных политиков он выразился в объявлении войны (L. de Mause, 1979).

Правильность предположения ученого подтверждает следующее обстоятельство: ощущение петли на горле свойственно представителям отнюдь не тех народов, над которыми нависла реальная угроза. В 1939 г. в Польше ни один католик ничего подобного не говорил, зато такие настроения царили в Германии в 1914 и 1939 гг. Употребил это выражение и Киссинджер во время вьетнамской войны. Следовательно, речь идет о желании избавиться от мнимой угрозы, связанной с ощущением сжимающегося вокруг пространства. Впрочем, я не совсем согласна с Л.де Мозом, ибо я на основании собственного опыта полагаю (и детство Гитлера — тому подтверждение), что есть потрясения более сильные, чем родовая травма, которые и приводят к синдрому навязчивого повторения, выражающемуся в форме объявления войны другим странам. Ведь любые, даже самые тяжелые роды уже позади. Хоть ребенок и слаб, но при родах он, действуя как бы «активно», «освобождает себя из плена», в чем ему помогают акушеры. В отличие от легко преодолеваемого нервного потрясения, вызванного родами, психопатологический симптом, обусловленный постоянными унижениями и насилием, не оставляет надежды на избавление, т.к. никто вокруг не считает этот кошмар кошмаром, и помочь ребенку некому. Страшная ситуация повторяется снова и снова, и из нее невозможно вырваться, как из материнского лона, со спасительным криком. Отрицательные эмоции вытесняются в подсознание и в дальнейшем находят выход в синдроме навязчивого повторения.

Всеобщее ликование в момент объявления войны пробуждает надежду в душах тех, кто хочет отомстить за былые унижения и, наконец, открыто, не стесняясь, воспылать ненавистью, возвестив об этом воинственными возгласами. Там, где нельзя на эмоциональном уровне вернуться к болезненным переживаниям далеких детских лет, осмыслить их, человек пытается начать жизнь с чистого листа и, проявляя невиданную ранее активность, избавиться от трагических последствий своего прошлого. Но прошлое нельзя изменить, оно по-прежнему угнетает душу, и потому никакое агрессивное поведение, никакая лютая ненависть к врагу не избавят человека от невротических страданий, а в конечном итоге могут обернуться полным разрушением его психики, несмотря на одержанные победы.

Тем не менее, многое говорит о том, что ребенок часто подсознательно вспоминает о своем появлении на свет. Ведь в ситуации, когда его бьют, а он вынужден молчать, собственное рождение воспринимается как не выдуманная, а вполне реальная победа. Ведь он смог протиснуться через узкую щель, радостным криком возвестил о своем спасении и встретил тепло материнских рук. Нет ничего удивительного в том, что подсознательные воспоминания об этой первой победе помогают нам забыть о последующих поражениях, об ощущении своей полной беспомощности. Именно эти воспоминания и порождают восторженные чувства, охватывающие людей в тот момент, когда глава их государства торжественно объявляет о вступлении в войну. В жизни многих поколений значительную роль сыграли также войны в других странах. Наверняка Адольф Гитлер в детстве, подобно большинству своих сверстников, испытывал душевный подъем, когда узнавал о победах буров над англичанами. В таком же состоянии он пребывал, когда завершал «Майн Кампф» и начинал Вторую мировую войну. Поэтому нет оснований полагать, что родовая травма явилась главной причиной разрушительной деятельности Гитлера. В конце концов, нервные потрясения, вызванные родами, переживает каждый ребенок. Но далеко не со всеми детьми родители обращались так жестоко.

Чего только не предпринимал сын, чтобы заставить себя забыть о душевной травме, вызванной побоями отца. Он подчинил своей воле правящую верхушку, привлек на свою сторону народные массы и заставил считаться с собой правительства европейских стран. У него была практически абсолютная власть. Но по ночам откуда-то из подсознания всплывали воспоминания о первых детских годах, и от них ему уже не было спасения. В снах ему являлся грозный отец, и непреодолимый страх сковывал Гитлера. Раушнинг пишет:

«Иногда его состояние наводило на мысль о мании преследования и раздвоении личности. Его бессонницу никак нельзя было объяснить только лишь чрезмерным возбуждением. Он действительно постоянно находился на грани нервного срыва, но здесь крылось нечто большее. Ночью он часто просыпался, беспокойно ходил взад-вперед и зажигал во всех комнатах свет. С недавних пор он начал вызывать к себе ночью молодых людей, чтобы их присутствие хоть немного облегчило его страдания. Со временем его состояние еще более ухудшилось. Человек из его ближайшего окружения рассказывал, что Гитлер просыпался по ночам с дикими криками о помощи. Он садился на край кровати, и при этом его так трясло от страха, что кровать под ним дрожала, а с губ срывались лишь бессвязные слова. Он судорожно хватал ртом воздух, и казалось, что он задыхается... Этот же человек описал мне такую жуткую сцену, что я сперва даже не поверил ему. Оказывается, он видел, как Гитлер стоял, качаясь из стороны в сторону, и с безумным взглядом хрипло бормотал: „Он! Он! Он здесь!“ Губы у него потемнели, по лицу текли струйки пота. Затем он стал выкрикивать какие-то бессмысленные обрывки фраз, а потом вдруг начал считать. Наконец он замолк и только беззвучно шевелил губами. Ему вытерли пот и попытались влить в рот немного воды. Внезапно Гитлер завопил: „Вон в углу! Кто там?“ Он топал ногами, дергался всем телом и, как обычно, дико кричал, но постепенно успокоился, когда ему объяснили, что все в порядке и никого постороннего в комнате нет. Тогда он проспал несколько часов и снова какое-то время вел себя терпимо» (Rauschning, S.237).