В начале было воспитание - Страница 25
Сторонники «черной педагогики» считали, что упорство в отстаивании собственной точки зрения есть лишь тупое упрямство и поэтому предосудительно. Видя, какие наказания за это полагались, мы понимаем, что ребенок хотел избежать возможных последствий. Если он был неглуп, это ему легко удавалось. Он только не знал, что за умение приспосабливаться заплатить придется очень дорого.
Власть над детьми не просто передается отцу по наследству, нет, она «воистину божественного происхождения». Это означает, что посеянные учителем семена упадут на благодатную почву, поскольку ребенка заранее приучили слушаться старших, а правитель пожнет то, что посеяли семья и школа.
«Телесное наказание, конечно, самое суровое. Как розги всегда были символом власти отца в семье, так и палка — символ школьной дисциплины. Раньше физические наказания в школе и дома рассматривались в качестве панацеи от всех прегрешений. Так было всегда, у всех народов. Это и понятно. Думается, что всем очевидна справедливость правила: „Кто не хочет слышать, да почувствует“. Что же делать, если в душу нельзя проникнуть с помощью слов? Приходится действовать косвенным образом. Телесное наказание, примененное учителем, — эффективная мера, предназначенная для того, чтобы усилить действенность слова. Самый естественной и простой вид такого наказания — это пощечина. Предваряя ее, учитель может потрепать ученика за ухо (как это проделывали с нами наши учителя в детстве), напомнив ему таким образом, для чего служат его уши. Еще одно наказание, имеющее символическое значение, — удар ладонью по губам. Таким образом учитель побудит воспитанника к лучшему использованию органов речи. Издревле применялись в школе также щелчки, подзатыльники и таскание ученика за волосы. Эти виды наказания также имеют символическое значение. [...]
Истинно христианская педагогика, берущая на попечение создание Божие не таким, каким оно должно быть, а таким, какое оно есть, никогда не сможет полностью отказаться от телесных наказаний, ибо они при определенных проступках представляются оптимальным видом воздействия, они смиряют и потрясают ребенка одновременно, показывают ему, насколько важно подчиняться установленному порядку, и в то же время демонстрируют, насколько энергична отцовская любовь. [...] Мы полностью солидарны с тем мудрым учителем, который скажет: „Я скорее не буду учительствовать вообще, чем позволю отнять у себя право в крайнем случае применить палку“.
[...] Известный поэт Рюкерт (Ruckert) писал:
Если учитель воистину по-отечески заботится об учениках, он просто обязан в случае необходимости прибегать к палке. Любовь его к ребенку должна быть порой чище и сильнее, чем у родного отца. И хотя юную душу также называют грешной, мы вправе утверждать: юная душа, как правило, пусть не сразу, но хорошо воспринимает именно такую любовь...» (Enzyklopädie..., 1887-(2), цит. по: Rutschky, S.433).
Порой эта проникновенная «любовь» живет в «юной душе» вплоть до старости. На сознание такого человека легко воздействовать при помощи СМИ, т.к. он с детства привык к тому, что педагог развивает или, наоборот, подавляет в нем некие «наклонности».
«Первейшая забота воспитателя должна заключаться в том, чтобы воспрепятствовать возникновению и развитию дурных наклонностей, а если они уже возникли, то вырвать их как можно скорее с корнем. К сожалению, эти наклонности очень часто подпитываются неверным воспитанием, что впоследствии отрицательно сказывается на формировании здоровой воли. [...]
Насколько решительно педагог должен бороться с порочными наклонностями, настолько целенаправленно он должен развивать в ребенке положительные качества. Уже в самом раннем возрасте нужно заложить их фундамент.
Для этого необходимо достаточно рано начать побуждать ребенка испытывать радость, восхищение, питать надежду, заботясь о том, чтобы эти чувства были весьма продолжительными. Изредка следует заботиться о том, чтобы он в течение краткого времени испытывал страх и печаль, а также другие сходные чувства. Для этого можно в педагогических целях то удовлетворять его определенные физические и духовные потребности, то отказывать в их удовлетворении. Важно однако, чтобы ребенок не заметил при этом произвола воспитателя, даже если он и наличествует. В особенности нужно заботиться о том, чтобы у ребенка создалось впечатление, будто его отрицательные эмоции вызваны объективными обстоятельствами» (из: К. Weiller, Versuch eines Lehrgebäudes der Erziehungskunde, 1805, цит. no: Rutschky, S.469).
Ребенок просто не может обнаружить тех, кто извлекает пользу из такого «воспитания». Запугивание убило или извратило в нем способность к анализу.
«Достаточно известно, что дети, особенно подростки, любопытны и что они выбирают самые причудливые пути и средства с целью выяснить, в чем именно заключается природное различие полов. Чем дальше они продвинутся, тем больше распалится их воображение, а это опять-таки негативно отражается на девственности их помыслов. Уже хотя бы поэтому педагог должен упредить своего воспитанника и сам рассказать ему о различии полов. Но как это сделать? Чувство стыда нам не позволяет допустить, чтобы мальчик разделся в присутствии девочки и наоборот; но, с другой стороны, мальчик должен знать, как устроено женское тело, а девочка — как мужское, иначе их фантазия перейдет все допустимые границы. Итак, к разъяснению различия между полами следует подойти со всей серьезностью. Медные таблички с соответствующими изображениями вполне способны удовлетворить начальное любопытство, однако, разве они дают достаточно четкое представление о предмете? Разве они не разжигают воображение и не вызывают желание взглянуть на вещи в естественном виде? Но, если представить взору детей бездыханное тело, не будет никаких оснований для беспокойства. Вид усопшего настроит ребенка на серьезный лад, он невольно заставит его задуматься о бренности всего земного, а это самый лучший психологический фон для наблюдений и анализа. Ведь, вспоминая впоследствии о том, что он увидел, ребенок будет невольно возвращаться к серьезным мыслям. Представшая его взору картина будет совершенно лишена элемента соблазна, чего нельзя сказать о тех картинах, которые рисует буйная фантазия или же о созерцании обнаженного тела в других условиях. Если бы все подростки могли получить знания о том, как рождаются дети, из лекции по анатомии, все описанное было бы ненужным. Но, к сожалению, такая возможность есть не всегда, поэтому предложенный мной метод вполне приемлем, тем более что возможность посмотреть на усопшего предоставляется достаточно часто» (J. Oest, 1787, цит. по: Rutschky, S.328).
Тот, кто показывает ребенку умершего, чтобы подавить его половое влечение, «защитить невинность», не догадывается, что он одновременно создает благодатную почву для появления у человека склонности к различным извращениям. Аналогичную функцию выполняет и систематически внушаемое ребенку отвращение к собственному телу:
«Недостаточно просто сформировать у ребенка стыдливость. Необходимо внушить ему, что любое полное или частичное обнажение собственного тела безнравственно, ибо оно сродни оскорблению других людей, вынужденных это обнаженное тело лицезреть. Ведь мы не можем требовать от другого человека, чтобы он вынес наш ночной горшок, разве что мы заплатим ему за эту услугу. В этой связи я бы порекомендовал нанять неопрятную старуху с крайне непривлекательными чертами лица, которая бы раз в две или четыре недели мыла вашего ребенка с головы до пят. При этом не должен присутствовать никто из посторонних, хотя родители или воспитатели обязаны проследить, чтобы она не уделяла при мытье чрезмерного внимания определенным частям тела. Ребенку следует разъяснить, что, хоть регулярное мытье и необходимо по соображениям гигиены, занятие это для прислуги крайне неприятное, ибо связано с созерцанием обнаженного тела. Поэтому-то и удалось найти для такой работы лишь эту отвратительную старуху. Использование описанного мной метода позволит сформировать стыдливость постепенно, что исключает неблагоприятные последствия» (там же, S.329).