В мире фантастики и приключений. Выпуск 6. Вторжение в Персей - Страница 3

И наступило наконец время, когда даже весьма далекие от марксистско-ленинского учения мыслители были вынуждены признать, что коммунизм — будущее человечества. „Грядущему же он принадлежит, — писал Томас Манн, — поскольку мир, который будет после нас, в котором будут жить наши дети и внуки и который уже начинает вырисовываться, трудно представить себе без коммунистических черт, то есть без принципа общественного владения благами земли, без последовательного стирания классовых различий, без права на труд и обязанности трудиться для всех“[4].

Возникла существенная необходимость увидеть облик Грядущего не только в чертежах, но и в зрительных образах, соответствующих мечте, которую носит в своей душе каждый из нас.

На первый взгляд это может показаться неправдоподобным, но представления о будущем, о жизни в коммунистическом обществе складываются у миллионов советских людей в значительной степени под воздействием прочитанных научно-фантастических книг.

Это обстоятельство и по сей день недооценивается, а то и попросту игнорируется нашей литературной критикой.

Между тем, на наш взгляд, давно пора отказаться от ставшего консервативным, узкоограниченного взгляда на научную фантастику как на литературу, несущую в себе некую сумму научно-технических идей, нанизанных на приключенческий стержень. Советская фантастика прежде всего литература мировоззренческая, воспитывающая подростков и молодежь в коммунистическом духе.

Каждому мыслящему человеку свойственно задумываться над будущим, близким и далеким, над будущим, уготованным его детям и внукам, его соотечественникам и, наконец, всему человечеству. Человеку трудно жить без надежды на то, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего.

Каждый из нас хочет мысленным взором увидеть дали Грядущего и соотнести субъективные представления фантастов с тем проектом грандиозных архитектурных работ, который разработан Коммунистической партией на основе теоретических положений марксистсколенинского учения и уже пятидесятилетнего практического опыта строительства социализма и коммунизма в нашей стране.

Нам представляется интересной и весьма верной точка зрения Даниила Гранина, высказанная в статье „И все же..“ („Иностранная литература“, 1967, № 1). „Будущее, — пишет он, — испытало на себе всякое — и оптимизм, и безрассудную слепую надежду, и безысходное отчаяние. Ему угрожали кликуши и точные расчеты, его пытались отравить и попросту уничтожить, повернуть вспять, вернуть в пещеры. Оно выжило. Появилась возможность серьезного, вдумчивого изучения его. Сейчас, может быть как никогда еще в истории человечества, будущее зависит от настоящего и требует нового подхода к себе. QHO чревато кризисами, соизмерить которые мы не в состоянии. Кризисы, связанные не только с иным понятием свободы, но и с понятием индивидуальности. Мыслящая материя Земли, она дискретна. Потребность ее единства и своеобразие человеческой личности — это тенденции противоположные. С одной стороны, расцвет личности, с другой — ее ассимиляция. Ее самовыражение и ее существование в процессе сплочения миллиардов. Путешествие в страну Будущего никогда не было бесплодным занятием. Великие утопии помогали человечеству вырабатывать идеалы. А это именно то, в чем сегодня нуждается мир, может, больше, чем прежде“.

Да, утверждение идеалов — вот, пожалуй, самое высокое, самое непосредственное, самое важное назначение литературы о будущем!

Если говорить о современной западной фантастике в ее массовых проявлениях, то это — вопль отчаяния: как непознаваем и ужасен в своей непознаваемости мир. И попытки самоутешения: уж коли мне суждено исчезнуть, пусть исчезнет вместе со мной и все человечество, и чем скорее, тем лучше. И холодный расчет: если электрические и природные ресурсы будут уничтожаться пропорционально росту народонаселения, то к такому-то году люди превратятся в „робинзонов“. И прокламация бессмысленности любого прогресса: рано или поздно все должно якобы кончиться самоуничтожением…

А если и оставляются крохотные островки надежды, то это извечная любовь к женщине, мужская дружба или подвиги одиночек во имя внесоциальных этических принципов…

Уэллс, создавший фантастику „предупреждения“, не отделял ее от антиутопии. Водораздел обозначился позднее. Он проходит по мировоззренческой линии. Антиутопии пишутся с завуалированно реакционных или откровенно антикоммунистических позиций, и отпочковались они от фантастики Уэллса не как прямое ее продолжение, а как боковая ветвь. Задачи, которые ставил перед собой Уэллс даже в первых, пессимистических романах, отделяют его от авторов позднейших антиутопий. Тема „предупреждения“ может преломляться в разных аспектах. Но как только исчезают или теряются из виду гуманные стимулы, „предупреждение“ сливается с антиутопией.

В современной западной фантастике антиутопия стала модным жанром, вытеснившим из литературы утопию, объявленную архаическим пережитком. В противоположность этому утопический жанр, и это вполне закономерно, успешно развивается в социалистической научной фантастике.

В 1957 году вышел в свет научно-фантастический и социально-философский роман И. Ефремова „Туманность Андромеды“. Он переведен на двадцать три европейских и азиатских языка, а тираж его уже исчисляется несколькими миллионами.

Продолжая традицию великих утопических произведений прошлого, утверждавших конечное торжество разума и гуманности, Ефремов в то же время выступил и как подлинный новатор. Он всецело подчинил замысел своего произведения научно-материалистическим философским представлениям о законах природы и общества. Он поставил величайшие завоевания науки и техники будущего в прямую зависимость от социального прогресса. Он, наконец, впервые попытался нарисовать широкую и разностороннюю панораму высокоразвитого коммунистического общества, объединившего все человечество и установившего связь с инопланетными цивилизациями.

Почти одновременно с „Туманностью Андромеды“ вышел в свет и роман польского писателя Станислава Лема „Магелланово облако“, а несколькими годами позже „Возвращение (Полдень. 22-й век)“ Аркадия и Бориса Стругацких, романы Георгия Мартынова „Каллисто“ и „Гость из бездны“, Георгия Гуревича „Мы — из Солнечной системы“, повесть П. Аматуни „Парадокс Глебова“ и некоторые другие научно-фантастические произведения, подчиненные все той же благородной задаче — изобразить грядущий мир таким, каким мы хотели бы его видеть.

Минувшее пятидесятилетие не было прогулкой по широкой, хорошо утрамбованной дороге. Мы прошли сквозь эти годы в беспрерывных тяжких боях, ломая сопротивление старого, яростно оборонявшегося мира. На нашем пути были и армии интервентов, и голодная блокада, и чудовищная разруха и бесчисленные заговоры, организованные империалистами, и невиданное единоборство с фашизмом, и длительная, изнуряющая силы „холодная война“. Наши победы и успехи перемежались с поражениями, неудачами и ошибками, неизбежными в процессе становления новых общественных отношений. Вся наша страна являла собой гигантскую лабораторию, в которой на основании теоретической разработки, сделанной основоположниками научного коммунизма, ставился фантастический по своей грандиозной дерзновенности и новизне социальный эксперимент.

Конечная цель этого эксперимента была много лет назад сформулирована Марксом. „На высшей фазе коммунистического общества, — писал он, — после того, как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством к жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям“[5].