В мире фантастики и приключений. Выпуск 3 - Страница 10
– Нет, ммм… спасибо.
– А вторые, вроде нашей… их мало, но они, как назойливая реклама, зовут, требуют, влекут к себе всеми силами. А чем настойчивее предложение, тем обычно хуже товар, это закон, вы знаете. Так и в нашей жизни, космос оказался слишком удачной рекламой. Все мы в детстве о чем-то мечтаем. В большинстве своем мечты эти чисты, как горные снега, но, спускаясь в долины жизни, они тают, становятся серыми и, превратившись наконец в мутный, грязный поток, несут нас дальше по равнине, чтобы оставить где-то в стоячем болоте. Вот так, Мэлт! Но некоторые, не в меру набитые романтическими бреднями, мечтая о возвышенном и красивом, так и не замечают, что у них есть тело и желудок, о которых следует позаботиться в первую очередь. Я, к сожалению, Поздно понял это и вот шагаю теперь по стезе астролетчиков, которую не могу оставить, потому что не годен ни на что другое и потому, что… все-таки люблю свое дело!
Я проглотил вторую порцию оло, наслаждаясь ощущением, разливающегося внутри огня. Старик молчал, напряженно всматриваясь в мое лицо.
– Астролетчики! Вы понимаете, что это такое? Понимаете? Нет, не можете вы этого понять! Мечты служить обществу - бред! Чепуха! Каждый из нас торгует, кто чем может, получая взамен известное количество пищи, одежды, удовольствий. Один продает руки, другой - знания, третий - совесть, а мы, спустив однажды свои мечты оптом и подешевке, расплачиваемся последним, что у нас остается, - своими жизнями. И лишь слепой случай решает, когда эту жизнь взять, - сразу или, глумясь, оставить ее нам искалеченной. Устраивает вас такая участь сына?
Старик что-то хотел ответить и уже было открыл рот, но я жестом остановил его.
– А что мы за это получаем? Думаете, много? Жалкие гроши! Но не будем считать на деньги. Что же еще? Может быть, удовлетворение от своей работы, сознание величия совершенного дела? Так вы думаете?
– Ммм… я…
– Иллюзия! Велик только космос, а наши дела в нем обычны и так же мелочны, как мелочна сама наша церексианская жизнь. И может ли она стать возвышеннее от того, что заброшена за пределы планеты? Нет, мы несем в космос то, чем живем здесь. Вы думаете, семья? Но кому нужен мужчина, скитающийся за облаками, который может никогда не вернуться? Вот мы и прожигаем жизнь, когда есть деньги. А если их нет? Что мы делаем, когда их нет? Снова мечтаем… всего лишь о сытом желудке…
Я в упор посмотрел на собеседника и, заметив испуг на его лице, прекратил свои излияния.
– Вы сами вызвали меня на этот разговор. Простите, - я усмехнулся, - но такова правда… вы хотели ее знать.
– Н-н-наверное… спасибо.
Я коснулся его руки:
– Откуда вы меня знаете?
– Сын… мм… у него портреты всех астролетчиков и потом ежедневный вестник.
Я кивнул:
– О да. О нас пишут. Недавно двое погибли… Тоже писали. Вспомните наш разговор, когда прочтете такое же обо мне.
Старик отодвинул стул и поднялся. Я задержал его:
– Вот что, передайте привет вашему сыну и забудьте то, что я вам здесь наговорил. Наверное, я сгустил краски. Мечты и космос великолепны, мы просто не доросли еще до них, что-то здесь, на Церексе, у нас неблагополучно.
– Прощайте.
– Прощайте.
Он взял свои вещи и уже отошел от столика. Я окликнул его:
– Мэлт!
Он повернулся.
– Вы видели когда-нибудь бездну? Черную бездну и звезды? Одни звезды?
– Нет.
– Пусть ваш сын увидит. Это стоит жизни… Прощайте.
Старик ушел. Я остался за столиком один. Действие оло постепенно прекращалось, и из пелены тумана все отчетливее проступала обстановка дешевенького бара. Безвкусно размалеванные стены, низко нависший потолок, застывшие, словно маски, лица одурманенных людей и тягучие звуки однообразной музыки. Я почувствовал себя бесконечно одиноким. Даже этот старик меня покинул, а вместе с ним ушел и его сын, которого я никогда не видел, не знал и не узнаю. Я тяжело поднялся и вышел на улицу.
Дул ветер и трепал края одежды. Казалось, вот-вот хлынет дождь - по небу быстро бежали темные лохматые облака. Я медленно шел к гостинице, где остановился Ромс.
Из переулка вышла девушка, посмотрела на меня веселыми глазами, чему-то улыбнулась и пошла впереди, в двух или трех шагах от меня. Она была хорошо сложена, и движения ее дышали спокойной радостью. Я с грустью смотрел на ее стройную, ладную фигурку и думал о том, что по какой-то прихоти случая наши пути на короткое время сошлись на этой улице и так же разойдутся. Она уйдет, и я снова останусь один. Потом подумал: "Смешно, она рядом, но не со мной, я и сейчас один. Может, догнать ее и сказать: я Антор, мне грустно, будьте со мной! Может быть, от этого многое зависит, может быть, тогда я не буду один, может быть, мы всегда будем вместе, даже тогда, когда я буду один"?
Она свернула за угол, и облака словно еще ниже спустились над городом.
Я зашел в гостиницу и отыскал служащего. Он узнал меня:
– Вы к Ромсу, мазор?
– Да, он пришел?
Тот покачал головой:
– Нет, увы, нет. Наверное, случилось несчастье, мазор. Недавно звонили из полиции и сообщили, что мазор Ромс, возможно, никогда уже не придет.
– Не придет? Почему? Он умер?
– Не знаю.
– Что случилось?
– Мне ничего не сказали, только сообщили, чтобы комнату за ним не держали, так как полиция платить не будет.
Я повернулся и вышел. Все ясно. Конд остался верен себе. Где он теперь? Я связался с полицейским управлением, но толком ничего не узнал. Там сменился дежурный. Он сказал, что я смогу обо всем узнать только на другой день.
Я медленно побрел домой. Спешить было некуда, да и не зачем. От двух ти, с которыми я пришел в бар, осталось только сорок лирингов. Это на завтрашний обед.
Поздно вечером, почти ночью, пришел Конд. У меня была подсознательная уверенность, что он что-то сделал с Ромсом, может быть, даже убил его. Я лежал лицом к стене и не повернулся, когда он включил свет. От дневных переживаний тело было тяжелым, налитым усталостью и апатией. Конд медленно шагал по комнате, задевая мебель и двигая стулья. Каждый раз, когда шаги его приближались ко мне, я весь внутренне напрягался.
– Ан! - наконец позвал он.
Я промолчал и лишь еще крепче зажмурил глаза.
– Ан, ты спишь?
Я не ответил, и он, сделав по комнате еще несколько кругов, сел рядом.
– Слушай, Ан, меня не обманешь, ты же не спишь…
Рука его коснулась моего плеча. Это прикосновение словно обожгло меня. Я порывисто вскочил на ноги:
– Что тебе надо?
Он спокойно, но вместе с тем удивленно посмотрел на меня:
– Что с тобой, дружище?
– Ничего! Не трогай! - Я отбросил его руку, протянувшуюся ко мне.
– Совсем спятил! Может, сходить за врачом?
– А может быть, лучше вызвать полицию?
Конд поднялся во весь свой богатырский рост.
– Вот что, - сказал он жестко, - прекрати истерику и объясни, в чем дело, или убирайся отсюда на все четыре стороны.
– Ты прав, мне следовало уйти раньше.
Я быстро собрал свои пожитки и направился к двери.
– Стой! - Конд крепко схватил меня за плечо. - Теряя друга, я должен знать - почему. Два слова - и можешь уходить.
Он прижал меня своими могучими руками к стене.
– Так в чем дело?
– Что ты сделал с Ромсом? - сказал я, пытаясь освободиться.
– Он умер…
– Я догадывался… Пусти… Что ты с ним сделал?!
– Ничего, он умер, я тебе говорю. Постой… ты думаешь, что я его… так?
Я кивнул. Он разжал пальцы и опустился на стул. С лица его сошло напряженное выражение, и складки разгладились. С минуту мы молча рассматривали друг друга, словно виделись в первый раз.
– Оставайся, куда ты пойдешь, - спокойно сказал Конд.
Я сел, потирая плечо.
– Больно?
– Не очень.
– Извини, я не хотел… Кто тебе сказал, что Ромс… что Ромса нет?
– Я был у него в гостинице, и мне сказали…
– Тебе сказали, - перебил Конд, - что там тебе могли сказать? Они сами ничего не знают.