В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени - Страница 144

Янис. А Виталий молодец, перенес продукты в пещеру, теперь бы сидели голодные — все осталось бы под скалой.

Ирина. Ой, не говорите про пещеру! Не могу представить, как можно было так деградировать…

Янис. Ничего особенного. Влияние звукового поля. Видимо, за счет микротолчков источник все время излучал небольшую мощность, которая и действовала на нас постоянно в течение всех последних дней.

Ирина. Да, но как я могла?! Это мясо — фу!

Виталий. Теперь я тоже знаю твои возможности. (Шутливо отодвигается от нее.) Надо подальше от тебя, а то еще возьмешь дубину и…

Василий Харитонович (Янису). Ты счастливый, ты держал в руках Смешивающий тысячу веков белый камень Эрдени! Народ напрасно легенды не сочиняет.

Янис. Да, насчет народа вы правы. Но камень держал не я, вернее, не только я. Вообще приключение это наводит меня на мысль, что человечество состоит из огромного числа восходящих рядов, оно, как спектр видимого света, содержит линии самых тончайших оттенков, и каждая линия, как полосочка спектра, соответствует определенному свойству человеческой натуры — доброте, жестокости, уму, глупости, честности, лицемерию и так далее. И все эти восходящие ряды человеческих натур пронизывают на стеблях генов-носителей всю толщу времени — от возникновения хомо сапиенс до веерообразного расширения в необъятном космосе. Друзья! Нам выпало жить в XX веке, и я счастлив, что живу теперь, а не тогда, во тьме пещеры.

Виталий. Стоп-стоп-стоп! Кажется, рождается новый принцип: чем больше счастья, тем больше проблем. Или: хочешь быть счастливым — ищи на свой нос приключений!

Янис. Строго говоря, ты прав. Счастье — в движении, в преодолении.

Ирина. Мне все понятно, но при чем здесь этот белый камень Эрдени?

Янис (поборов усмешку). Поющее яйцо, поющая лагуна, поющий камень, поющее озеро — все эти легенды — следствие случайных встреч с одной и той же модификацией машины времени. Зачем это? Видно, для того, чтобы мы, люди, смогли узнать свое прошлое и заглянуть в будущее. Кому это надо? Думаю, больше всего самим людям. «Народ напрасно легенды не сочиняет», как верно заметил Василий Харитонович.

Зоя. Но почему «поющие», почему кругом музыка?

Янис. Ну это понятно: расчет на то, что только разумные существа, стоящие на высоком уровне технологического развития, смогут разложить музыкальную информацию и проникнуть в глубинные слои, где и начинает работать машина времени. Не исключена вероятность, что в будущем нас ждут новые встречи с поющими камнями.

Виталий. Ну уж извините! На этот случай у меня есть железный принцип: подальше от поющих камней! Вообще от камней!

— Владимир Александрович! Вы?

Она была в сером платье, в котором ходила прежде на лекции. Теперь оно, наверно, было домашним.

— По-моему, мы на «ты», — напомнил Володя.

— На работе — нет. Ведь вы ко мне как начальник?

Надя училась на четыре курса младше, и, когда после распределения появилась в его лаборатории, они оба приняли вдруг официальный тон.

— Начальников я на порог бы не пускал, — ответил он теперь.

— Тогда входи. Я сейчас…

Пропустив его в комнату, она поспешно удалилась, Было слышно, как в ванной льется вода.

Володя не был здесь года три. Или больше?… Диван стоял, как раньше — у окна. И мир крыш за окном, как раньше, влезал вовнутрь, раздвигал стены, звал к себе… Статья Откинса валялась раскрытая под подоконником.

«Итак, мы показали, что выводы Надежды Веселовой содержат ошибку, и открытие русских, касающееся дискретности времени, оказалось, к сожалению, всего лишь дешевой сенсацией. Впрочем, за автором остается возможность нам ответить…» — в сотый раз прочел Володя.

Последние четыре слова были подчеркнуты. И оттого, что она подчеркнула их неровной синей чертой, ему сделалось как-то легче.

«Ну кто, в конце концов, этот Откинс? — спросил он себя. — Видный американский ученый, математик? Да.

Но ведь не господь же он бог, в самом деле!» Статья Откинса пришла только вчера, а Надина дискретность времени касалась совсем новых областей математики, так что даже крупные специалисты не могли пока судить, кто прав. Это знала пока только сама Надя.

«Вот сейчас она войдет и скажет, что все это чушь, что американец просто врет», — говорил себе Володя,

Но она не входила, а в ванной что-то булькало. И он со смутной неловкостью вспомнил, что ведь, кажется, неприлично врываться вот так после десяти… Однако Надина работа наделала в прошлом году столько шума… Он должен был узнать, прав ли Откинс. Ждать до утра он не мог. И потому стоял теперь в Надиной комнате в одиннадцатом часу вечера и слушал, как она, наконец, закрывает в ванной воду…

Пять минут назад она впустила его и сказала: «Входи…» Она сказала: «Входи», а ей бы надо было сказать просто: «Все в порядке!» или уж выложить сразу: «Ох, знаешь, американец прав!» Неужели он прав? Сейчас она войдет и скажет…

— Я долго? Извини! — сказала Надя.

Она вошла, держась рукой за косяк. Рука была влажная, с закатанным рукавом. И это почему-то вселило надежду. «В конце концов, с чего я взял, что Откинс непременно прав?» — удивился он. Кисть ее руки была розовая, а локоть белый и, наверное, теплый…

— Знаешь, — произнесла она, — я решила бросить математику.

Комната, свет лампы, Надя у дверного косяка — все это постепенно возвращалось откуда-то издали. «Что? — хотел переспросить Володя. — Что?» Но слова ее висели в воздухе, становились невыносимо реальными: «Я решила бросить математику». Так. Значит, Откинс все-таки прав…

Володя нагнулся. Поднял статью. Сунул ее в карман.

И ему казалось, он слышит, как Откинс там торжествует.

Значит, она согласилась с Откинсом. Или, может быть, нашла ошибку сама, еще до статьи. Вот почему она была в последнее время такая нервная…

— Это решено. Я собиралась сказать тебе раньше, — услышал он.

Значит, ошибку нашла она сама. Значит там действительно была ошибка…

Володя сделал в Надиной работе один раздел по теории вероятности — это была его специальность. Остальные расчеты она делала сама. И это была очень новая область… Он помнил все сорок конечных уравнений. Но, значит, там все-таки была ошибка, раз она так…

Сегодня утром он сидел в своем кабинете перед двумя молчащими телефонами, Сидел и представлял себе Надю со статьей Откинса: как она достает статью из конверта, проглядывает…

— Владимир Александрович, я хотела сказать вам… — услышал он.

Как жаль, что не принято закрываться в кабинете на ключ.

— Слушаю вас, Станислава Мстиславовна.

— Мне говорили, что в связи с делом Надежды Андреевны у лаборатории будут крупные неприятности.

— С делом? Что вы имеете в виду?

— Разумеется, это ее пресловутое открытие… Сенсационные выводы, поспешная публикация. И когда после этого доказано, что это всего лишь простая, чуть ни арифметическая ошибка…

— Это не доказано.

— Да?

— Уверяю вас.

— Владимир Александрович! Я так рада!.. А я не спала всю ночь, все думала: «Бедная Надюша! Понятно, почему она стала такая нервная…» Я просто больна была от огорчения. Вы меня вылечили, Владимир Александрович… И у дирекции не будет причин к недовольству… Я так рада… В самом деле…

— Извините, Станислава Мстиславовна, — сказал Володя. — Я спешу.

Спешить ему было некуда. Просто осточертела уже эта комната с легко открывающейся дверью и молчащими телефонами…

А ведь статья Откинса пришла только вчера. И в институте она имелась как будто только в двух экземплярах. Один он запер в стол, в самый, нижний ящик. А другой послал Наде.

— Доброго здоровья, Владимир Александрович!

«Ну вот, опять не успел выскочить», — подумал Володя.

— Здравствуйте, Евгений Петрович.