В мареве Атолла (Сборник НФ) - Страница 26
Издалека кажется, что парк подстрижен: садовник нарочно подровнял его в форме опрокинутой воронки, в центре остроконечной, полого сбегающей к краю. Этакий зеленый график вероятности.
На опушке видишь знакомые растения: алые головки маков, полосы колосьев, разлапистые яблони со стволами, обмазанными белым.
Идем вглубь. Цветы, злаки, яблони. Но стволы, обмазанные известью, все стройнее.
Метров через двадцать замечаешь странности: травы похожи на тростник, ветки яблонь свисают, как у плакучей ивы, кистями, на них болтаются какие-то красные дыни.
А в центре сада несусветное: тропическое переплетение лиан, между ними прыгают голенастые олени, длиннозубые и с розовыми пятачками на носу.
— Узнаете свиней? — спрашивает чародей, создатель этого сказочного сада.
— Такие прыткие? Неужели?
— Мы держим в руках рычаг видообразования, — поясняем кудесник. — Растения особенно чувствительны к изменении веса. Ведь стебли всегда тянутся вверх, корни растут к центру притяжения. Регулируя вес, мы регулируем форму и размеры. И вот результат.
Он показывает лотки с какими-то незнакомыми лиловыми, желтыми, розовыми овощами. И одно слово остается в моем лексиконе: «Неужели?»
— Неужели это сливы? Не баклажаны? А это желтое — черешня? Не айва? Неужели виноград? Неужели, неужели?..
Следующий этап: Грави-Вдаг километровый.
В детских хрестоматиях принято удивляться силище муравья. Крохотульки-трудолюбцы волочат соломинку по травяным джунглям. А соломинка та, как бревно для нас, даже больше бревна, как мост, задранный на колокольню.
И с детства, всю жизнь ахаем и завидуем муравьям мы, бессильные бедняжки. Нам бы такую силушку — бревна на колокольню забрасывать.
Но во владениях волшебника видел я воплощения детской мечты.
Строится дом. Строится, как обычно, — из блоков. Блок — комната, блок — ванная, блок — кухня. Но двое рабочих, поставив комнату на носилки, неторопливо несут ее на монтажный двор.
Подъемные краны? Есть и краны. Но работа у них помасштабнее. Когда одна секция смонтирована, скреплены девять квартир девяти этажей, зацепив верхнюю за окно, кран ставит все сооружение на место. Колышется в воздухе девятиэтажный столб. Рабочие руками подправляют его, чтобы точно уселся на фундамент. Вира! Вира! Майна помалу! Села. Сидит!
Телефонный звонок:
— Шеф, крыша тяжеловата, не справляемся. Убавьте вес.
— Хотите полную невесомость?
— Полную не надо. Еще улетит, не поймаешь. Оставьте два процента.
Секция, секция, секция. На них надевается крыша. Вот и дом сложен.
— Шеф, прибавьте вес. Усадочка нужна.
— Сто процентов веса?
— Не сразу. Полегонечку, треть, половину, полный вес, полуторный.
Веснушчатая рука ложится на реостат. Стрелка ползет по делениям. Килограмм весит триста грамм, полкило, потом полтора.
— Довольно, шеф. Достаточно. Спасибо.
Привыкают и к чудесам. Заказывают чудо по телефону.
Километровые Грави-Вдаги проникли в космос. Даю и такой материал.
Косматое солнце на черном небе.
Острозубые скалы с черно-зелеными тенями.
Тени ползут, текут и прыгают со скалы на скалу. Астероид летит по своей орбите кувыркаясь. Сутки продолжаются полчаса.
Дальний космос неприветлив, негостеприимен. Жутковатое нагромождение голых утесов — вот что такое космос. И космическая легкость не радует — стометровые шаги. Страшно плыть над ощерившимся утесом, не доставая грунта вытянутыми ногами. Несет куда-то без спроса. То ли в пропасть угодишь, то ли в пустоту вынесет.
Но вот прыжки закорачиваются. Двадцатиметровый шаг, пятиметровый, метровый… И уже нормальным шагом, ставя всю ступню на камни, подходишь к стальной двери, на которой написано: «Романтике вход воспрещается».
Комната как комната: шкафы, столы, стулья. На стул можно сесть, на стол положить бумагу, ее не унесет дыханием.
— Удобно? — спрашивает меня хозяин.
Он крутолоб, кудряв, плечист. Похож на грузчика, напялившего на плечи тесный праздничный костюм. Но Ульд, величайший из волшебников современности, властелин тяжести и легкости, считает его самым многообещающим из своих учеников.
— Разочаровывающе удобно, — говорю я. — Как дома на Вдаге. Забываешь, что ты в глубоком космосе. Действительно, романтика осталась за дверью.
— Этого мы и добивались, — говорит ученик волшебника. — Романтика хороша по воскресеньям, хороша для юнцов, изнывающих за партой шесть дней в неделю, десять месяцев в году. Им необходимо для разрядки необыкновенное. Но шесть суток необыкновенного утомляют, а десять месяцев вредят. Космос открыт уже давно, мы осмотрели его, удивились всему удивительному, теперь пора работать в космосе. А для работы нужна рабочая обстановка: стол, стул, тепло, уют… нормальная тяжесть. Вот на нашем пятачке космос приведен к норме. Здесь мы научной работой занимаемся, думать можем, не думая о неудобствах ежесекундно.
Отмечаю, что в этой статье впервые в поле зрения газетчиков попал Здарг, а не Ульд. Гравитехника разрослась, разветвилась, и Ульд уже не мог представительствовать всюду. Произошло естественное разделение труда на гравитехнику наземную (на влажную) и космическую. И Ульд предпочел взять себе Вдаг — близкий, видный и наглядный, а способного ученика задвинул в дальний космос. В результате Ульд на глазах у изумленной публики творил зримые чудеса, а Здарг где-то вдалеке был занят бескрасочной деромантизацией. Но, захватывая выигрышный раздел, Ульд упускал из виду будущее.
В космосе легче было развивать гравитехнику. Там нужна была повышенная гравитация, дешевая, выгодная, связанная с выходом даровой энергии. На Вдаге же требовалось понижать гравитацию, для этого энергию затрачивать или же придумывать хитроумные конструкции с вышками, башнями, дирижаблями, оттягивающими гравитацию вверх. Сложность и дороговизна тормозили опыты…
И в результате деятельный Здарг вскоре обошел своего шефа. Ульд все еще комбинировал километровые Грави-Вдаги на стройках Вдага, а Здарг начал монтировать тридцатипятккилометровый Грави-Вдаг на астероиде 4432, чтобы снабдить нормальной гравитацией целое небесное тело.
Позже Здарг назвал этот астероид «Фтях», что означает «маленький Вдаг», «вдажек». Превращение звонких согласных в глухие в его родном языке имеет смысл уменьшительный.
Но «Фтях» для нашего уха звучит как-то неизящно. Поэтому я предлагаю условное имя Астрелла — звездочка.
Нагромождение круч, пропастей, стен, ребристых и шишковатых, утесов, остроконечных, шлемовидных, округлых, зубчатых, игольчатых, ступенчатых, — вот как выглядела Астрелла, когда Здарг привез туда первую партию оборудования. Работу начали с сооружения шахты. Прежде всего надо было поместить гравистанцию в центр астероида, просверлить колодец в тридцать пять километров глубиной. К счастью, на малых легковесных телах сооружать шахты легче, чем на Земле или на Вдаге. Тяжести почти нет, подземных вод нет, горное давление ничтожное, можно обходиться без крепления.
Рай для шахтостроителей. Вся задача — пробить дыру в монолите. А дыру гравистанция проплавляла сама. Испаряла грунт под своей подошвой и постепенно погружалась в глубину.
Погружалась неторопливо и непрерывно, метра на четыре в час, примерно на сотню метров в сутки. Около года продолжалось все путешествие в центр астероида. Наконец станция прибыла на место назначения, улеглась в точке, куда все тела притягиваются, а притянувшись, не весят ничего. Наступил торжественный момент, когда Здарг нажатием кнопки мог подарить астероиду солидное тяготение.
Весомость Астреллы родилась в пыли беззвучных обвалов.
Чудом державшиеся прихоти природы — все эти каменные рога, консоли, навесы, иглы, арки — рухнули, обретя солидный вес, каменными лавинами покатились в долинки и ущелья. Астрелла осела под добавочной нагрузкой, как проседает подтаявший снег весной. И долго еще она вздрагивала от обвалов, как бы утрясаясь, стряхивая ненадежные выступы и излишние украшения.