В конце пути (сборник) - Страница 2

— Вот что, ангел, — сказал Федя, — если ты такой уж застрельщик летателей, дан хоть примерить крылья...

Степан нравился нам тем, что абсолютно не умел отказывать в просьбах. Его генератор ароматов побывал на вечеринках всех факультетов, а на подводном мотоцикле и сейчас бороздят его приятели дно Москвы-реки. Но на этот раз последовал робкий отказ:

— Видишь ли, я бы дал тебе эту штуку, но ты собьешь мне настройку, понимаешь?

— Не понимаю, — ответил Федя.

— У каждого своя система биотоков, и машину нужно к ней приноровить, приладить. Это дается тренировкой: машина сама помаленьку настраивается. И всякий новый хозяин вынужден заново настраивать крылья. Вы же знаете, братки, что моя модель старая, тренировки с ней уйма.

— Зачем же ты взял ее, такую плохую?

— Какую дали.

Галя говорила потом, что Степан здесь скромничал и недоговаривал. Ему будто бы предложили архиновейшую модель. Он же предпочел старую, чтобы лучше натренировать себя и легче приспосабливаться к усовершенствованным машинам, если это понадобится.

Шли дни. Энтузиаст летания целиком отдался своему увлечению — думал только о крыльях, ходил всюду с ними, даже на ночь оставлял их на себе, приучившись спать на животе.

Итог получился плачевный: тройка по звездной динамике и несданный зачет по теории нейтрино.

Провал зачета произошел при довольно нелепых обстоятельствах. Степан явился в аудиторию по обыкновению крылатым. Получив задание, он разнервничался, и это привело к неожиданному результату: крылья вышли из повиновения, да так, что он и сам не заметил. Сначала тихонько развернулось правое, и уткнулось в лицо одной студентки. Не поняв, в чем дело, та подняла крик. Степан растерялся — и тут же потерял управление над левым крылом. Оно пронеслось на волосок от уха остолбеневшей старушки-преподавательницы.

Целую минуту длился бунт крыльев. Невозможно было без хохота смотреть, как незадачливый летатель пытался восстановить растерянную систему биотоков. К счастью, все окончилось относительно благополучно, если не считать опрокинутой чернильницы. Виновник происшествия был, конечно, удален с зачета.

Вскоре как карающий меч нагрянуло курсовое бюро.

Первым выступил наш аккуратный, строгий, знающий во всем границу умница-секретарь. Он потребовал от новоявленного кандидата в летатели прекращения безобразий, поднял вопрос об отправке письма в клуб "Живые крылья" с просьбой до летних каникул изъять у Степана крылья и воздействовать на него по спортивной линии. Потом встал Федя Артюхов и поддержал секретаря.

Обстановка складывалась серьезная. Отнять у Степы заветную игрушку, пожалуй, было бы слишком жестоко. И когда его пригласили высказаться, все ждали, что он будет просить о помиловании. Куда там! Он заговорил совсем о другом — о координации волевых усилий, о переформировании функций двигательных центров мозга. Вдавшись неожиданно в палеонтологию, начал доказывать, что в каменноугольный период предки человека были "почти" летающими ящерами.

— Стало быть, — вещал Степан, — у нас остались следы забытых рефлексов полета. И они должны быть воскрешены!..

Все это было совсем не на тему, но звучало небезынтересно. Мы слушали, развесив уши. Оратор понял это и разошелся. Под конец он опять стал уговаривать ребят завести в нашем спортклубе секцию летателей.

Предложение, понятно, признали несвоевременным. А когда Степану снова задали строгие вопросы о его учении и неугомонных дебоширах-крыльях, он ответил:

— Непроизвольных движений машины больше не будет. Первая фаза тренировки закончена. Тренер клуба разрешил мне надевать на крылья резиновые пояса. А учебные дела обещаю подогнать за месяц. Даю честное комсомольское.

Бюро решило поверить Степану, ибо человек он был все-таки хороший и раньше не безобразничал.

Многим на этом собрании очень хотелось узнать, что такое "фазы тренировки", почему первая уже закончена, в чем заключается вторая. Но вопросов не задавали. Неудобно. Ведь как-никак Степан должен был чувствовать себя провинившимся юнцом, а не мудрецом, просвещающим неучей.

Зато на другой день после лекций нашего кандидата в летатели окружило плотное кольцо любопытных, и он с важным видом ответил на вопросы.

Выяснилось, что всего фаз пять.

Первая — привыкнуть держать машину неподвижной. Степан уже научился этому (если не вспоминать о досадном событии на зачете).

Вторая фаза — усилием воли, а затем и спокойным приказом мысли разворачивать и сворачивать лопасти. И с этим делом Степа кое-как справлялся.

Третья фаза — овладеть взмахами крыльев. Этого еще Степан не умел.

Четвертая (самая трудная) фаза — прыжки и планирование.

Пятая фаза — полет.

Все обучение должно занять несколько месяцев. В конце концов крылья станут гибкими и подвижными, полностью подчинятся автоматическим командам биотоков мозга, органически вольются в многоступенчатую иерархию анализа и синтеза нервных сигналов.

Ну и сложна же была машина! Степан показал нам ее принципиальную схему. Тончайшая паутина синтобиопроводников и хемогенераторов, хитроумнейшее переплетение искусственных мышц, искусственных нервов, идущих от контакторов, сеть каналов биоснабжения, расходящихся от искусственных сердец и приемников питания.

— Обратите внимание на "рты" машины, — вразумлял нас Степан тоном маститого лектора. — Силовой сок в них подается под давлением впрыскивается с помощью шприца. О "сытости" или "голоде" крыльев сигнализируют вот эти индикаторы. Если они оранжевые — значит, машина обеспечена соком. Если синие или фиолетовые — питания недостаточно.

Мы заглянули в глазки индикаторов и ясно увидели, что они были совсем синие.

— Что ж ты ее моришь голодом?!

— Режим! Все строго по часам.

Но тут прибежала Галя и заявила, что как раз в данный момент Степан злостно нарушает режим питания крыльев.

— Ты заболтался, уже полчаса как тебе пора кормить...

И летатель отправился потчевать свою машину таинственным силовым соком.

К трапезе крыльев мы допущены не были. Тем не менее мы ушли, впитав в себя еще одну крупицу степановского энтузиазма.

Следующие фазы тренировки Степана проходили для нас незаметно. Вечерами он исчезал в своем клубе и занимался под руководством тренера. Мы не замечали тогда, что вместе с ним пропадала Галя.

Близился конец шестого семестра. Все старательно готовились к экзаменам.

Степан же даже в самые горячие дни не прекращал тренировок. И вместе с ним усиленно тренировалась Галя, которую благодаря заботам Степана не только приняли в клуб "Живые крылья", но и наделили отличной машиной МИ-10 — со множеством новшеств, чуткой, легкой в управлении, требующей куда меньше усилий в тренировке. Тогда мы этого не знали. Все выяснилось после последнего экзамена на традиционном спортивном балу в Лужниках.

Сумерки ласкового июньского дня были раскрашены зеленью парка, напоены разноголосицей хоров и оркестров. Звонкий смех, аплодисменты, слова спортивных команд...

Наши ребята затеяли на набережной летучие акробатические соревнования. Они только начались, как вдруг через рупоры послышался спокойный голос диктора.

— Через пять минут со шпиля университета стартует следующая пара летателей. Астрофизический факультет, группа тридцать два. Галина Круглова и Степан Додонов, крылья МИ-10 и МИ-7. Повторяю. Через пять минут...

Позабыв о соревнованиях, мы принялись смотреть на площадку шпиля университетского здания.

— Вон, вон они, — раздались крики.

На фоне неба вырисовывались фигурки со стрелками крыльев, такие маленькие подле громады шпиля. Вот одна из них бросилась с балкончика. Крутой вираж — и она взмыла ввысь. Орлиные мерные взмахи крыльев несут ее над Москвой-рекой и возвращают к балкончику шпиля.

А вот две фигурки кидаются в воздушную ширь, мчат к нам на стадион, парят над зеленым лугом, куда мы сбегаемся и изо всех сил кричим "ура". Какое нам дело до того, что на бал слетелось еще несколько пар крылатых счастливцев из других институтов. Мы следим только за своими. Мы машем им, зовем, торжествуем. Ведь это наш Степан, наша Галочка, наши Дедал и Икар двадцатого века!