В каждой избушке свои... - Страница 1

Совсем, казалось бы, недавно у них была старая квартира — в новостройке на окраине. Теперь новая — в старом, очень старом, позапрошлого века, доме, десять минут от метро «Тургеневская» вдоль прудов. Витражи в подъезде. Портьеры до пола, словно украденные из музея. Огромная, под бальные танцы отполированная, парадная комната. Поперёк неё — стол. Здесь, а ни в коем случае не на кухне, полагается завтракать и ужинать. Ритуал совместной трапезы. Добившаяся преуспеяния семья. Вечером в половине одиннадцатого — утром в шесть часов ровно. Зимнее утро, заслуживающее звания полярной ночи, закрывает окна чёрными печными заслонками, но супруги уже за столом. Друг против друга. Глаза слезятся от навязчивости электрического света, отгоняющего благодать самых непробудных, самых фантастических предрассветных снов, но разве любящая жена предпочтёт лишний часок дремоты часу пребывания с мужем? Ведь она целый день его не увидит! Ранний завтрак — то редкое время, когда им удаётся поговорить…

— Ты опять положила вилку справа, — говорит Илья.

Соня потупляет глаза — нерадивая служанка, заслужившая выговор. Её пальцы с бледными ногтями теребят черенок ножа, замершего возле тарелки — справа, как определено по правилам ножу.

— Но ведь всё равно этот прибор лишний, — шепчет Соня ножам и вилкам. — Там же никто не сидит…

— Очень скоро там будет сидеть наш сын, и ты это прекрасно знаешь. Обязана знать. — Когда Илья сердится или пьёт горячий чай, крупная родинка на левом крыле его носа раскаляется, становится цветом как нижняя полоса российского флага. Сейчас Илья пьёт горячий чай — но вдруг при этом он ещё и сердится? — Ребёнка нужно с самого раннего возраста приучать к порядку. А как это, спрашивается, сделать, если его мать невозможно заставить соблюдать порядок? Не-воз-мож-но!

— У меня столько хлопот с малышом… — Голос Сони крепнет. Нервные процессы, связанные с выделением тепла, нарастают и в ней.

— Другие женщины успевают растить детей, при этом ещё и работают.

— Ты же мне не позволяешь работать!

— Потому что тогда ты совсем ничего не успевала бы! При твоей медлительности… При твоей неорганизованности… Забросила бы дом, запустила ребёнка. Для нас троих лучше, когда деньги в дом приношу я. Правда, дорогая?

Илья тянет руку через стол потрепать жену по тёмным волосам, про себя отмечая, что ей пора вымыть голову. Соня послушно сносит прикосновение, пытаясь припомнить, когда муж начал обращаться к ней с этим глянцевитым картонным словечком «дорогая»: ещё на старом месте жительства, когда фирма впервые начала приносить доход, или уже здесь, в этой квартире, являющейся наглядным подтверждением достатка? Внутри супругов ещё лопаются пузырьки кипящей воды, но температура взаимного напряжения понизилась. Пар не вырвался наружу. Наверное, это к лучшему.

После завтрака Илья ещё раз посещает туалет, и до того, как по коридору пронесётся, точно дуновение водопада, шум спускаемой воды, у Сони есть время, чтобы сгрести со стола посуду и поставить в раковину. Мыть не стоит: вымоет Полинара. Зато в число Сониных неотъемлемых обязанностей входит провожание мужа до дверей. Пока он утрамбовывает себя в пальто, недавно купленное, но успевшее стать узковатым в области животика, Соня, подняв молочно светящееся лицо, созерцает круг лепнины, откуда свисает скромная круглая люстра с греческим орнаментом. Лепнина здесь повсюду, как сыпь на аллергике, но прихожую всё-таки Соня ненавидит меньше, чем другие места в квартире. Может быть, из-за того, что цепь ежеутренних обязанностей здесь заканчивается — и, от ухода Ильи до пробуждения Шушки, у неё в запасе часа два-три. Первым делом Соня займётся гаданием на предстоящий день. Чем больше она отдаёт времени карточной колоде, тем точнее получается у неё предсказывать мелочи однообразного бытия. Как-то раз выпало: «Угроза сверху», — и действительно, у верхних соседей сорвало шланги со стиральной машины, получился настоящий потоп, который Соня предупредить, конечно, не смогла, зато предвидела, как удобно… Но, за вычетом определения сегодняшнего вектора судьбы, остаётся немало времени. На что она его потратит? Ни на что. Вот это и ценно. Иногда тихонько смотрит на кухне по широкоэкранному телевизору дряхлые фильмы о счастливых доярках и процветающих колхозах, которые ни за что не поставят в программу в прайм-тайм. Иногда даёт увлечь себя мусорному романчику об убийствах, купленному возле метро в киоске «Союзпечать», похожем на тёмный улей, из летка которого закоченевшая продавщица смотрит на Сонину чернобурую шубу осуждающе. Книги, ванна, кино — все способы подходят, лишь бы чувствовать, как уходит время. Навсегда. И пусть. В конечном счёте, правы гадальные карты: чему быть, того не миновать. И повсюду правит предопределение.

Наконец-то Илья, снабдив жену очередными сложными инструкциями по домоводству, дал поглотить себя гулкой лестничной клетке и дневным делам! Освобождённая Соня проходит коридором, выложенным квадратиками уникального дореволюционного паркета, в комнату Ильи. Так исторически сложилось: Соня с ребёнком — в одной комнате, Илья — в другой. Ребёнок

визжит?

не засыпает без мамы, глава семьи нуждается в полноценном отдыхе. Илья обособился, уверенный, что отныне он автономен. В его логовище даже преданной Полинаре вход воспрещён. Но Соня в утренние часы не признаёт запретов. К тому же в комнате Ильи нет ничего запретного. Сюда можно было бы водить экскурсии: полюбуйтесь, как выглядит комната самого аккуратного человека нашей эпохи! Устыдитесь. Возьмите с него пример. Строгая и стройная система — странная, правда, для постороннего взгляда: шариковые ручки и карандаши на письменном столе разложены кучками по три штуки; треугольное кресло; разноцветные стопки клейких листов для записей расположены так, чтобы из них складывались треугольники… Непонятно. Так же, как Соня до сих пор не понимает, несмотря на все внушения, зачем ставить к завтраку дополнительный прибор, из которого никто не ест? Ну, да пусть, главное, подушка, будто в пионерлагере, острым уголком кверху, на покрывале — ни складки, книга… Книга?

Книга поразила Сонины чувства дуплетом, точно из двустволки. Во-первых, совсем не похоже на Илью — бросать книгу, небрежно вбив её, толстую, в щель между диваном и стеной. Во-вторых, такой книги у них в доме не было. А по сравнению с третьей новостью — словами, которые значились на корешке — две первые мигом съежились и отступили в тень. Не заботясь о сохранности переплёта, Соня рванула этот чужой, опасный, неведомый предмет. На обложке значилось крупными буквами то же, что на корешке. Никакого сомнения. Верь глазам своим.

Но зачем ему это? Откуда? С какой стати?

Время, которому Соня минуту назад позволяла утекать сквозь себя неощутимо, превратилось в субстанцию весомую и драгоценную. До вторжения Полинары, до пробуждения Шушки Соня обязана пролистать учебник для медвузов «Психические болезни» и разобраться: что Илья в нём искал?

После вчерашней оттепели дороги, даже в центре, обледенели, и Илья не удержался, чтобы не ругнуть коммунальные службы. Разве возможен в стране с таким климатом нормальный капитализм? Его настроение слегка смягчило то, что зимняя резина осиливала самую скользкую дорогу. Вообще-то он имел право ездить на служебной машине с шофёром, однако предпочитал рулить на собственной «Хонде». Не из демократизма и не во имя экономии средств, как могли думать подчинённые… Просто шофёру трудно объяснить некоторые вещи. Как, например, скажешь, что если на дороге впереди появится машина красного цвета, её надо обогнать любой ценой? Приказать обогнать — можно, объяснить — нельзя. Внутри себя Илья отлично понимал: красный цвет символизирует успех; обгоняя красную машину, он заряжается везением. Но он также отлично понимал, что таким знанием нельзя делиться ни с кем. Оно — для него одного. Будучи вынесено на всеобщее обозрение, оно потеряет силу.