В глухом углу - Страница 39

— Не могу, — честно признался Усольцев. — Надеюсь на это, а поручиться — не берусь. Говорю тебе, многое в нашей молодежи мне самому темно…

Саша гордился своим мужественным поведением у начальства. Он с наслаждением повторял каждое слово беседы. Виталию даже помыслить было страшно, что такой разговор мог произойти. Вечером в комнату вошел Вася и угрюмо спросил, все ли выйдут завтра? Саша, вскочив, попросил Васю убираться своим ходом, пока не вышибли. Виталий, не глядя на Сашу, пообещал выйти на работу. Семен все больше хмурился.

— Брось, Саша, говорю как товарищу. Поволынили, хватит. Не силой же тебя тащить!

— Не твое дело, понял? — обрезал его Саша. — Не лезь, куда не просят. Ты здоровый, а я отчаянный! — Не выйдет, если силой!

Георгий вернулся за полночь, когда все спали. Утром Семен, сохранивший солдатскую привычку быстро подниматься, оделся раньше и собрался уходить, но его задержал Георгий.

— Прихвати Сашка, Семен. Он без помощи не может. — Георгий подошел к брату и потрепал его по плечу: — Солнышко проснулось, Сашок. А может, не солнышко, а пурга, но дети в школу собираются. Не прозевай случая быть аккуратным.

— Отстань, Жорка! — со злобой сказал Саша. — Я теперь полный отказчик от работы. Никуда из комнаты не выйду.

Георгий ласково наклонился над ним.

— Не клевещи на себя, Сашок, — выйдешь. Сам же знаешь, что выйдешь. Одно лишь пока не ясно — на ногах пойдешь или на руках вынесут? В ближайшие три минуты определится…

Саша глядел на него, как затравленная крыса.

— Жора, не лезь! Драться буду!

Георгий весело кивнул головой.

— Дерись, дерись! Отстаивай самостоятельность. Между прочим, две минуты уже прошли.

Саша стал подниматься. Георгий снова потрепал брата по плечу:

— Так-то лучше, Сашок. Новая жизнь требует жесткой дисциплины. Последняя минута кончилась, забастовка — тоже. Желаю успеха в борьбе с нормами. Как там прислужник моих вещей? Не забыл, что ему относись брюки на работу?

Виталий вскочил, не дожидаясь, чтобы у него с Георгием повторился такой же разговор, какой произошел с Сашей. Семен подождал их, и они вместе зашагали на участок.

В этот день Виталий работал машинально — брал кирпич, пристукивал его, заделывал раствором. Мысли его метались вдалеке от того, что совершали руки, и, может, от этого рукам стало легче — хоть нормы он и не выбрал, но почти подобрался к ней. Виталий остался безразличен и к собственной хорошей работе. Он не ответил Леше, издевавшемуся над неудавшейся забастовкой, не заговаривал с девушками. Проходя, он толкнул нечаянно Лену.

Она зло сверкнула глазами. Все знали, что лучше ее не задирать, она не спускала парням грубости. Лена сказала, словно выстрелила:

— Мог бы и извиниться!

— Извини, — ответил он так уныло, что она удивилась.

Светлана догадалась, что его убитый вид и старательность к работе — от страха перед наказанием за вчерашний невыход.

— Ты не тревожься, — сказала она. — Прораб обещал, что происшествие замнут.

Виталий хотел ответить, что вчерашнее происшествие его не заботит, все эти отказы от работы — пустяки в сравнении с трагедией, разыгравшейся с ним лично. Он хотел сказать, что ни до него не было, ни после него не будет человека, попавшего в такой невероятный переплет, в каком очутился он. Он прослезился, подумав о безмерности разразившегося над ним несчастья, и отвернулся, чтобы Светлана не увидела слез.

— Я не тревожусь, просто нездоровится.

Несколько минут Виталия одолевала дикая мысль, сгоряча она показалась убедительной — пожаловаться начальству или в комитет комсомола, что Георгий завлек его в опасную игру, воспользовавшись его неопытностью. Но потом он сообразил, что карты его, а не Георгия, тот докажет, что и игру предложил Виталий, и сам ставил вещи против банка, и расписки на будущую зарплату писал добровольно. Такие жалобы добром не кончаются, с Георгия, как с гуся вода, а месть он затаит. У этих людей строго, раз проиграл — плати! В колонии ему пришлось пострадать, пока он выплатил проигрыш, он поступит со мной так же, как с ним поступили, а нет — жестокая расплата, по всем их воровским законам! Виталий содрогался, представляя, как нож распарывает ему живот, это было скверное ощущение.

— Ничего! — утешал он себя. — Хуже быть не может. Я на дне, дальше падать некуда.

Однако в этот вечер Виталию пришлось убедиться, что некоторые пропасти бездонны. Георгий первым уселся за стол и предложил Виталию занять место напротив.

Семен широко раскрыл глаза, увидев, чем они собираются заниматься. Саша улегся и не поднимал головы, дух его был сломлен.

— Итак, продолжим наши бдения, — сказал Георгий, тасуя колоду. — На какой сумме мы остановились, Вик?

— Я против карточной игры, — строго сказал Семен. — Этого одного не хватало у нас!

— Не игра, а шуточки, — возразил Георгий. — Небольшое судебное дельце по старым счетам. В качестве свидетелей привлекаются валеты и дамы, коронованные старички и некоронованные тузы, десятки и девятки и прочая шестерня.

— Начинается с шуточек, а кончается резней на зарплату.

— Не волнуйся, Семен, никакой зарплаты на наши шуточки не хватит.

В этот вечер Виталий играл лучше. Был момент, когда он отыграл прежние обязательства и на столе появился костюм. Каждый перетаскивал его в свою сторону, он опять возвратился к Георгию. За костюмом поплыли новые долговые расписки, Виталий выпускал их по сотне тысяч рублей в бумажке, но и они не спасли. Через часок Виталий был сокрушен.

— Ты проиграл ровно пять миллионов, — подвел итог Георгий. — Интересно, сколько лет тебе потребуется прожить, чтобы покрыть задолженность? Жаль, что в наше время не существует благородного обычая платить карточные долги в трехдневный срок. Вот бы пришлось тебе побегать!

Виталий в отчаянии попросил:

— Сыграем еще.

— Можно, Вик. Но только шагнем дальше. Мелко возиться с миллионами, когда способен на миллиарды. Я хочу внести ясность в обстановку. Ты, конечно, понимаешь, что сам по себе уже не существуешь? Я выиграл тебя со всеми потрохами.

— Признаю, — тихо ответил Виталий. Георгий сказал ему лишь то, о чем он сегодня так горестно размышлял.

— Но ты, надеюсь, не служитель культа личности? — продолжал Георгий. — Я имею в виду собственную твою личность, мою ты должен отныне суеверно обожествлять, как символ жестокого хозяина. Так вот, я хочу сделать тебе предложение. Играем на твоих потомков, на все грядущие поколения, начало которым положишь ты. Первое поколение я оцениваю в миллион, второе в десять миллионов, третье в сто и так далее — понимаешь?

— Понимаю, — сказал Виталий. В нем заговорила совесть. — На детей и внуков я не играю. Только на себя.

Георгий удивился.

— Ты в своем уме, Вик! А что есть в тебе собственного? Нет, кроме твоих несуществующих внуков, у тебя ничего не остается.

Воля Виталия была парализована, после недолгого сопротивления он сдался, и еще через некоторое время совершилось непоправимое. Виталий проиграл своих детей, внуков, правнуков, а лотом обрушились в кабалу следующие генерации. Одни правнуки десятого колена отчаянно сопротивлялись, они выручали неоднократно и себя и своих отцов, дедов и прадедов, но в конце концов и их прихлопнула несчастная карта.

— Теперь — конец! — удовлетворенно сказал Георгий. — Больше играть не на что. Все, что можно было добыть, добыто. Остаются пустяки — обеспечить равномерное поступление выигранного, так сказать, стрижку поколения за поколением. А, Вик? Не вздумай оставаться холостяком, ты обязан произвести потомство. И — не откладывая, я не хочу долго ждать. Придется тебя женить. Так как ты моя вещь, то я приставлю тебя к жене, которую сам выберу, а твое дело маленькое — производить моих детей и передавать их мне по мере подрастания. — Георгий, помолчав, с унынием покачал головой. — Мне пришла в голову страшная мысль, Вик. Что, если ты втихомолку пренебрежешь обязанностями мужа, как я тебя проконтролирую? По науке рабский труд малопроизводителен, даже если раб работает в качестве производителя. Достаточно любовь вменить в обязанность, как она перестанет быть увлечением. О, эта проблема из проблем!