В этом голубом свете (ЛП) - Страница 15
Дракон сопит. И затем его глаза медленно открываются.
Когда этот ледяной синий взгляд останавливается на нём, Чимин не чувствует себя замерзшим или напряжённым. Вместо этого он тепло улыбается и сильнее прижимает свою руку к месту между ноздрями Юнги.
— Привет, Юнги.
Юнги мягко поднимает свою голову, чтобы не сместить руку Чимина, но в его взгляде есть некая осторожность. Как будто он не совсем уверен в том, реально ли Чимин находится здесь или, если это так, тогда он думает, что Чимин может исчезнуть, если только он отведёт свой взгляд в сторону.
— Я рад, что снова нашёл тебя здесь, — говорит Чимин, всё ещё улыбаясь, пытаясь донести до Юнги, что он никуда не уйдёт. Он мягко смеётся. — Хотя, если бы мне пришлось обыскать все леса на всех горах, чтобы найти тебя, я бы сделал это. Но это, возможно, заняло бы больше времени.
Юнги издаёт какой‑то звук. Это похоже на вопрос.
В ответ Чимин просто целует Юнги в нос.
Когда он отстраняется, глаза Юнги становятся большими, и если бы драконы могли краснеть, то он, вероятно, был бы сейчас красным. Этот вид заставляет Чимина захихикать, но он должен сдержаться, чтобы сказать:
— Как ты думаешь, ты можешь сменить обличье прямо сейчас? Чтобы мы смогли поговорить?
Юнги просто продолжает смотреть на него в течение ещё одной минуты. Чимин терпеливо ждёт, пытаясь не подавать виду, что ему от напряжения хочется переминаться с ноги на ногу. Наконец, Юнги кивает, и Чимин с благоговением наблюдает, как тело перед ним сверкает в солнечном свете, прежде чем сжаться и упасть вниз.
И вот, там уже Юнги, стоящий в месте дракона, такой же красивый.
И он совсем, совсем голый. Кашляя, Чимин вежливо отводит глаза, пока Юнги ползает в поисках одежды. Только когда горло прочищено, Чимин поднимает взгляд снова, чтобы обнаружить, что Юнги надел простые грязные коричневые брюки и рубашку, которая знавала и лучшие дни. Есть что‑то почти застенчивое в том, как он стоит там, ожидая, когда Чимин скажет хоть что‑нибудь, и Чимину становится интересно, специально ли Юнги надел одежду получше во второй раз, когда они встретились в этом его обличье, чтобы произвести на него впечатление.
Эта мысль заставляет Чимина покраснеть, но она также вызывает в нём порыв нежности к другому. Странность Юнги, теперь он понимает это, происходит от его неловкости в общении с людьми. И это просто покоряет.
В конечном счете, это Юнги, кто заговаривает первым, тем же самым грубым голосом, который у него бывает после периодов, когда он не разговаривает вообще.
— Ты вернулся.
В этом, кажется, есть недоверие, но также и какая‑то надежда.
— Конечно, я вернулся, — говорит Чимин. — У меня всё ещё есть, что сказать тебе, а ты просто улетел от меня в прошлый раз.
Юнги краснеет, как будто он смущён, но ничего не отвечает.
Чимин не сдерживается.
— Почему ты просто не сказал мне с самого начала, что ты и дракон — это одно и то же?
Лицо Юнги приобретает ещё более красный оттенок. Он отводит свой взгляд в сторону и смотрит на одну из груд сокровищ, разбросанных вокруг них. Когда он говорит, Чимин вынужден напрячь слух, чтобы услышать его.
— Я всё ещё не был уверен, мог ли я доверять тебе. Ты пришёл сюда со своим другом, вопящим о том, что я украл что‑то, а я этого не делал.
Теперь очередь Чимина краснеть от смущения. Он всё ещё не извинился за это. Потом он собирается представить Юнги своим друзьям и заставить Тэхёна принести ему извинения десять раз.
— Я правда, правда очень сожалею об этом. У меня, действительно, не было способа узнать, был ли он у тебя или нет, потому что большее время ты был в облике дракона, и… подожди. Ты мог бы просто сказать мне об этом, когда ты был человеком!
— Как я сказал, я не был ещё уверен, мог ли я доверять тебе, — упрямо бормочет Юнги.
— Даже после первого дня?
Юнги всё ещё не смотрит на него. Он говорит:
— Я боялся, что ты уйдёшь, как только узнаешь, что здесь ничего нет, и забудешь обо мне. — После этого его губы сжимаются в тонкую линию, прежде чем он издаёт долгий, усталый вздох и, наконец, смотрит на Чимина печальными глазами. — Наверное, считается, что я обманывал тебя, и я очень сожалею об этом. Я не должен был удерживать тебя здесь дольше, чем ты этого хотел. Я был эгоистичным.
Чимин обдумывает это в течение секунды. Он осторожно говорит:
— Я хотел быть здесь.
Глаза Юнги слегка расширяются, но Чимин поднимает руку, чтобы показать, что он ещё не закончил.
— Хотя, это правда, что было бы не очень хорошо, если бы ты просто никогда не сказал мне, что у тебя не было ожерелья, мне, пришедшему сюда по своей собственной воле. И я бы сильно разозлился, если бы ты скрывал это дольше, не говоря мне, так как в конечном счёте мне захотелось бы вернуться домой к моим друзьям.
— И ты можешь, — говорит Юнги всё ещё с теми печальными глазами, и Чимину хочется, чтобы он просто посмотрел на него и выслушал то, что он говорит. — Ты не должен беспокоиться обо мне.
— Но я беспокоюсь! — Чимин поднимает руку, чтобы зачесать свои волосы назад и слегка потянуть за них, чувствуя себя немного расстроенным. — Я, действительно, волнуюсь, Юнги. Я беспокоюсь о тебе! И если бы ты просто послушал, тогда мы перестали бы ходить вокруг да около. Поэтому, пожалуйста, выслушай меня.
Делая глубокий вдох, Чимин успокаивается и сокращает расстояние между ними. Юнги просто стоит там, застыв, глядя на Чимина огромными глазами, как будто он не совсем понимает то, что происходит. Чимину хочется схватить его за плечи и отчаянно потрясти, пока он не поймёт, точно так же ему хочется утянуть их обоих вниз на нагретую землю и целоваться до тех пор, пока он уже больше не сможет дышать.
Вместо того, чтобы сделать любую из этих вещей, он просто обнимает Юнги за талию и прячет своё лицо, утыкаясь ему в шею.
Он тёплый, отмечает Чимин. Не такой тёплый, каким он был ночью, когда они обнимали друг друга под звёздами и, конечно, не такой тёплый, как тогда, когда они целовались, но Чимин всё же впитывает эту теплоту, как человек, который застревает в середине зимы на слишком долгое время. Юнги напряжённый в его объятии, но он не делает ни единого движения, чтобы оттолкнуть Чимина.
— Я беспокоюсь о тебе, — снова говорит Чимин, и его голос слегка приглушён кожей Юнги. — Я ни о чём не жалею. Я не жалею, что пришёл сюда и провёл неделю с тобой. Я не жалею, что узнал тебя, и как дракона, и такого, какой ты есть сейчас. Я не жалею ни о чём из этого, и если откровенно, мне немного больно от того, что ты продолжаешь думать, что я просто легкомысленно отбросил бы всё это в сторону.
— Прости…
Чимин сжимает талию Юнги и пытается успокоить его.
— Позволь мне закончить. Ты мне нравишься, Юнги. Мне нравится проводить с тобой время, всё равно как, купаться ли в озере или пытаться разжечь дурацкий костёр, или просто дремать вместе. Ты мне нравишься в облике дракона, и ты мне нравишься, когда ты человек. Мне нравитесь вы оба. И мне… мне нравится целовать тебя, и держать тебя вот так, и находиться у тебя в руках так же, как когда мне было холодно. Я хочу продолжать делать всё это. — Он чувствует, что краснеет, но он продолжает, пряча своё лицо. — Я хочу узнать тебя лучше, Юнги.
Он судорожно вздыхает, чувствуя себя так, как будто он только что бегом взобрался на гору, и спустился вниз, после того, как надорвал своё сердце. Затаив дыхание, он ждёт ответа Юнги, но после нескольких секунд он всё ещё его не получает.
Сердце Чимина начинает замирать. Он медленно ослабляет свои объятия и отстраняется, готовясь к худшему. Но когда он встречается взглядом с Юнги, неуклонно растущее в его груди чувство, что он будет отвергнут, сразу же исчезает, и вместо этого, выражение его лица становится шокированным.
Юнги плачет.
Но не похоже, что он страдает от боли, физической или эмоциональной. Наоборот, есть что‑то в его лице, похожее на удивление, которое почти граничит с недоверием. Он молча смотрит на Чимина, приоткрыв губы, его глаза широко открыты, несмотря на то, что из них тихо льются слёзы, и мозгу Чимина требуется всего лишь секунда на то, чтобы включиться и ответить. В отчаянии он берёт лицо Юнги в свои ладони и вытирает слёзы, проводя большими пальцами по его коже под глазами.