В его глазах (СИ) - Страница 44

Я заржал, не сдержавшись. Соня, хлопая ресницами, обернулась и посмотрела на меня как на психа.

- Ты тупая блядь, Софи, ну честно! – простонал я, отмеявшись. – Никакой у меня нет болезни, я тебя развел, а ты повелась и показала, что говно не в моих выдуманных памперсах, а внутри тебя. Так что пошла нахуй, дорогая, и боюсь тебя разочаровать - ни один нормальный парень тебя такую в жены не захочет.

Если честно, даже обидно не было нисколько.

- Вик-чан! – окликнули меня сзади. Я медленно обернулся, зная, кого увижу. Мама Юри спешила ко мне с улыбкой. Странно, разве она не ненавидит меня, как ее сын?

- Ты еще тут? Свали в туман побыстрее, пожалуйста, - кинул я все еще топчущейся рядом Софии. Та, покраснев от злости, выдала такую порцию мата, какую даже я не повторю, попыталась пнуть меня каблуком – я увернулся – и гордо отчалила. Надеюсь, навсегда и прямо в ад.

Я неуверенно глянул на подошедшую Хироко. О чем она хочет поговорить со мной?

- Эта девочка хотела тебя пнуть? – уточнила она. – Ты ее чем-то обидел, Вик-чан?

- Скорее она меня обижала несколько лет. Вы…что-то хотели?

- О, я хотела поздравить тебя! – она обняла меня, правда, мне пришлось наклониться для этого. Какое же облегчение, что мама Юри продолжает относиться ко мне хорошо! Правда, я не уверен, она вообще знает, что между нами с ее сыном что-то произошло?

- Вы поссорились с Юри? – словно прочитав мои мысли, поинтересовалась женщина, гладя меня по голове и отстраняясь с той же вечной улыбкой. – Ничего страшного, вы обязательно помиритесь! Он так тебя обожает, все разговоры исключительно о тебе, Мари, кажется, даже устала от этого. Хвалил постоянно и так мило краснел при этом! – она хихикнула. - Как я уже сказала, если бы ты был девочкой, он бы точно сделал тебе предложение. Впрочем… - она задумалась. Я ждал продолжения, трепеща от нахлынувших откровений. – Впрочем, я слышала, мужчинам тоже жениться можно. Не то чтобы я была поклонницей таких отношений, но я рада, когда рад мой сын, а вы с Юри словно созданы друг для друга.

Я слушал, не дыша. Трясущиеся руки пришлось спрятать в карманы. Это что, сон? Шутка какая-то? Это Юри подговорил свою маму так жестоко отомстить мне? Если все, что она говорит, окажется розыгрышем…

- Вы хорошеете и меняетесь, когда рядом, почти светитесь. И смотрите друг на друга так, как даже мы с Тошией в молодости не смотрели, а мы, на минуточку, уже почти тридцать лет живем душа в душу. Если тебе нужно будет наше благословение, то мы его даем, дорогой, - закончила она и потрепала меня по щеке, словно ребенка. - Я всегда говорила, что дело не в том, кого ты любишь, а в том, как ты любишь.

Не знаю, что тут сказать. Это точно сон.

- Как он? – пробормотал я непослушными губами.

Лицо у нее стало обеспокоенным.

- Он был очень грустным, когда вернулся перед твоим выступлением, кажется, даже плакал. И когда ты катался, он так рыдал, мы еле успокоили! - внезапно ее тон сменился на строгий. Я непроизвольно вздрогнул и вытянулся в струнку. - Виктор, я не могу видеть, как плачет мой сын. Пожалуйста, поговори с ним прямо сейчас!

Вау, она впервые назвала меня полным именем! Так всегда делал Юри… Юри…

- Он тут?

- Нет, сказал, что пойдет на мост. Он часто туда уходит, когда ему грустно. Говорит, что смотрит на воду – и становится лучше.

- Какой мост? – нетерпеливо уточнил я и, получив ответ, сунул ей один из букетов, поблагодарил и, накинув поверх костюма спортивную кофту, ринулся прочь из здания, игнорируя восклицания и крики Якова за спиной.

Юри, пожалуйста, пожалуйста, дождись меня!

Я увидел его фигуру издалека. Все это расстояние я бежал – благо, было недалеко, - и, несмотря на то, что дыхания уже не хватало, ноги были тяжелыми, словно к ним гири привязали, бок колол, а сердце колотилось, как бешеное, я ускорился еще сильнее, выжимая из себя все, что только мог.

Наверное, вид у меня, когда я подбежал к нему, был жуткий. Но это волновало меня в последнюю очередь.

Я видел, как он напрягся, готовый уйти, и поднял руки, словно преступник:

- Подожди. Я лишь хочу поблагодарить, - голос хрипел, горло, кажется, превратилось в пустыню.

- Поблагодарить? - медленно переспросил Юри. Он смотрел на меня взглядом, от которого я чувствовал, как вмуровываюсь в лед, а потом по этому льду проезжает сотня русских танков.

Я протянул ему букет и медаль.

- Моя победа – лишь благодаря тебе. Я видел…ты сидел там. Спасибо, что не ушел. Я посвятил эту программу тебе, я катался ради тебя. И теперь благодарю за первое место. И… твоего отца, разумеется. Спасибо. Если бы не вы…

Он молча смотрел на меня. Я занервничал - что такое? Я сказал что-то не так?

- Медаль твою я брать не буду. И букет тоже.

- Почему?

- Она мне ни к чему, - просто ответил он. Я выдохнул сквозь сомкнутые зубы, кивнул и, подойдя к перилам, размахнулся, чтобы бросить ее в воду. Если Юри не нужна эта железка, не нужен я, так для чего она мне? Это была заведомо нечестная игра.

Внезапно я почувствовал, как он перехватил мою руку и буквально выдрал ленту из пальцев. Я обернулся, глядя с надеждой.

- Значит, все же возьмешь?

Он покачал головой. Ветер трепал его волосы, и это было так красиво, что я еле сдержал порыв дотронуться до них. Но он бы не позволил, я знаю.

- Ты поразительный человек, Виктор. Так старательно топчешь свои способности и таланты - ради чего?

Я ничего не ответил на этот вполне риторический вопрос, почти боясь продолжения.

- Ты же и сам все понял, правда? Но не хочешь в это верить, жалея себя и принижая свои заслуги. Я ничего не сказал отцу ни вчера, ни сегодня, потому что знал, что в этом нет смысла. И медаль эта мне ни к чему, потому что она твоя и только твоя, - он взялся за ленту, растягивая ее в разные стороны, и, приподнявшись на цыпочки, надел ее мне на шею, мазнув по коже пальцами. Меня от этого случайного прикосновения словно током шандарахнуло. О господи, ну что за херня! Почему я должен уже второй раз желать человека, которому до меня нет дела?

Лишь спустя несколько мгновений я полностью осознал, что он сказал.

Время для меня словно замерло.

- Что…

- Ты сам взял золото, Виктор! – раздраженно объяснил он. - Ты - своими силами. И, если тебе интересно, это была одна из лучших программ, виденных мною за всю жизнь, да и отец с остальными членами жюри был в восторге. У тебя не городской уровень. Почти уровень международных чемпионатов и Олимпиад - может быть, но не городской! – он внезапно всхлипнул, вытирая мокрое лицо розами из букета, который все же оставил себе. – Ох, ну опять…

- Юри… Ну не плачь из-за меня, ради бога, не плачь! Мне больно это видеть! – пробормотал я растерянно. Что мне делать? Как все исправить?

Несмотря на вполне четкий запрет касаться себя, данный чуть ранее, Юри ни слова не сказал, когда я, набравшись смелости, притянул его ближе и обнял, целуя в макушку и шепча что-то успокаивающее. Букет, наверное, помялся, но сейчас это было последним, о чем я мог думать.

Он отстранился спустя несколько долгих, но таких прекрасных минут, и мы вновь, как и до моего проката, стояли и смотрели, не отрываясь, впитывая друг друга, запечатлевая в памяти на века – он, бледный и заплаканный, и я, покрасневший от бега и растрепанный. Красавчики, что тут скажешь.

Я любил этого человека больше, чем свою чертову жизнь. Я понимал, что не смогу пережить, если потеряю его окончательно, поэтому все же решил прервать эту молчаливую мокрую кратковременную гармонию между нами и попытаться все же объясниться перед ним. Даже если не простит – я буду знать, что он в курсе, что он слышал меня.

Я взял его за ладонь, чтобы он не смог уйти, пока я не закончу, и поцеловал ее – как тогда, в онсене, но теперь не было никаких глупых отговорок. Я безумно любил его. Он был моим смыслом, и я хотел, чтобы он стал еще и моим мужем когда-нибудь, как говорила Хироко – мудрая женщина, узнавшая обо всем все еще раньше, чем мы сами. Чтобы он был со мной всю мою жизнь и стал последним, кого я увижу перед своей смертью. Чтобы он просто был моим.