В двух лицах - Страница 22

Соседи напротив приходили к выводу, что Уилли старается заглянуть к ним в спальни, жаловались его брату, и ему попадало. Но Уилли не интересовали узкогубые тусклоглазые домохозяйки Риджуэй-стрит — как и неведомые красавицы, которые порой являлись ему во сне.

Просто Уилли любил смотреть на затихший городок, когда все остальные спали. В течение этих бесценных часов они словно умирали, оставляя его в покое, и некому было кричать на него, смотреть с сердитым раздражением…

Когда начали падать первые метеоры, Уилли был на своем посту — на верхнем этаже узкого высокого здания. Дрожа от волнения, он схватил старенький перламутровый театральный бинокль, украденный из лавки старьевщика Куни на углу, и навел его на темную чашу небес. Всякий раз, когда он видел сверкающий метеор, который в расстроенном бинокле казался радужным, в его мозгу начинали копошиться бесформенные пугающие мысли. Обостренные инстинкты, свойственные тем, кто остается за гранью нормального существования, подсказывали ему, что эти стремительные полоски света несут особую весть ему одному — но вот какую?

Уилли следил за ними до самого рассвета, скорчившись в знобящей тьме тесного чердака, а тогда закрыл окно и отправился спать.

Когда он проснулся и спустился вниз позавтракать, бакалейная лавка на первом этаже была полна покупателей и Аде с Эмили, его старшим сестрам, некогда было приготовить ему что-нибудь, и Уилли намазал себе бутерброды банановой пастой с мармеладом.

Он жевал рассеянно, почти не видя страниц книги, которую листал, не слышал рокота картофелин, скатывающихся в лавке на весы. Ибо во сне, прямо как в Библии, ему открылось страшное, холодящее кровь значение падающих звезд.

Он испытывают светлый восторг от того, что на него было возложено оповестить об этом мир, но его давила грозная ответственность. До сих пор Уилли никогда ни за что не отвечал, и он сомневался в себе, а уж тем более, когда ему предстояло дело столь немыслимой важности. Весь день он бродил по темному унылому дому, стараясь придумать, как выполнить поручение Бога, но ничего достойного так и не придумал.

В сумерках его брат Джо вернулся с газового завода, где работал, и очень рассердился, что Уилли не побелил стену во дворе. Уилли его почти не слушал, кротко терпел поток сердитых слов, а сам мысленно искал и искал способ, как оправдать доверие Бога.

Ночью метеоры сверкали даже ярче, чем накануне, и Уилли охватила непривычная потребность поторопиться. Он чувствовал себя глубоко виноватым, что так ничего и не сделал, чтобы донести до людей Весть. Он тревожился все больше, а когда Уилли бывал чем-то поглощен, он впадал в состояние близкое к идиотизму. Рассеянно бродя по лавке, он опрокинул корзину с помидорами, а потом уронил ящик с пустыми бутылками из-под кока-колы на выложенный плитками пол.

Миновала еще одна ночь мерцающего блеска, прежде чем он придумал план. Очень жалкий план, насколько он понял, сумев его оценить с некоторой долей объективности — но ведь Бог, конечно, лучше Уилли знал слабости своего избранного орудия.

Наконец сообразив, что ему следует делать, Уилли загорелся желанием тотчас взяться за работу. Он не лег спать после своего ночного бдения, а сбежал вниз и шмыгнул к двери на задний двор поискать там столярные инструменты. Джо стоял у плиты, уже одетый в замасленный коричневый комбинезон, и прихлебывал чай. Он бросил на Уилли взгляд, полный обычной растерянной ненависти.

— Уилли, — сказал он едко, — если ты сегодня не кончишь побелку, я сам за нее возьмусь — с тобой вместо кисти.

— Да, Джон.

— В последний раз предупреждаю, Уилли. Нам всем до смерти надоело, что ты палец о палец не ударишь, чтобы оправдать хлеб, который ешь.

— Да, Джо.

— Валяешься в постели всю ночь и полдня вдобавок.

— Да, Джо.

Уилли уставился на квадратное лицо своего брата и чуть было не поддался соблазну объяснить, как хорошо для Джо, Ады, Эмили и всех других людей в мире, что он вовсе не лежит в постели всю ночь. Благодаря его бдениям они все получили чуточку лишнего времени. Но он решил, что пока еще рано что-нибудь говорить, и отошел от двери.

Работа оказалась много труднее, чем предполагал Уилли. Начать с того, что он долго не мог найти подходящий материал. Довольно много времени он потратил зря, перебирая потемневшую от дождей груду досок в углу двора, тяжелых и скользких. Он ушибал пальцы и весь перемазался зеленой слизью и обрывками оранжево-красных лишайников. В конце концов он убедился, что искать ему тут нечего и заглянул в сарайчик, который Ада и Эмили использовали как чулан.

Возле двери стоял большой фанерный ящик, набитый бумажными пакетами и листами оберточной бумаги для овощей. Уилли начал было аккуратно извлекать содержимое, но кипы бумаги оказались неожиданно тяжелыми, а пальцы у него онемели. Кипы вырывались из них, падали на пол и рассыпались. Уилли терпел их каверзы, пока мог, а потом приподнял ящик, и бумажная лавина обрушилась на грязный бетон двора.

Только теперь это не важно, подумал он.

Но даже когда он разломал ящик, работа продвигалась туго. Тонкая фанера, когда он пытался ее распилить, трескалась или расслаивалась, а шляпки гвоздей проходили ее насквозь. Он трудился самозабвенно, не отрываясь, чтобы поесть или хотя бы утереть пот с прыщавого лица, и к вечеру завершил хлипкую конструкцию, которая более или менее отвечала его требованиям.

Его терзал голод, но ему повезло, что за весь день ни Ада, ни Эмили не высунула очкастого лица из кухонной двери, и он решил продолжать. Отыскал жестянку красной краски, отыскал кисть, и принялся ими орудовать, иногда тихонько постанывая от сосредоточенности, на какую только было способно его сознание.

Кончил он в начале шестого и — краске ведь все равно нужно было время, чтобы высохнуть — решил почиститься и съесть что-нибудь. Он тяжело взбежал потемней лестнице, умылся и лихорадочно переоделся в праздничный костюм, достойный такого случая. Убедившись, что еще не стемнело, Уилли сбежал на первый этаж, задыхаясь от нетерпения.

В узком коридоре за лавкой он натолкнулся на плотную фигуру Джо, который только что вернулся с работы.

— Ну? — Голос Джо был глухим от сдерживаемой злости. — Побелил?

Уилли растерянно уставился на него. Он совсем забыл про побелку.

— А… времени не хватило. У меня было много дела.

— Так я и думал! — Джо ухватил Уилли за лацканы и поволок его к черному ходу, пустив в ход всю свою зрелую силу. — Беги! Не то я тебя убью, Уилли! Слышишь? Убью!

Джо открыл заднюю дверь, вытолкнул Уилли во двор, а дверь захлопнул. Уилли беспомощно посмотрел по сторонам, смигивая слезы, потом затрусил к сараю, достал закрытое ведро с побелкой и широкую кисть. Он взялся за работу с бешенством, плескал пузырящуюся жижу на старые неровные кирпичи длинными кривыми мазками, не думая о своем костюме. Час спустя все стены были выбелены, и Уилли, разогнув ноющую спину, отставил ведро стертыми почти до крови руками. Именно в эту секунду дверь открылась и во двор вышел Джо.

— Уилли, я жалею, что на тебя накричал, — устало сказал он. — Иди-ка в дом и поешь.

— Я не хочу, — ответил Уилли.

— Послушай, я же сказал, что жалею… — Джо умолк, заметив грязную пену истоптанной бумаги перед сарайчиком. И тут же его взгляд остановился на плоде дневных трудов Уилли. У него отвисла челюсть.

— Что за черт?..

— Не подходи!

Уилли испытал прилив ужаса, верно угадав, как подействовало на Джо то, что он увидел, и понял, что исправить положение будет не легко. Он оттолкнул Джо и бросился к своему творению. Джо попытался схватить его, но Уилли, исполненный божественного гнева, отшвырнул его одной рукой. Уголком глаза он заметил, что Джо рухнул на груду досок, и почувствовал прилив торжествующей веры. Он поднял шаткое сооружение, надел его на плечи и решительным шагом вошел в дом. Покупательницы завизжали, когда он, торопясь на улицу, прошел через лавку. Уилли лишь смутно заметил их крики и серые испуганные лица своих сестер за прилавком. Впервые в жизни он нашел свое место в мире и должен был совершить нечто важное. Ничто не могло его остановить.