В дурном обществе - Страница 6

Дафна Ноулз уселась в кресло-качалку на тростниковой раме, обитое ярко-зеленым кретоном в розовый цветочек, и жестом указала мне на диван. Я мгновенно утонула в мягких подушках, оказалась ниже хозяйки и поняла, что очутилась в невыгодном положении. Дафна, лучезарно улыбаясь, начала раскачиваться в своей качалке. Кресло протестующе поскрипывало.

– Значит, вы и есть девочка Аластера!

В первый ужасный миг мне показалось, что она все перепутала и приняла меня за внучку Аластера, которая умерла. Я с трудом наклонилась вперед и поспешно заговорила:

– Нет, я Фран, которую он…

– Да-да, знаю.

Дафна махнула на меня рукой, и я снова откинулась спиной на мягкие подушки. Надо сказать, встать с такого дивана гораздо труднее, чем сесть на него. Невозможно ни поставить ноги на пол, ни схватиться за что-нибудь руками. Нет точки опоры.

– То, что произошло, очень печально, но жизнь все-таки продолжается. Я верю в переселение душ. – Качалка скрипнула. Я поняла, почему Дафна предпочитает сидеть в ней, а не на диване или не в одном из двух таких же мягких, как диван, кресел.

– Один мой друг тоже в него верит, – ответила я.

Посерьезнев, Дафна подалась вперед и продолжала:

– Видите ли, труднее всех приходится не мертвым. Труднее всех приходится живым, которым надо как-то жить дальше после того, как они потеряли близкого человека. Я советовала Аластеру не беспокоиться за Терезу, но он воспринял случившееся очень тяжело. – Дафна вздохнула и оживилась: – Он сказал, вы хотите стать актрисой?

– Точнее, мечтаю, – добавила я уныло. – Все мы о чем-то мечтаем. Какое-то время я в самом деле ходила на курс актерского мастерства, но пришлось бросить.

– Ах да, – ответила она, покосившись на пишущую машинку. Я гадала, прилично ли спросить, над чем она работает. Но она, не дав мне заговорить, спросила: – Хотите осмотреть квартиру?

Звякая связкой ключей, она вывела меня на крыльцо, и мы спустились в цокольный этаж.

– Как видите, – продолжала Дафна, – она совершенно отдельная, и в ней есть все, что нужно. Теперь туда не нужно ходить через мою квартиру. Ход заложили кирпичом. – Она отперла дверь, и мы вошли.

Кажется, она решила, что мне захочется осмотреться самостоятельно, потому что осталась на пороге и стала ждать.

Я увидела, что мебель состоит из соснового грубого стола и четырех стульев, а также большого старомодного дивана, обтянутого синим репсом. На низком журнальном столике стоял небольшой телевизор. На полу лежало новое коричневато-серое ковровое покрытие.

Толкнув дверь сбоку, я увидела небольшую ванную, где недавно поменяли сантехнику. Внимательно осмотрела крошечную кухоньку, которую мельком видела снаружи. Как и в комнате, в ней было окошко, впускавшее свет из сада. Пусть снаружи квартирка и ниже уровня тротуара, изнутри кажется, что я почти на первом этаже… Мне понравилось, что на кухоньке есть все необходимое: и изящная маленькая плита, и холодильник.

Должно быть, за такое жилье она запросит безумные деньги. Я была благодарна Аластеру, но он все же многого не понимал. Я знала, что такое жилье мне не по карману.

Из любопытства я вернулась к двери и спросила:

– А зачем возвели ту стенку?

– Там теперь проход в спальню. – Дафна повела меня к двери слева от подвального окошка. Открыла ее, и мы очутились в узком коридорчике, пройдя который попали в квадратную комнатку без окон. То есть без окон в обычном смысле слова. Свет проникал туда через круглое отверстие в потолке, и я поняла, что мы находимся под тротуаром. Эврика!

– Викторианский угольный погреб, – объяснила Дафна. – В наших домах имелись все тогдашние бытовые удобства. Уголь сгружали вниз по желобам, которые закрывались бронзовыми крышками – вы, наверное, обратили на них внимание, когда шли сюда. Прямо в погреб – и не нужно пускать угольщиков в дом. Большинство соседей по-прежнему используют погреба как хранилища для всякого хлама, но я и еще несколько человек сделали на их месте дополнительные комнатки в цокольном этаже. Вот зачем понадобился проход. Раньше попасть туда можно было только через люк с улицы.

Она включила свет. В комнате более или менее умещались сосновая кровать и платяной шкаф. Несмотря на уют, здесь я почувствовала приступ клаустрофобии. Неприятное чувство усиливалось от шарканья шагов над головой. Может, такая комната позволит поторговаться и немного сбить цену? Не всем понравится такая спальня.

– Через стекло ничего не видно, – заверила меня Дафна, наверное решив, что я молчу, потому что меня беспокоит окошко в потолке. – Да и мимо проходит совсем немного народу. Улица у нас очень тихая.

Настало время признания. Я понимала, что не имею права больше морочить хозяйке голову.

– Квартира очень милая, но мне она не по карману. Извините… Спасибо за то, что потратили на меня столько времени и все мне показали.

Дафна склонила голову набок и сразу стала похожа на высокую, тощую птицу.

– Если квартира вам в самом деле нравится и подходит вам, – деликатно ответила она, – мы можем договориться об условиях, которые подойдут нам обеим.

Сердце у меня екнуло. Я сурово приказала ему успокоиться и не начинать волноваться о том, чего не случится.

Дафна провела меня назад, в гостиную, и мы обе сели на синий диван, обитый репсом.

– Видимо, я должна кое-что вам объяснить, – сказала она. – Мне семьдесят один год.

Я выразила удивление; она не выглядела на свой возраст. Дафна только отмахнулась:

– Друзья и родные постоянно вмешиваются в мою жизнь – разумеется, из лучших побуждений. Например, им кажется, что я не должна жить совершенно одна. Не понимаю почему. Я в отличной физической форме и, по-моему, еще не совсем спятила. Но они все зудели и зудели, не давали мне покоя… Поэтому я сделала ремонт в цокольном этаже, расширила квартиру за счет бывшего угольного погреба и даже сделала отдельный вход. С ремонтом я не спешила. Сначала я вовсе не хотела ничего сдавать. Мне делается дурно при мысли, что в моем доме будет жить кто-то чужой, пусть даже в нижнюю квартиру ведет отдельный вход. Но в конце концов ремонтные работы закончились, и мои родственники тут же начали спрашивать, когда же я помещу объявление о сдаче квартиры.

Я ответила им, что никаких рекламных объявлений помещать не буду, а жильца к себе пущу только по рекомендации, причем хорошего человека. Все дружно начали присылать ко мне своих знакомых, но ни один из них не показался мне вполне симпатик, как говорят французы. Между нами совершенно не возникало взаимопонимания. Родственники пытались убедить меня, что взаимопонимание не играет никакой роли – ведь мне даже не придется общаться с жильцами. Но тогда какой смысл пускать в свой дом посторонних? Ведь идея состоит в том, чтобы в случае необходимости я могла быстро позвать кого-то на помощь. И уж если такая необходимость возникнет, вряд ли мне захочется звать на помощь людей, которые мне не нравятся, правда? Поэтому я под разными предлогами отказывала всем.

Дафна замолчала и бросила на меня тревожный взгляд, словно спрашивая, понимаю ли я ее. Я ее прекрасно понимала и так ей и сказала. Родственники и знакомые, пусть и из лучших побуждений, хотели урезать ее личную жизнь и ее независимость. Так как я сама больше всего на свете ценю свою независимость, я прекрасно понимала ее чувства и попыталась ей это объяснить.

Она просияла и энергично закивала:

– Так и думала, что вы поймете! Аластер нисколько не сомневался, что вы – именно то, что мне нужно, но я не спешила радоваться. Хотела подождать и увидеть вас своими глазами. По-моему, вы в самом деле симпатик. Поэтому, если квартирка вам понравилась, давайте договоримся. Вы будете платить столько, сколько сможете.

Я была не в том положении, чтобы отказываться. И потом, я понимала, что лучшего мне вообще никогда не предложат – возможно, за всю жизнь. Впрочем, кое-какие сомнения у меня все же зародились. Во-первых, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И не обязательно придется платить деньгами. Во-вторых, меня сильно смущала подземная спальня. Но обо всем этом можно было поволноваться и потом. Я сказала Дафне, что квартирка мне очень нравится.