В деснице благодати - Страница 7
легкоатлет, способный пересечь помещение, в котором топчутся десятки ног.
Первопроходец, исследовавший недра баптистерия. Смельчак, заглядывавший в бездну
с вершины шкафа и прошедший по самому краю подоконника. Существует ли в стране
сверчков легенда о семечке раздора, которое подбросили сверчкам завистливые люди?
Случается ли изумленным сверчкам восклицать: «Че- ловече праведный!»?
Возможно, лучший вопрос: кому поклоняется сверчок? Понимает ли он, что у
здания был создатель? Или он поклоняется самому зданию? Или какому-то
определенному месту внутри? Не думает ли он, что, поскольку никогда не видел
создателя, значит, его и нет?
Так думает гедонист. Поскольку он никогда не видел, чья рука сотворила
вселенную, то считает, что нет жизни, кроме «здесь и сейчас». Он уверен, что нет
никакой истины за пределами этой комнаты. Никакого предназначения, кроме
удовольствий. Никакого божественного фактора в уравнениях. Он не заботится о
вечном. Подобно сверчку, который отказывается признать строителя здания, он
отказывается признать устроителя мироздания.
Гедонист решил жить так, как будто Творца нет вообще. И опять же, Павел
называет это безбожием. Он пишет: «...они не заботились иметь Бога в разуме...» (Рим.
1:28).
Что происходит, когда общество смотрит на мир глазами сверчка? Что происходит, когда тростниковая хижина предпочитается дворцу отца? Приводит ли к каким-то
отрицательным последствиям безбожная погоня за наслаждением? Приходится ли
расплачиваться за то, что живешь одним днем?
Гедонист говорит: «Кого это касается? Может быть, я плох, ну и что? То, что я
делаю, касается только меня». Его больше заботит удовлетворение собственных
похотей, чем познание Отца. Его жизнь настолько заполнена жаждой удовольствий, что
для Бога не остается ни времени, ни места.
Прав ли он? Хорошо ли прожигать свою жизнь, воротя нос от Бога?
Павел говорит: «Категорически нет!»
Согласно 1-й главе Послания к Римлянам, отказываясь от Бога, мы теряем нечто
большее, чем цветные витражи в церкви. Мы утрачиваем нравственные нормы, лишаемся цели в жизни, остаемся без поклонения Богу. Как пишет о таких людях Павел, они «...осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели...» (Рим. 1:21-22).
1. Мы утрачиваем нравственные нормы
Однажды, когда мне было девять лет, я похвалил игрушечный самолет приятеля.
Он буркнул:
— Я украл его.
Он, видимо, прочел на моем лице изумление, потому что спросил:
— Думаешь, это плохо?
Когда я сказал, что да, он ответил просто:
— Может быть, это плохо для тебя, но не для меня. Украв этот самолет, я никому не
причинил вреда. Я знаю парня, у которого украл этот самолет. Он очень богатый. А я
нет. Ему купят еще один, не то что мне.
Что вы скажете о таком рассуждении? Если вы не верите в жизнь там, над сводами, сказать вам нечего. Если нет высшего добра вне мира, как нам определить, что есть
добро в мире? Если это решается мнением большинства, что получится, если
большинство ошибется? Что вы будете делать, когда большинство детишек в
какой-нибудь компании скажет, будто можно воровать, грабить и даже стрелять из
машины по прохожим?
Лишенный моральных абсолютов мир гедониста хорошо выглядит на бумаге и в
университетском курсе философии — ну а в жизни? Спросите отца троих детей, от
которого ушла жена, сказав на прощанье: «Может быть, для тебя разводиться плохо, а
для меня — нормально». Или поинтересуйтесь мнением девушки, беременной и
несчастной, которой ее парень заявил: «Если у тебя будет ребенок, это твои проблемы».
Или пенсионера, лишившегося своих сбережений из-за афериста, считающего, что все
позволено, пока не поймали.
С другой стороны, при мировоззрении, допускающем существование Бога, найдется что ответить вору из моего детства. Вера учит людей с кругозором сверчка
соответствовать эталону более высокому, чем чьи-то личные мнения: «Ты можешь
думать, что это позволено. Общество может считать это допустимым. Но Бог, сотворивший тебя, сказал: “Не кради” — и сказал не просто так».
Попробуйте, кстати, довести безбожные размышления до их логического конца, и
вы увидите, что получится. Что происходит, когда общество перестает различать, что
такое хорошо и что такое плохо? Прочитайте ответ на одной тюремной стене в Польше:
«Я освободил Германию от таких глупых и вредных понятий, как совесть и
нравственность»1.
Знаете, кто этим гордился? Адольф Гитлер. А где написаны эти слова? В
фашистском концлагере. Посетители читают это заявление, а потом видят его прямые
следствия — помещения, где сложены тонны женских волос, комнаты с изображениями
кастрированных детей и печи, ставшие для Гитлера окончательным решением вопроса.
Лучше всего сказал об этом Павел: «...омрачилось несмысленное их сердце...» (Рим.
1:21).
«Послушай, Макс, ты зашел слишком далеко. Разве не преувеличение говорить, что
все начинается с кражи игрушечного самолета, а кончается холокостом?»
В большинстве случаев до этого не доходит. Но такое возможно, и как это
предотвратить? Какую плотину выстроит отрицающий Бога мыслитель, чтобы
преградить путь потоку? За какой якорь схватится атеист, чтобы общество не смыло
морским приливом? Если общество исключает фактор Бога из уравнений человеческой
жизни, сколько мешков с песком ему понадобится против надвигающегося вала
варварства и гедонизма?
Как сказал Достоевский, «если Бога нет, то все позволено» 4.
2. Мы лишаемся цели в жизни
Приведенный ниже разговор произошел между канарейкой в клетке и жаворонком
на подоконнике. Жаворонок посмотрел на канарейку и спросил:
— Какая у тебя цель в жизни?
— Моя цель — есть зерно.
— Для чего?
— Чтобы у меня были силы.
— Для чего?
— Чтобы петь, — ответила канарейка.
— Для чего? — расспрашивал жаворонок.
— Когда я пою, мне дают больше зерна.
— Значит, ты ешь, чтобы у тебя были силы петь, чтобы получить больше зерна, которое ты сможешь съесть?
— Да.
— Знаешь, есть кое-что получше этого, — начал жаворонок. — Если полетишь за
мной, я помогу тебе найти лучшую жизнь, но ты должна расстаться с клеткой.
4 Один из героев Достоевского действительно высказывался в этом роде; самая близкая к приписываемой писателю фразе
точная цитата из «Братьев Карамазовых» звучит так: «...так как Бога и бессмертия все-таки нет, то новому человеку
позволительно стать человекобогом, даже хотя бы одному в целом мире, и уж, конечно, в новом чине, с легким сердцем
перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится. Для Бога не существует
закона! Где станет Бог, там уж место Божие! Где стану я, там сейчас же будет первое место... „все позволено" и шабаш!». —
Примеч. ред.
Трудно найти смысл жизни, когда она проходит в клетке. Но это не удерживает нас
от попыток. Стоит достаточно глубоко заглянуть в душу любого человека, и мы увидим
там это стремление к осмысленности бытия, поиски своего призвания. С той же
непреложностью, с какой ребенок дышит, рано или поздно он задумается, в чем смысл
жизни.
Некоторые ищут смысл в карьере. «Мое призвание — стать дантистом».
Прекрасная профессия, но вряд ли она сама по себе может оправдать существование.
Такие люди предпочитают быть теми, «кто делает свое дело», а не теми, «кто живет