В дебрях Центральной Азии - Страница 2

Слева в глинобитном скромном домике, очевидно, помещалась кухня и жилье прислуги, а из будки возле него выскочила и залаяла большая собака, гремя короткой цепью. Подальше у той же стены виден был навес с яслями и конюшня.

Лай собаки вызвал хозяина, появившегося в дверях домика.

– Здравствуйте, Фома Капитонович! - приветствовал его Боков, протягивая руку.

Кукушкин был среднего роста, худощавый и немного сутулый. Лицо бронзового цвета имело монгольский облик: узкие и чуть косые глаза, плоский нос, выдающиеся скулы, тонкие седые усы и жиденькая бородка. На голове китайская черная шапочка с красной шишкой, на плечах - поношенный халат китайского фасона из синей дабы и на ногах войлочные туфли на толстой подошве. Встретив Кукушкина на улице, я бы, несомненно, принял его за старого китайца.

Консул представил меня, и мы вошли в комнату, расположенную справа от небольшой полутемной прихожей это был кабинет хозяина. Простой письменный стол, подрытый зеленой клеенкой, пузырек с чернилами, несколько листов бумаги. Справа - кучка книг квадратного формата в странных переплетах из дощечек, скрепленных желтыми лентами - тибетских рукописных, как я узнал позже. Слева большая бронзовая статуэтка какого-то буддийского божка с круглым улыбающимся лицом и цветком в поднятой руке. Несколько тяжелых китайских кресел возле стола, на которые мы уселись. У задней стены небольшой кан, т. е. китайская теплая лежанка, но из цветных кафельных плиток и неширокая, на двух человек, покрытая хотанским ковриком с геометрическим узором. На кане - китайский ватный валик вместо подушки. На стене над каном висели две длинные китайские картины из сильно потемневшей шелковой материи с вышитыми на ней пейзажами, домами и людьми. Справа от кана - большая этажерка с книгами в переплетах и без них. На окнах белые кисейные занавески и горшки с какими-то странными, незнакомыми мне цветами.

Я успел рассмотреть всю обстановку комнаты, пока Боков рассказывал Кукушкину, кто я такой и с какой целью приехал в Чугучак.

– Вот бы вам, Фома Капитонович, вспомнить старые годы и проводить русскую экспедицию по Джунгарии. Наконец-то обратили внимание на то, что мы совсем не знаем эту пограничную область, - сказал Боков. - Вы ведь изъездили ее вдоль и поперек и могли бы оказать большую помощь.

Кукушкин вздохнул и покачал головой. - Поздно, Николай Иванович! Лет пять назад я бы поехал с большим удовольствием. Но одолел ревматизм. Сказались старые похождения. Вспомните, как долго я хворал зимой, не мог даже поздравить вас с светлым праздником.

– Знаю, знаю, - ответил консул. - Но я думал, что вы поправились к лету и сможете поехать. Не так ведь далеко, - в соседние горы.

– Я на коня-то уже не взберусь, Николай Иванович! Даже на заимку, совсем близко от города, в тарантасике езжу. В горы в нем не поедешь. И спать могу только на теплом кане, в палатке не усну, всю ночь буду охать и стонать! Где уж мне ездить, наездился!

– Очень жаль, Фома Капитонович! Теперь бы ваши знания здешних гор очень пригодились. А ваш компаньон Лобсын не вернулся ли из Урги? Он ведь тоже знаток нашего края.

– Нет, еще не вернулся. Зимой с паломниками прислал мне письмо. Еще на год решил остаться в Урге, - он для нашего консула тибетские книги переводит.

– А кого вы могли бы указать профессору из здешних бывалых людей в качестве проводника и переводчика?

Кукушкин задумался. - А вот, татарин Мусин подойдет. Он по нашим горам много ездил, подряды у русско-китайской компании брал, уголь, лес, муку возил на их рудники.

– А как он насчет языков?

– По-киргизски хорошо объясняется, монгольского, правда, не знает. Но в наших горах больше киргизы живут.

– Я уже послал его к профессору помочь в покупке лошадей. А вы не сможете ли профессору указать, что знаете про здешние богатства, про золото, уголь, асфальт, про древний город. Он этим очень интересуется.

– С удовольствием, все, что смогу. Вечерком зайдите ко мне, господин ученый, я приготовлю записку и покажу вам свою рукописную карту. А Мусин знает дороги ко всем этим местам.

Боков поговорил еще с Кукушкиным насчет его заимки и сада, затем мы простились и вернулись в консульство. Вечером я посетил еще раз кладоискателя, получил список известных ему месторождений золота, угля и асфальта и даже с их оценкой, довольно фантастической, как мне показалось. Он показал мне и свою карту. Горы были нанесены на ней по китайскому методу в виде маленьких конусов друг возле друга по направлению их длины. Были показаны и дороги, и месторождения, но масштаба не было, и расстояния указаны приблизительно вдоль дорог в верстах. Эту карту он согласился дать мне до следующего утра, и я успел ее скопировать. В дополнение к списку она была полезна для ориентировки.

Консул во время наших свиданий по делам и за обедами сообщил мне следующие сведения о Кукушкине.

Фома Капитонович был родом с Алтая, куда его отец был сослан по делу декабристов, менее видных и потому не удостоенных ссылки на каторжные работы в Нерчинский край. Поселившись в живописной долине реки Бухтармы, он женился на торгоутке монгольского племени, от которой его сын унаследовал монгольский облик и знание языка. Отец завел там пчельник и маральник, оставлявшие ему много свободного времени для чтения и размышлений. Он дал своему единственному сыну хорошее образование, приучил его к чтению книг по естествознанию и о путешествиях, которые получал с родины. Мальчик помогал ему в работах, в уходе за пчелами и маралами, осенью сопровождал его в Семипалатинск, куда они сплавляли по Иртышу партию меда и маральих рогов, привык к передвижению, к наблюдению явлений природы. Когда отец умер, Фоме было лет около 20; его мать с двумя дочерьми продала пчельник и маральник и уехала на родину, к озеру Марка-куль, вернулась к кочевой жизни, по которой тосковала в деревне.

Фома нашел место приказчика в Устькаменогорске у купца, торговавшего красным товаром в Монголии, сделался у него подручным и привык к путешествиям. Но сидение в лавке в течение весны и лета оставляло много свободного времени, и он продолжал заниматься чтением книг, которые брал в библиотеке, а у купца вел всю переписку и отчетность. Несколько лет спустя он перебрался в Чугучак, где служил также переводчиком в консульстве при разборе торговых дел между монголами и китайцами.