В дебрях Борнео - Страница 1

Все, что расскажет об острове Борнео много исходивший и немало повидавший путешественник, ученый-естествоиспытатель, просто знаток жизни и обычаев народов чужих стран или историк, восстанавливающий исчезнувшее с лица земли прошлое по загадочным полуистертым надписям на каких-нибудь развалинах, — все это нам, живущим обыденной жизнью, покажется какой-то фантастической сказкой, какими-то причудливыми грезами, талантливой выдумкой.

Огромный остров, берега которого омываются водами лазурного океана, Борнео и до наших дней ревниво хранит свои тайны от европейца. Завладев островом и поделив его между собой, голландцы и англичане поделили как рабов и его население. Они понастроили по побережью свои города, поставили свои крепости и держат здесь и там свои гарнизоны.

Но и в наши дни на Борнео есть огромные пространства земли, куда никогда еще не ступала нога европейца, есть тайные уголки, где в первобытной прелести своей сохранилась могучая растительность, уцелели убежища вольнолюбивых дикарей-аборигенов, не желающих подчиняться игу, приготовленному для них европейцами.

И есть огромные пространства земли, где взор путешественника на каждом шагу встречает следы некогда бившей ключом могучей жизни, остатки, обломки, осколки угасшей культуры: развалины колоссальных храмов, руины огромных городов, остатки водопроводов и прочее. И все это поглощено лесом, который кажется вековечным, и все это прячется от света солнца под зеленым покровом. Словно мать-природа сама стремится укрыть от осквернения могилы умершей культуры…

Могучие потоки бурно мчатся с девственных горных вершин, пробивая себе дорогу к морю. На их пути — долины, леса. Местами потоки, не находя выхода, разливаются широкими озерами, напоминающими моря. Местами, встретившись с грядами скал, они пробуравливают гранитные стены, прорезают себе дорогу в камне, образуя глубокие ущелья. Иногда такой путь потока скрыт от людского взора: вода нашла себе дорогу в недрах гор, поток обратился в подземную реку, его таинственное ложе состоит из тянущихся на сотни миль подземных галерей.

Стоят могучие леса с деревьями-великанами. Высоко в небо уходят их гордые вершины. Могучие, словно колонны, нет, даже не колонны, целые башни, стволы оплетены вьющимися паразитными растениями, дают опору побегам то переплетающихся, то свивающихся в клубок, то расползающихся, словно потревоженные змеи, лиан. Умрет такой задушенный лианами лесной великан, сгниют его корни, засохнет ствол. Но и мертвый он стоит как живой, потому что вокруг него, служа ему опорой, пышно разрослась чужеродная зелень.

Рядом со стройной прекрасной перистой пальмой стоит уродливый банан. Рядом с деревом, плоды которого так ценятся, высится другое. К нему тоже приходит человек, но за тем, чтобы набрать текущий по древесине сок, обмакнуть в этот сок стрелы и сделать их смертоносными; это знаменитый упас, или анчар, о котором человечество сложило столько полуфантастичных легенд; упас, который воспет поэтами; упас, который фигурирует в каждом рассказе туземцев.

В этих дебрях еще и сегодня — простор и приволье для странных насекомых, для пестро-опереточных птиц, обезьян, слонов, носорогов, для пресмыкающихся всех видов.

В недрах скал природа хранит неисчерпаемые сокровища: здесь на поверхность земли из неведомых глубин пробиваются и образуют целые озера потоки нефти, здесь есть выходы лучшего в мире графита. Кое-где намытый речными струями песок содержит в себе золото. В горах, куда возможно добраться по девственному лесу лишь с величайшим трудом, удивленный странник вдруг видит сохранившиеся и до наших дней шахты. Там добывалась красная медь, оттуда, из каменной груди скал, человек извлекал свинец, олово, железо. И в этих подземных галереях, уходящих в темные глубины, нога путника иногда спотыкается о кирку или лом, оставленные неведомым рудокопом. И тогда кажется, что стоит только позвать, и этот человек, добывающий из недр матери-земли металлы и минералы, услышит гул ваших шагов, откликнется на ваш зов, вынырнет из какой-нибудь приютившей его боковой галереи.

Но никто не откликается, никто не отзывается на ваш тревожный голос, хозяин попавшей вам под ноги мотыги или лопаты бесконечно давно покинул эту шахту. Так давно, что со дня его ухода отсюда сменились сотни поколений, исчезли с лица земли не только царства, но и целые народы, изменился, быть может, самый вид земной поверхности: где было море, там появились новые материки, где была земля — стало море…

Странный народ с диковинными обычаями, удивительными верованиями, непонятной нам своеобразной культурой живет на острове Борнео.

Когда наблюдаешь жизнь его обитателей, то ясно видишь, как в ней переплетены три культуры: Китая, страны чудес — Индии и Австралии.

У обитателей Борнео нет строго определенной религии: в душе каждого из них сплетаются в причудливое целое буддизм и мусульманство, какие-то отголоски таинственных религиозных культов, рожденных в дебрях самого Борнео, искаженное учение Христа и заветы Конфуция. И все это образовало пеструю, удивительную амальгаму.

Но поток европейского влияния, вот уже почти триста лет направляющийся на эти сказочные края, делает свое дело: как ни живучи народные легенды, как ни упорны народные обычаи, нравы, — все это мало-помалу, сталкиваясь с могучей культурой белой расы, бледнеет, изменяется, перерождается. На смену старой культуре или, вернее, на смену остаткам множества погибших древних местных культур приходит могучая волна новой, молодой, всепокоряющей культуры, которая в своем победном шествии безжалостно стирает все, напоминающее о прошлом. Европейцу нужны порядок, мир, тишина. И он истребляет хищного зверя и дикого туземца с одинаковым равнодушием. Он прокладывает дороги в самое сердце девственного леса и не сожалеет, если при этом ему приходится уничтожать лесных великанов, просуществовавших тысячелетия, если для разведения плантации приходится очистить могилы прошлой жизни…

Его всесокрушающая рука без пощады сметает с дороги все, что мешает торговле, промышленности. Какое дело европейцу до развивавшейся здесь своеобразной, пестрой, причудливой жизни, напоминающей восточную сказку? Какое дело ему до легенд о былом?

А это былое, даже совсем недавнее былое, действительно, в глазах современника кажется не чем иным, как пестрой фантастической сказкой.

Племена, населявшие Борнео, еще совсем недавно пользовались полной самостоятельностью. И каждое племя вело смертельную борьбу против других племен, в которой побеждал только самый сильный, самый беспощадный и самый хитрый. Такая жизнь воспитывала из туземцев людей, не имевших ни малейшего представления о ценности человеческой жизни.

Ребенок, раньше чем научится говорить, хватался за смертоносное оружие отцов, чтобы выучиться не только защищаться, но и нападать. Юноша не получал равноправия среди соплеменников, если не мог предъявить неопровержимого доказательства своей боеспособности, своего умения истреблять людей и зверей. Влюбленный не мог просить руки любимой девушки, если он не обещал ввести ее как жену в хижину, на стенах которой красуются черепа убитых им в бою один на один врагов.

Такая жизнь порождала и особого рода людей: они не щадили чужой жизни, но не дорожили и своей собственной. Они не знали, что такое жалость и пощада, но и сами не просили пощады. Они умели убивать, но умели и умирать.

В конце первой половины XIX века на острове Борнео и на близлежащих островах разыгрались события, для описания которых нужно было бы обладать талантом Гомера. Поединки, бои, походы, сражения, завоевания, падение одних, возвышение других. Это — Илиада Борнео.

Но она еще ждет своих историков и своих поэтов.

В те дни на острове особую роль играл английский авантюрист Джеймс Брук — человек, явившийся сюда нищим скитальцем, а потом ставший повелителем огромной территории, своего рода королем. За заслуги, оказанные им при защите берегов Борнео от малайских пиратов, Брук получил от одного из набобов звание раджи Саравака, или вассального князя саравакского. Этот человек железной рукой правил своим княжеством, насаждая в нем европейские порядки. Казалось, ему удастся мало-помалу завладеть чуть ли не всем огромным островом и стать родоначальником новой европейской династии в дебрях Борнео. Но его государство просуществовало недолго: среди туземцев, которых он безжалостно истреблял и изгонял, нашелся человек, обладавший неукротимым характером, презиравший смерть, чувствовавший себя живущим полноценной жизнью только тогда, когда кругом раздавался шум боевой схватки, звенели мечи, гремели выстрелы. Этот человек, потомок одного из туземных княжеских родов, носивший имя Сандакан, обладал огромным влиянием на туземцев Борнео. Под его знамена стекались все недовольные вводимыми европейцами порядками, все выкинутые за борт жизни, смелые, жаждущие битв и добычи. И Сандакан после жестокой борьбы разрушил царство Джеймса Брука, раджи Саравака, и экс-раджа вернулся умирать в Англию таким же нищим, каким он пришел в Саравак.