В августе сорок второго (СИ) - Страница 54

— Хозяин в курсе?

— Это пока что проект. К пятнадцатому числу все выкладки моего аналитического отдела по этой теме будут готовы. Получите на согласование тут же, потом, думаю, мы внесем правки и вынесем этот проект вместе, если вы его одобрите, Лаврентий Павлович.

— Если не одобрю, вынесешь самостоятельно, да?

— Я уверен, что одобрите!

— Наглость — второе счастье, генерал, а у тебя оно — первое! В общем, будем думать… Когда документ подашь, тогда и будем думать, да! А до этого не надо мне мозги засырать, у меня итак задач…

И без никакого логического перехода:

— Здесь еще на два месяца работы. А на объекте А6 можно делать пробные запуски. На седьмое ноября решили. Тем более, что ты гарантию даёшь…

— Гарантию даже Господь Бог не даёт, не то что мы, сирые и убогие. Но должно всё получиться. Я ведь поэтому и настаиваю на том, чтобы темп научных испытаний увеличить — не делать множество промежуточных исследований, только реперные точки. — вижу, как товарищ Берия напрягся и поморщился.

— Извините, товарищ нарком, опорные, ключевые точки. Нам надо постараться как можно быстрее запустить основной процесс.

— Вот и я говорю, не будем откладывать дело в долгий ящик, раз уже готово…

— И не жалко людей лишать праздника? — спрашиваю, а сам хитро так прищуриваюсь, в стиле вождя.

— Вах, говорил мне Иосиф Виссарионович, что ты не просто клоун, а плохой клоун, правильно говорил, ты рожу не криви, ТАК не получится! Да! Шакал льву не напарник! Вах! А получится у этих всё как надо — так и праздник им организуем, и награды к празднику… у нас всё готово — дело за умниками, да!

И Берия кивает в сторону ученых, которые опять сошлись в каком-то жарком споре.

А я начал считать, понимая, что и на этот пуск меня дернут, тут к маме не ходи! И что тогда получается, что? А то, что я за весь этот год находился в семье ровно сто двадцать шесть часов — и ни минутой более! То командировки, фронт, руководство войсками, проведение операций, центры подготовки ГРУ, различные проекты и наукограды, где мне необходимо было появляться: проконтролировать, подсказать, направить, приободрить. А сколько раз приходилось ночевать на диване в своем кабинете, просто потому что больше трёх часов на сон не было и тратить два из них на поездку не имело никакого смысла. Чёрт! Понимаю, что по-другому нельзя. Но тут такое дело: даже командующим фронтами давали возможность отдохнуть, а что я? Впрочем, не я один работаю в таком режиме. Нечего ныть! Работать надо! Вот только сто двадцать шесть часов в году — это так мало!

Вашингтон, округ Колумбия

13 ноября 1942 года

Томас Эдмунд Дьюи ждал. До встречи оставалось еще три минуты. Он стоял у окна и наблюдал картинку за окном — привычную, но от этого имеющую всегда один и тот же эффект: этот пейзаж всегда успокаивал его нервы. На столе лежал документ, который он не хотел подписывать. Слишком много «Против» этого проекта. Но было несколько аргументов «За», которые он, как президент страны, которая ведёт опасную борьбу за доминирование в Тихоокеанском регионе, не мог игнорировать. Две минуты. Президент скинул оцепенение, сел за стол и поставил на документе размашистую подпись.

А уже через две минуты против него расположились два посетителя: Лайман Джеймс Бриггс, директор Национального бюро стандартов, руководитель уранового комитета и полковник Джеймс Маршалл, один из весьма деятельных руководителей военного ведомства.

— Господа, созданный президентом Рузвельтом комитет был реакцией на письмо Сцилларда-Эйнштейна. Я был недавно ознакомлен с вашим отчетом о том, что создание урановой бомбы представляется более чем возможным. Сегодня я подписал решение о создании более масштабного атомного проекта с привлечением максимально возможного количества ученых и достаточным для успеха финансированием. Результатом должно стать оружие, которое обеспечит поражение Японии и снимет все вопросы о нашем доминировании в Тихоокеанском регионе и во всём мире, я думаю именно так. Организационная работа возлагается на военных и вас, полковник. В подборе научных кадров вам поможет мистер Бриггс.[1]

Пенемюнде. Испытательный полигон.

26 ноября 1942 года.

Герман Геринг прибыл на это испытание лично. Он знал, что создание оружие возмездия — прекрасный шанс вновь занять свое пошатнувшееся положение при фюрере. К сожалению, Люфтваффе приходилось вести войну сразу на два фронта. Против британских летающих армад, наносящих удары по немецким городам, ладно бы по промышленным центрам, так нет — противник выбирал крупные города с плотной застройкой и очень тесными улицами, наследием средневекового прошлого. А еще приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы хоть как-то уравнять ситуацию на Восточном фронте, где Люфтваффе проигрывало с разгромным счетом — новые самолеты русских оказались слишком неприятным сюрпризом, Мильх считал, что только появление реактивной авиации поможет хоть как-то переломить ситуацию в пользу Рейха. Геринг достаточно доверял чутью своего помощника и заместителя, который пока что сдерживал воздушную агрессию лаймов, поэтому сейчас приехал с инспекцией на полигон, где происходило испытание нового реактивного самолета-снаряда. С утра Герман общался с учеными-ядерщиками, уверившими его, что адская смесь для самолета-снаряда готова, она будет инициироваться взрывом, создавая мелкодисперсный аэрозоль, который поможет уничтожить большое количество населения Лондона. С большим удовольствием он нанес бы удары по русским городам, да по тому же Ленинграду. Но… это было невозможно: эти объекты находились вне теоретической зоны действия ФАУ, а при подавляющем преимуществе их авиации нечего было думать о том, чтобы безболезненно преодолеть линию фронта и выпустить оружие возмездия по массовым скоплениям населения.

При виде подходившей группы военных Герман расплылся в довольной улыбке: в группе летчиков-испытателей к высокому начальству шла сама Ханна Райч, личность, можно смело сказать, легендарная. Одна из немногих летчиц-испытательниц в мире, Ханна получила всемирную известность задолго до войны, благодаря своим африканским экспедициям. Она успела повоевать и во Франции, и на Восточном фронте, Геринг прекрасно помнил, как лично фюрер вручал ей железный крест первого класса (единственной из женщин Рейха). Тут капитан Райч понадобилась для ускоренного испытания ФАУ. Была создана специальная рельсовая модель, которую должен был пилотировать летчик-испытатель, но слишком маленькое помещение смогли выделить на самолете-ракете. И только эта субтильная женщина с железной волей и стальными нервами смогла стать тем человеком, который поместился в крохотной кабинке и сумел выявить при испытаниях множество недостатков проекта[2].

Пока военные расшаркивались — между офицерами Люфтваффе поддерживались особые теплые неформальные отношения, подошли и авторы изделия: Шмидт, Коппенберг и Люссер. А еще через двадцать минут появился «Кондор». Пролетев над полигоном, четырехмоторный гигант развернулся и выпустил ракету-самолет, которая на долю секунды падала, после чего включился ее двигатель, показался сноп огня, и ФАУ легла на боевой курс. Через несколько километров, почти на пределе видимости ракета взорвалась в воздухе. Герман Геринг расплылся в довольной улыбке. А над Лондоном, пока еще незаметно, стали сгущаться радиоактивные облака.

Он бросил пить. Как ни странно, этот факт отразился и на его внешности: похудел, постройнел, исчезла болезненная одутловатость с лица, появилось больше энергии и совершенно чудовищная работоспособность. Водка его могла сгубить. Он пил, много пил, нет правильно сказать было: он ПИЛ почти постоянно, благо, не было никаких проблем найти горючее вещество в достаточном количестве. Пока что так и оставался командармом первого ранга. Аттестацию не проходил. Его шанс был перед ним на стенде. Когда Сталин предложил Кулику заняться ракетной тематикой, Григорий Иванович не подозревал, что эта тема его, старого опытного артиллериста настолько сильно захватит. Разговор с вождём, который так резко изменил его жизнь, был сложным для такого амбициозного человека, как бывший начальник ГАУ. Ему указали на дверь, мол, не тянешь ГАУ, займёшься, фактически, одной тематикой, так и сказано было: или в маршалы или на кладбище, ну не такими словами, но по-другому задание Сталина Кулик не воспринимал. Бросился к Ворошилову, с которым они дружили, но тут старый товарищ и посоветовал ему: бросай пить! Тут я тебе больше не заступник! Не могу! Тебе дали шанс отличиться, только попробуй его не использовать! Кем-кем, а дураком Григорий Иванович не был. Потом появился этот комдив, который объясни ему перспективы проекта и почему он так важен. И тоже посоветовал бросить пить. Тут еще такое дело: он уже встречался с этим Виноградовым в ГАУ, тот принес запрос на какую-то справку, которую он перебросил на Воронова, а вторая встреча была уже в доме Ворошилова. Оказалось, что комдив не только вхож к наркому обороны, они даже дружат семьями. И этот разговор с глазу на глаз действительно пронял командарма. Он согласился с тем, чтобы пройти лечение у чуть ли не уникального специалиста, который избавлял пациентов от алкогольной зависимости. Две самые неприятные недели в его жизни! И с тех пор — ни капли! Сложнее всего было ему принять данность, что научным руководителем проекта стал Королёв. Оба имели тяжёлый и бескомпромиссный характер. Но учились находить точки соприкосновения. Противоречия все равно периодически возникали, хотя бы потому, что Королёв мечтал отправить человека в Космос, а перед командармом стояла цель создать ракету, которая доставит Изделие определенных параметров в любую точку мира по баллистической траектории. Впрочем, комдив Виноградов не оставил ракетный проект своим вниманием, он имел несколько бесед с Королевым, после которых ученый как-то сдувался, и многие их конфликты стали сходить на нет. Сегодня на стенде находилась ракета Р-2-42, последнее изделие их наукограда. Кулик прошел в защищенную зону. Королёв уже тут. Тишина. Как-то оглушительно щелкнул тумблер. Двигатель ракеты разгорелся и стал реветь, вибрируя в мощных захватах, развивая всё большую мощность.